Приятель как-то задал вопрос, как же я в журналистике-то оказался?
Просто. Оказалось, что историком было стать нельзя. Защищать в 19 лет диссертацию по истории религиозных войн во Франции – нельзя.
Что была одна «наука» в этой сфере – история КПСС. В крайнем случае – история международного рабочего движения...
И вообще – стране не нужны всякие там юные любители Гаспара де Шатильона... И морально-этическая система взглядов Себастьяна Кастеллио – нет-нет, тоже не может быть темой для диссертации...
А чуть позже оказалось, что и «для себя» этим заниматься никак нельзя. Хранящееся в библиотеке МГУ русскоязычное издание записок канцлера Силлери нельзя было взять даже в читальный зал. Не положено. Только для лиц с высшим образованием... Я попытался в 1986 году. Судя по записи в абонементе, последний раз его брали в год моего рождения, в 1968-м. Но в 1986-м студент его взять не мог... Может, это как-то расшатывало советский строй? Может, скучая в Блуа вместе с Марией Медичи, несчастный канцлер, переписываясь с герцогом д'Эперноном, что-то совсем негодное написал... В общем – нельзя...
Такая история – в стране, где история – это инструмент борьбы, а не понимания.
Поэтому журналистика. Иногда мне становится любопытно, а кто-нибудь сейчас вообще знает о существовании какого-то там канцлера Силлери? Может, этот человек где-то рядом, в одном городе? И сколько человек примерно представляют, о чем писал Кастеллио? И им это вообще важно?
Не знаю... Возможно, они тоже задаются этим вопросом, иногда глядя на звезды и понимая, что звезды светят всегда, но никогда не ответят тебе. Или – тоже вспоминая тот же финал «Потомков солнца» Платонова:
«...только любовь стала мыслью, и мысль эта в ярости и отчаянии уничтожала мир, в котором невозможно то единственное, что нужно человеку, – душа другого человека. Только любящий знает о невозможном, и только он смертельно хочет этого невозможного и сделает его возможным, какие бы пути не вели к нему»…
Впрочем, не все так грустно – ведь я все реже смотрю на звезды...
«Люцифер подарил мне шестого коня, и Отчаянье было названье ему».
* * *
А позже я стал академиком
Меня избрали в одну международную бизнес-академию. Посмотрел на свой диплом об избрании, а на нем написано: «Диплом члена».
Сначала расстроился... Потом подумал – а что, не у всех же...
Даже стих начал вырисовываться по этому поводу:
И днем, и ночью
Член ученый
Всё ходит...
…Но, похоже, стих не совсем мой.
* * *
А с другой стороны – сам виноват? Там еще, когда меня сначала избирали членом-корреспондентом, полагалось выступить с неким спичем «по поводу». И я не нашел ничего лучшего, как состряпать экспромт «На избрание автора членом-корреспондентом Международной академии менеджмента»:
Средь множества наград и званий
Лишь то особенно приятно,
Что отражает очень внятно
Соединенье двух призваний.
…Назвали хулиганом. Но диплом оставили.
* * *
…Письмо пришло от одного адресата. А в нем фраза: «Вы многого добились в жизни…»
Задумался над фразой. Почему-то представил себя в каске. Оранжевой. Фонарик с трудом пробивает пыль забоя. А в руках – отбойный молоток. Трата-та-та, та-та…
«Добился»…
Что за понятие идиотское – «добился в жизни». Что я, дятел что ли?
Вот на первом курсе – каюсь, добивался, чтобы девчонка пала, в которую был влюблен…
А так – не добивался. Писал статьи, книжки. Работал. Стишки кропал. Путешествовал. Лекции читал.
То есть работал, а не добивался.
Жизнь – не борьба и не война. И не соревнование. И не тяжба с богом.
Просто жизнь. Если повезет – созидание. Не обязательно – какое-то сверхценное или сверхпафосное. Созидать можно пером. Можно – метлой во дворе. Хочешь созидать – бери метлу и созидать. Не хочешь – тоже дело твое…
Вопрос не «что» и «сколько», а «как».
Каждый выбирает по себе – кладет он кирпичи или строит Шартрский собор.
* * *
…О том, чего мы добились. Однажды, где-то году в 92-м. Или 93-м. Или 95-м... Я был тогда молодым, очень много работающим, сравнительно богатым, полным энергии журналистом...
Решил изменить правилам и вместо самолета поехать в очередную командировку на поезде. Поезда я с 80-х почти не пользовал – в детстве накатался с лихвой... Если иногда и отправлялся, то только в СВ, чтобы в одиночестве или почти в одиночестве спокойно уткнуться в книжку... Иногда покупал сразу оба места, чтобы одиночество было гарантированным…
Стою в очереди в кассу. Передо мной две дамы средних лет. Одна другой:
– Ой, ну вы знаете, я люблю роскошь... (слово «роскошь» она произносила как-то особенно, с акцентом на «с»). – Я привыкла к комфорту, терпеть не могу убожества... Я люблю, когда все на уровне...
«Тоже мне, «роскошь» нашла, в банальном советском СВ, – злобно думаю я про себя. – Дура совковая...».
– Я просто иначе не могу, знаете ли, – продолжает щебетать дама. – Привыкла к уровню! Поэтому всегда беру только... купе! Только купе! Никаких плацкартов!
...Мой внутренний голос поперхнулся и заткнулся навсегда.
Было смешно. Я тогда не знал, что всю оставшуюся жизнь проживу, в принципе, среди этих дам. Только «роскошь» купе они сменили на «роскошь» шкафа-купе, а потом на «евроремонт», на марочный коньяк, а потом на автомобиль, а потом на модель телефона. «Роскошь» стала производиться на конвейере.
Я сижу на каком-то мероприятии, где дама в жюри не догадывается снимать меховую накидку в помещении – это же ее «роскошь»...
Езжу с людьми, чья «роскошь» – телефон, и они сообщают знакомым: «Не могу говорить, я в роуминге»...
Имею дела с людьми, истово постящими поездки, аэропорты и фотографии гостиничных номеров...
Меня на полном серьезе уверяют, что человек, в обязательном порядке ставящий в соцсетях статус, что он не просто в аэропорту, а именно в «бизнес-зале», – все-таки нормальный и даже дельный...
И иногда ощущение, что вся жизнь напоминает Мольера...
И – какая же роскошь человеческого общения заполоняет мою жизнь в этой пьесе! Одно плохо – теперь ни черта не купишь одиночество, чтобы уткнуться в книжку. «СВ жизни» стало не по карману.
* * *
...Давно это было, году в 1993-м или в 1994-м... Тогда я работал в другом городе, дома в Москве бывал редко, скорее, для развлечений, посему домом не занимался. Есть и есть...
И вот как-то приехал домой с большой журналистско-театральной компанией. Девчонка одна, из театральных, увидела на моей кухне чайник. Обычный чайник, советский еще. И громко воскликнула: «Господи, чайник-то какой! Прямо детство напоминает – как у моей бабушки!».
Девчонка была юной, вся жизнь впереди, ей хотелось выглядеть – как это назвать? – крутой, что ли... У нее дома, наверное. уже год или два пользовались «Тефалем». Как и большинство страны в общем... Ну, а тут чайник. А как еще выделяться и выглядеть в советском (постсоветском... российском... восточном) пространстве? Через вещи, судари мои, через вещи, конечно... Через машину... ну, или чайник...
Девчонку ту я тогда осадил. За то, что большинство назвали бы снобизмом. Хотя какой же это снобизм – это просто глупость. Вечная, отечественная...
Прошли годы. Вернее – четверть века. Девчонка эта бывшая как-то вышла на связь. Все у нее как-то... ну, в общем, жизнь... Работает. Администратором в бане.
Недавно меня несколько раз попрекнули простеньким автомобилем... И про часы один товарищ рассказывал... мол, мужской аксе... оксюморон?.. нет, все-таки аксессуар. Я слушал и вспоминал чайник...
Я перестал пытаться осадить людей. За то, что назвали бы снобизмом... Хотя какой же это снобизм?..
Я слушаю людей и думаю: господи, это сколько же бань еще понадобится?
📚Новая книга Яна Арта «Клякса в небе и фифти-фифти»: https://finarty.ru/shop/s/185
Автор: Ян Арт