– Знаешь, почему у пятидесятников, других разных сектантов все такие дружные и все друг другу помогают? Потому что у них благодати нет, таинств нет, и они «выезжают» на человеческих поступках. А у нас все есть, но мы часто ничего не делаем. Думаем, что и так спасемся. С нами же Бог! Мы читаем, как великая княгиня Елисавета Феодоровна, вся Царская семья ходили по госпиталям, ухаживали за ранеными, охаем-ахаем, восхищаемся. А сами к чужим болячкам, гною прикасаться не хотим. Но я обо всем этом только через свой личный опыт начал думать, – говорил мне недавно отец Евгений, священник с новых территорий.
Он с пятидесятников потому начал, что к ним когда-то давно ходила его бабушка. Потом он сам, став священником, ее и крестил. А когда отец Евгений был еще мальчишкой, она брала его с собой на их «службы».
– Они были классными ребятами, поддерживали друг друга. С них можно было брать пример. Но на этих их собраниях у меня внутри прямо все противилось. Душа чувствовала, что все это не то. Но я думал, что это бесы меня атакуют и к Богу не пускают, – рассказывал будущий священник.
Ходил он туда до того момента, пока настоящий черт не пришел к нему ночью и не начал душить. И исчез только тогда, когда парень стал читать «Отче наш» – единственную православную молитву, которую знал.
– Но что касается взаимовыручки, они все, конечно, нам не чета, – говорил мне отец Евгений.
А разговор у нас с ним начался с другого. В последнее время все чаще обстреливают те земли. Недавно вот попали в какую-то важную подстанцию. Это на языке обеих сторон называется «повреждение критической инфраструктуры».
Я поэтому, осознавая всю военную необходимость, не ликую, когда наши выводят из строя эту инфраструктуру у противника. Я вообще не понимаю ликования гражданских по этому поводу что с одной, что с другой стороны. Недавно у какого-то военкора прочитала:
– Гражданские – часто за ненависть. А военные – всегда за диалог!
Что вы ликуете? Мы свекрови на новые территории несколько дней дозвониться не могли. Она сейчас там. Пенсию переоформляет. А до этого два года была здесь, у нас. Муж в 2022 году поехал к ней, когда это еще Украина была, сделал ей загранпаспорт и привез на месяц в гости. Въехали они то ли 21-го, то ли 22 февраля. А 24-го все началось, и «захлопнулись двери». Мы, честно говоря, тогда обалдели.
– Если бы я знала, я бы не приехала, – стонала на второй год пребывания в нашем многодетном кагале свекровь. – Я у вас теперь навсегда что ли?!
– Если бы я знала, я бы вас не позвала, – отвечала я. – Я вообще-то на месяц вас приглашала, а не навсегда.
Это мы шутим так.
Получила она здесь паспорт российский, социальную пенсию. А документы все там. Трудовая и так далее. Чтобы нормально пересчитали, нужно по месту прописки ехать. Она к тому моменту к Москве уже привыкла. Думала, что быстро пересчитают ей, и вернется к нам, сюда. В ноябре подала документы, до сих пор – тишина. Без малого – год. А по телику говорят, что все всем там выплачивают. Пенсионерам – больше всех. Но это, как водится. А свекрови моей, на минуточку – 82 года. Нет-нет, а приходит в голову, что они там просто ждут, когда она помрет, и перестанет ходить к ним в Пенсионный фонд, и требовать свои деньги, и от работы отвлекать.
В общем, несколько дней не могли дозвониться до нее. Потом уже отец Евгений к какому-то интернету там случайно «присосался» и рассказал, что украинцы долбанили по подстанции. В итоге больше 60 наших населенных пунктов остались без света, воды и связи. А на улице – больше сорока градусов. Он к нашей бабушке заехал, продуктов завез, вентилятор, баклажки с водой. Ей один день даже пить было нечего.
Я почему про неликование чуть раньше написала. Ударили по инфраструктуре, и везде старики так живут – без воды. Нужно понимать... Молчать и молиться.
– Но держится бодрячком, – рассказывал батюшка про свекровь мою. – Грозится все равно пенсии добиться, а потом и к вам поедет.
Мы ей предлагали сто раз плюнуть, ничего не оформлять и так ехать. Как-то же жили мы с ней два года здесь без ее пенсии, с голоду не умерли, никто нас не объел. Ни в какую:
– Я всю жизнь тяжело работала. Детям времени и внимания не додавала. Почему я должна это кому-то взять и подарить?
По другим бабушкам отец Евгений тоже ездит. Так и мотается там сейчас целыми днями. Одной – воды, другой – еды, третьей – печку самодельную во дворе соорудить надо. Чтобы хоть как-то на огне готовила. Четвертой – лекарства.
И пока он там гоняет, пришла ему в голову идея сделать при храме у себя медицинский кабинет. Ну как – кабинет? Палату-не палату, а такую «передержку» для больных и немощных, за которыми ухаживать некому.
– Вот я к бабе Вере заехал, знакомой одной, – рассказывал отец Евгений. – Она больше лежит. Суп ей привез. А она из холодильника его даже взять не сможет. Но то ладно. Жорка-сосед зайдет – покормит. Но ей и уколы надо делать. Этого он не может. Значит, надо кого-то найти и привезти. А это неблизко. Вот я и подумал, а если при храме такую комнатку сделать? Где бы человека можно было всем приходом выхаживать. Помыть, покормить, памперс поменять лежачим. Дать отлежаться тем, кто может ходить, но заболел. Человек ведь неделю просто полежит, потом полгода скакать будет. Понятно, что операции мы там делать не сможем. Но что-то простое. В больницу у нас же сейчас не попасть. У меня и медики есть. А при храме и болеть веселее. К тому же все без света и воды часто все по домам. Это ведь и есть общинная жизнь...
А у батюшки же еще свой личный опыт, как он сказал. Я уже много раз рассказывала, как они с матушкой двух лежачих больных к себе домой после начала СВО взяли. Старую женщину после инсульта и ее дочь – тяжелого ментального инвалида. Мать, тетя Аня, уже умерла. Осталась дочь. Чуть легче, но все равно тяжело. Пока обе были живы, матушка за два года из дома вышла один раз. В прямом смысле. Когда к дочке на свадьбу ездила. А так оставить было нельзя.
– И пережив все это сам, я понял, что очень нужно нам здесь такое место, где мы будем это делать всем миром. – говорил отец Евгений. – И с духовной точки зрения людям будет очень полезно попробовать, чтобы понять, как это. Потому что мы, правда, жизнью святых восхищаемся, а сами руки замарать и напрячься лишний раз боимся. Княгиня Елисавета вон делала все. А у меня памперс поменять тете Ане – аж до рвоты иногда было. Не специально, конечно. Да, нам сейчас без такой вот обширности никак...
На этом месте я разговор с одним московским священником вспомнила.
– Здесь у нас зарплата, требы, нормально все. А вот если в деревне – там да, надо общину собирать, чтобы жить нормально, – говорил он.
В зоне СВО община сейчас – не чтобы жить нормально. А просто чтобы выжить!
Но не так все просто оказалось. Чтобы такую комнатку сделать, нужно сначала в храм генератор купить, котел, еще кучу всего. А денег нет. А они и для другого нужны – чтобы бабушкам-дедушкам одиноким продукты и воду возить. А еще в храм пришла женщина, хочет попытаться инвалидность оформить. Для начала нужно десять тысяч за анализы заплатить. У нее нет...
– Мы сейчас в сложной ситуации, правда, – говорил мне отец Евгений. – И чтобы друг другу помочь, только желания, увы, недостаточно. Нужны эти деньги проклятущие.
И вы знаете, в такие моменты меня всегда удивляет, насколько же близко Господь!
Написала я об этом обо всем пост. Сбор решила сделать. Публиковала и молилась:
– Господи! Если нужное это дело – помоги!
Через два дня – и генератор можно уже купить, и котел, и много чего еще. Кто – 100 рублей, кто – 500, кто – 20 000. А все вместе – помощь Божия тем, кому сейчас трудно. Потому что у Него нет других рук, кроме наших. Я не устаю это повторять.
Кто-то думает, что чудо – это когда батюшка руки к небу поднял, и на него оттуда генератор свалился, едва не пришиб. А чудо – это когда Он касается сердец, и не может человек пройти мимо чужой беды. И спасаются жизни. Как сейчас. И души тоже спасаются.
И так становятся святыми – и там, и здесь. По крайней мере – делают шаг. Святость – это же не затвор, пост и вериги. Это любовь, самопожертвование и помощь ближним. Ради Христа!
Вот такая история про войну, общину, чудо любви, святость и бабушкину пенсию, будь она неладна!