“Время - понятие очень субъективное. Однако, оставшись без возможности следить за ним по часам или по движению солнца, человеку становится весьма некомфортно. Можно даже сказать - плохо.”.
Именно такие мысли посетили сознание Коновалова почти сразу, как он проснулся. Определить, сколько конкретно он провел во сне - сказать было невозможно. За слюдяным окном были все те же блики факелов, разгоняющих подземный сумрак, что и свет в комнате.
Вадим поднял голову и осмотрелся. Никаких внешних изменений не произошло. Комнату освещал стоящий на прикроватном столике светильник, внешне напоминающий керосиновую лампу. Рядом с ним стоял графин с вчерашним напитком. Увидев его, Вадим понял, что его мучит жуткая жажда. Напившись, он поднялся с постели. На спинке стула была аккуратно развешена подаренная абитрибами одежда. Тщательно выглаженная. Одевшись, молодой человек вышел из комнаты и спустился на первый этаж. Феба подметала гостиную. Делала это она практически бесшумно - метелка в ее руках издавала едва слышный шорох, будто она была изготовлена из перьев.
- Простите, Феба, где я могу умыться перед завтраком? - просипел Вадим, сильно удивившись тому, как слова, произносимые шепотом раздирают его глотку, будто покрытые острыми, колючими шипами.
Улыбнувшись, пожилая домоправительница, жестом пригласила Коновалова следовать на кухню. Усадив его за стол, она подала на стол странное, чуть студенистое блюдо, по виду напоминавшему слякотную, плохо прожаренную яичницу с кусочками ветчины. Рядом с ним она поставила глубокую пиалу с маринованными грибами. Подала графин с местным квасом.
- Я имел в виду… ну….
Брови женщины изумленно поползли вверх.
“Он говорит о гигиенических процедурах”, - раздался голос Дионы у него в голове. Неслышным шагом девушка вошла в столовую, приобняла Коновалова за плечи. “Пойдем со мной, Ваадим, я помогу тебе.”.
Проследовав за Дионой в небольшую каморку, вход в которую был практически незаметен из гостиной, парень понял, что его привели именно туда, куда ему в силу физиологии и было нужно.
Стены комнаты были облицованы гладким, хорошо обтесанным светлым камнем. Справа размещалось некое подобие рукомойника. Из стены выходили две трубки, соединенные чем-то, вроде резинового смесителя, виденного в детстве в старом доме бабушки. Из смесителя непрерывной струей текла струя воды, попадая в каменную же чашу с отверстием на дне. Точно такая же трубка отходила от раковины, унося воду куда-то под дом.
Слева располагалось нечто, в чем Вадим опознал унитаз. Он был совсем непривычной формы и больше напоминал высокий ночной горшокс широким конусообразным отверстием внизу. Подниматься на этот импровизированный трон нужно было по двум ступеням.
Диона стояла в дверном проеме, с легкой улыбкой наблюдая за Коноваловым.
“За тысячелетия пребывания под землей наша физиология немного видоизменилась, приспособившись к новым реалиям. Но для вас мы постарались воссоздать все необходимые условия для комфортной жизни”, - транслировала она.
- Э… вы не оставите меня? - Вадим ощущал страшную неловкость.
Девушка пожала плечами, вытащила откуда-то из складок одежды белую маску. Надела ее, скрыв лицо. И только после этого вышла из уборной.
Воспользовавшись местными благами цивилизации, молодой человек вернулся в столовую. Феба ждала его около стола. В ее руках был бокал с квасом, который она первым делом протянула Коновалову. Поблагодарив женщину, он попытался поставить его на стол и сесть. Феба покачала головой и осторожным, но настойчивым жестом заставила его сперва выпить немного жидкости. После этого, улыбнувшись уголками губ, она пригласила его поесть.
Непонятное блюдо оказалось достаточно вкусным, несмотря на отталкивающий внешний вид. По вкусу оно больше напоминало некое жирное суфле с волокнами отварного мяса. С хлебом, обильно смазанным чем-то вроде соленого масла и маринованными грибами, все это создавало уникальную по своим вкусовым качествам кулинарную композицию.
После еды Феба предложила Вадиму напиток, по виду и вкусу напоминающий кофейный напиток из цикория.
Утолив голод, Коновалов вышел во двор. Буквально следом за ним наружу выпорхнула Диона. Маска снова не скрывала ее лицо.
“Ты хочешь погулять по городу, Ваадим? ”.
- Может немного позже? Сейчас я хотел бы встретиться с Ильей Ивановичем, - прошептал доцент.
“Ты совершенно свободен, Ваадим. Я провожу тебя к твоему старшему товарищу.”.
- А можно попросить вас вернуть мне мою обувь?
Девушка нахмурила брови. Посмотрела на свои босые ноги. Пожала плечами:
“Тебе некомфортно? Наши дороги подогреваются снизу, поэтому ты не замерзнешь. Они гладкие, ты не поранишься. Но если тебе очень неприятно, я сейчас принесу твою одежду для ног.”.
Спустя некоторое время, Диона вновь вышла на улицу, немного брезгливо держа на вытянутых руках тяжелые и, надо признать, очень грязные и пыльные, ботинки.
- Со временем, я, наверное привыкну,.. - попытался оправдаться Коновалов, зашнуровывая обувь.
Диона легонько коснулась его плеча ладошкой:
“Не обращай внимание, Ваадим. Мы настолько давно живем под землей, что многие вещи, к которым вы привыкли на поверхности, для нас выглядят немного странными. К сожалению, сегодня мы не сможем гулять долго, вам с Илиией нужно будет пройти инициацию в Храме. Но сейчас мы вполне свободны. Пойдем? ”.
***.
Профессор встретил Коновалова во дворе особняка, расположенного неподалеку от того, что подарили Вадиму. В отличие от своего доцента, он был одет в привычный комбинезон и куртку. Он сидел рядом с Тэфией за небольшим столом, обложившись кучей манускриптов и пребывал в весьма бодром состоянии духа. Лицо женщины было скрыто за маской. Едва увидев парня, Туркин вскочил с каменного сиденья, покрытого шкурой какого-то животного:
- А-а-а, Вадим! Приветствую! Долго же ты спишь! Ты не поверишь, насколько мы были далеки от понимания древнего мира!
Радостный возглас Ильи Ивановича заставил Вадима поморщиться, а Диону - присесть на корточки и закрыть уши руками.
“Илиия, прошу тебя, сдерживай свои эмоции! ”, - телепатический посыл, исходящий от Тэфии был одновременно жестким и властным, но при этом оставался неагрессивным.
Профессор, будто сдаваясь, поднял руки вверх. Схватил за руку своего доцента, поволок к столу. Впрочем, он внял просьбе и, несмотря на перевозбуждение, дальше говорил достаточно громким, но шепотом:
- Обрати внимание на этот план!
Огромный свиток в развернутом виде занимал практически всю поверхность стола и схематично изображал подземный мир К`Наа. На рисунке были изображены двенадцать дискообразных плоскостей, соединенных лестницами. Они были расположены в вертикальной шахте. Каждый уровень был снабжен непонятными пиктограммами и надписями.
- Тэфа Кивиоковна говорит, что изучить их письменность несложно. Как только мы научимся воспринимать их образную ментальную речь и воспроизводить ее, изучение языка займет несколько дней. Вообрази себе величие расы, рядом с которой мы жили все это время! За сотни тысяч лет - ни одного внутреннего конфликта, ни одного преступления. Здесь даже отсутствуют деньги и само понятие индивидуальных материальных благ.
Коновалов обернулся к женщине:
- Простите, но хоть что-то же должно представлять собой ценность для аби… вас?
Тэфия благосклонно кивнула:
“Высшую ценность для всех нас, живущих в К`Наа, составляет информация. Благодаря ей мы можем посещать другие миры, пользуясь исключительно нашим сознанием. Вам с вашей материальной зависимостью может сейчас казаться, что для нас вы - бесполезны. Это не так. Воспользовавшись сигналами, исходящими из вашего мозга, мы получаем массу информации о жизни на поверхности. Ваши нервные импульсы помогают нам познать тот мир, что закрыт для наших физических тел. Так что мой ответ на твой вопрос - именно это и является настоящей ценностью.”.
Оторвать фанатичного ученого от его изысканий было попросту невозможно. Поэтому, посидев немного с ним и Тэфией, Вадим шепотом извинился и вышел за ворота. Теперь ему хотелось погулять по новому миру. Диона куда-то ушла еще в самом начале их беседы, а потому парень оказался предоставленным самому себе. Если сперва он хотел вернуться в свой дом и попросить девушку “выгулять” его по городу, то оказавшись в тишине импровизированной улицы, он махнул на это желание рукой.
Согласно плану, который он увидел у Туркина, уровень, на котором они обитали, был достаточно большим, но при этом являл собой практически идеальной формы диск. То есть, начав свою прогулку в одной точке, следуя просто вперед, он все равно вернется в исходную точку. Посему, решив не тратить время, он отправился бесцельно бродить по импровизированным улицам. Архитектура домов, мимо которых проходил парень, была практически идентичной, хотя на его пути встречались как одноэтажные, приземистые лачуги, так и достаточно большие трех- и четырехэтажные особняки.
Однако, чем дальше Коновалов уходил от своего дома, тем больше в его сердце закрадывалась тревога. Тишина, лишь изредка нарушаемая тихими шагами встреченных абитрибов, звуками капели и странными звуками снизу пугала. Ему отчаянно хотелось вернуться к себе, в привычный мир. В мир, где люди отличаются друг от друга, где есть шум большого города, жители которого просто общаются между собой вслух. Он вспомнил свою старенькую маму. Своих институтских друзей. Все чаще в его мыслях возникала красивая Инга. Неожиданно для себя, он задумался о том, что они так и не смогли нормально поговорить, подружиться. Он жалел, что во время их кратких встреч, так и не пригласил ее встретиться вне работы.
Неожиданно для себя, он обнаружил, что жилые дома уже давно не попадались на его пути. И сейчас он находится на каком-то странном в своей идеальной гладкости черном плато, на котором ровными рядами стояли ящики, по форме напоминающие гробы. Между ними сновали очень низкие по сравнению с ранее встреченными абитрибами существа. Одни из них обрабатывали землю в этих ящиках. Другие тащили за собой небольшие тачки, наполненные омерзительными до прозрачности белыми грибами. При виде Вадима они втягивали голову в плечи и ускоряли движение, стремясь отойти подальше от высокого гостя. Остановив одного из карликов, Коновалов спросил у него, где он сейчас находится и те ли это фермы, о которых говорил Эпиметей.
Абитриб в грязной маске прошипел что-то сквозь зубы, вырвался и отбежал в сторону. Вадим ощутил сильное давление, будто некто с силой ударил его прямо изнутри мозга.
“Дикий какой-то”, - подумал Коновалов. Обернулся назад. Вдалеке, в мерцающей дымке, можно было рассмотреть дома и башенки с факелами на них. Рассудив, что легко найдет дорогу назад, он двинулся дальше. Только сейчас он обратил внимание на то, что прежней жажды, преследовавшей его в городе, сейчас не испытывает.
Откуда-то снизу появился туман, клубящийся у самых ног. Откуда-то спереди, за границами фермы, раздался звук. Его нельзя было назвать приятным, и больше он напоминал какофонию, звучащую на закате солнца около озер. Это была смесь криков птиц, кваканья лягушек и шума ветра. Несмотря на это, Вадим ускорил шаг - этот звук буквально манил к себе своей настоящестью.
Темнота вокруг постепенно сгущалась, факелов становилось все меньше. С каждым шагом становилось все труднее видеть окружающий мир в деталях. Вадим вспомнил, что подобный, сумрачный свет он наблюдал всего….
Коновалов остановился. В его сознании творился какой-то кошмар. С каждой секундой ему становилось все труднее осознавать: как давно они с Туркиным покинули поверхность, сколько времени они провели в темноте пещер. Вадим потряс головой, будто стремясь хоть немного упорядочить обрывки мыслей, и упрямо двинулся вперед.
Неожиданно его нога провалилась в нечто хлюпающее, влажное и противное. “Болото. Подземное болото, ” - сообразил он, судорожно пытаясь вытащить ботинок из топкой почвы. Несколько раз, с силой дернувшись, он потерял равновесие и рухнул прямо в жирную, омерзительно вонючую жижу. Лицо доцента погрузилось в клубящийся у самой земли туман. Дышать стало тяжело. На грудь навалился камень, каждый вдох сопровождался болью в носоглотке и легких. Сделав еще несколько рывков, Вадим потерял сознание.
***.
“Время - понятие очень субъективное. Однако, оставшись без возможности следить за ним по часам или по движению солнца, человеку становится весьма некомфортно. Можно даже сказать - плохо.”.
Вадим открыл глаза. Он лежал на поверхности похожего по структуре на пудинг, резко пахнущего ряской и гнилью болота. Пострадавшая нога болела, но не настолько, чтобы боль невозможно было терпеть.
“Очень странно. По моему, я уже думал об этом...”.
Кряхтя, Коновалов осторожно встал на корточки и начал отползать от болота в сторону, откуда, по его мнению, он пришел. Метра через три он ощутил под собой твердый камень. Так же осторожно, парень попытался встать на ноги. Боль в травмированной лодыжке стала намного ощутимее. Сделав несколько пробных шагов, он понял, что идти может. Хоть и очень медленно.
Напрягая зрение, Вадим попробовал рассмотреть город. К сожалению, ничего похожего на то, что видел ранее, сейчас увидеть не получалось. Несмотря на то, что по ощущениям он отошел от грибной фермы совсем недалеко, вдалеке не было видно ни единого огонька, которые должны были исходить от факелов.
Со временем глаза начали привыкать к темноте, еле-еле разгоняемой призрачным свечением на стенах и своде пещеры. Они флюоресцировали, как те, покрытые плесенью камни в пещерах, из которых ученые пришли к подземной машине. Благодаря этому свечению доцент смог с трудом рассмотреть неширокий коридор, ведущий куда-то в сторону. Из-за спины Вадима раздалось какое-то чавкание, будто огромное животное пыталось вылезти из болота.
Не особо разбирая дороги, лишенный даже простенького фонарика, он резво захромал в сторону тоннеля. Прикасаться к стенам не хотелось - плесень вполне могла оказаться токсичной для организма. Поэтому ощупывая путь перед собой больной ногой, парень двинулся в поисках выхода.
Спустя несколько десятков шагов, когда никто сзади не бросился ему на спину, он немного успокоился и зашагал чуть медленнее. Коридор оказался петляющим во тьме, подобно кишке. Однако, выбравшись, молодой человек замер, как вкопанный. Он стоял на небольшом каменном плато, от которого вниз вела узкая тропа. Туда, где в жутком, кроваво-красном зареве, среди каменных наслоений, сталагмитов и сводных натеков находились руины каких-то древних строений.
Из трещин в скальной породе то и дело вырывались языки пламени, придавая когда-то величественным хтоническим строениям ноты мистического ужаса. Над всеми этими развалинами высилось одно единственное целое, неповрежденное временем здание. Стоящее на массивных колоннах, изваянных из черного, сверкающего в карминово-красных отблесках камня, оно буквально манило к себе своими неправильными формами. Творение безумного архитектора, который решил пренебречь любой логикой правильных геометрических форм, было освещено изнутри знакомым Вадиму мертвенно-зеленым светом факелов. Даже на расстоянии были слышны хриплые завывания и какофонические звуки, издаваемые чем-то вроде флейт и кимвалов, с его стороны. Храм - Вадим был уверен, что это, несомненно храм - возвышался над обломками того, что когда-то было полноценным городом. И эти руины кишели жизнью. То там, то там мелькали тени, бегущие или крадущиеся между остовами домов и обрушившимися кусками стен. Зловонный воздух этого места, отравленный подземными газами и болотными испарениями, был наполнен шумом и непонятным гудением.
Завороженный неземным кошмаром происходящего, Коновалов медленно принялся спускаться вниз. В его душе поселилась сосущая пустота, поразившая рациональное начало его сознания, оставившая в живых только инстинкты и какую-то первобытную тягу к непознанному. Осторожно ступая по острым камням и старательно обходя лужи кипящей смолы и серы, то и дело булькающие под ногами, он медленно приближался к изуродованному Безымянному городу. В горле пересохло. Нога болела все сильнее.
Обойдя очередной гигантский валун, Коновалов вдруг почувствовал очень знакомый яркий запах. Так пах тот самый напиток, похожий на квас, которым их настойчиво угощали абитрибы. Принюхавшись, ученый понял, что исходит он от ручья, что тек под ногами. Присев на корточки, Вадим аккуратно опустил кончик пальца в грязновато-желтую жижу, поднес его к носу. Сомнений не было. Именно этой гадостью их и поили. Сейчас, даже несмотря на мучившую его жажду, он не прикоснулся бы к этой мерзости даже за все сокровища мира. Хотя бы потому, что в ручье, среди камушков, сновали юркие белесые твари, похожие на пиявок, длиной с мизинец.
Где-то совсем рядом раздался сиплый хрип, судя по тональности, символизирующий торжество. Мгновенно присев, парень попытался вжаться в расселину, образованную тем самым валуном и останками каменной кладки. В нескольких шагах от него, в туманной дымке, промелькнула чья-то фигура в оранжевых лохмотьях.
Неожиданно, среди безумных, чуждых человеческому уху звуков, Вадим услышал стон. Такой, какой издает обычный человек в мгновение мучительной смерти. Осторожно прокравшись за стену, ежесекундно озираясь, он неожиданно для себя оказался на практически пустынном отрезке гигантской пещеры. Практически - потому что эта площадка была утыкана деревянными кольями, на которых висели проткнутые тела. Человеческие тела. Некоторые из них были очень старыми - от них остались только обтянутые пергаментом кожи костяки. Некоторые - относительно свежими. А два тела - одно из которых принадлежало ассистенту профессора Зургаана, переводчику Николаю, - были еще живы. Сзади снова послышался торжествующий чудовищный вопль, издаваемый одним из подземных палачей, и Вадим, превозмогая боль, бросился вперед. Туда, где руины дома образовывали некое подобие огромного шалаша.
Спрятавшись под камнями, Коновалов с ужасом наблюдал, как три карлика в белых масках выбежали из-за стены и ринулись к кольям. При помощи каких-то длинных примитивных приспособлений они свалили кол на землю, стащили стонущих в агонии людей и поволокли их куда-то в сторону храма. Осторожно, чтобы не шуметь и не привлекать внимания, Вадим на четвереньках последовал за ними. Двигались монстры, отягощенные грузом, не быстро, косолапя. Да и идти пришлось не так и далеко. Тела вытащили на мощеную неизвестным доценту археологии голубоватым камнем площадку перед колоннами и бросили их умирать.
Немного осмотревшись, Вадим буквально пришел в ужас. На каждой из колонн были распяты живые люди. Впрочем, узнать в них людей можно было исключительно по фигуре и ошметкам кожи на лице. В одном из них Вадим узнал профессора Туркина.
С его тела была снята кожа, а череп подвергли грубой трепанации, оголив мозг. В безумном, садистическом упоении неизвестный палач нанес на тело светила науки глубокие, аккуратные надрезы. Для того, чтобы оголить нервы. К ним же он присоединил странного вида провода, исходящие из мощных, толстых кожухов, больше напоминающие щупальца подводных (или космических?) чудовищ. Провода гигантскими, жирными червями змеились по дну пещеры, скрываясь где-то в черном здании храма.
Беззубый теперь рот Ильи Ивановича был распахнут, а глаза вылезли из орбит, демонстрируя все боль и кошмар того, что ему пришлось пережить. Но самое ужасное было то, что он все еще был жив. Из провала его рта раздавалось мерное гудение, перемежаемое пугающими, сосущими всхлипываниями.
Потеряв всякую бдительность и осторожность, Вадим вскочил на ноги и бросился к Туркину. В воспаленном его сознании билась одна единственная мысль - как можно скорее прекратить страдания своего наставника. Подхватив с земли острый осколок камня, он принялся наносить удары по черным, масляным кишкам, скрывающим провода. К сожалению, закончить начатое он не успел. Нечто острое впилось ему в ноги, раздирая сухожилия. Нож в руке абитриба.
Рухнув на колени, он все еще пытался отбиваться от десятка карликов в масках, вооруженных ножами, камнями и дубинками. В какой-то момент, ему даже показалось, что одному из них он успел сильно раскроить податливый череп. Но - тщетно. Один из ударов пришелся ему на затылок, и благословенный мрак забытья поглотил его воспаленный разум, погрузив сознание в бесконечную тьму.
***.
Боль и ломота во всем теле были невыносимыми. Вадим открыл глаза и попытался пошевелить руками. Звон цепей был ответом на его действия. С трудом повернув голову, он обнаружил, что его раздели донага и приковали к какой-то гладкой, холодной поверхности. Рот его заткнули кляпом.
Раздались шаги, и в поле зрения появилось существо, которое раньше называло себя Эпиметеем. По крайней мере, именно его голос сейчас звучал где-то на задворках сознания:
“Гордись, пришелец. Тебе оказана высокая честь - отныне ты станешь частью Заттокуа. Все, что знаешь ты - станет его знанием. Все, что видел ты, увидим и мы.”.
Вокруг Коновалова столпились омерзительные твари, которые под гипнотическим воздействием их омерзительного божества и наркотической жижи, казались красивыми и величественными. Сейчас, сквозь кровавую пелену боли, парень мог рассмотреть их истинные обличья.
До полутора метров роста у самого высокого, они вызывали физиологическое отвращение. Жирные, покрытые уродливыми бородавками тела. Выпученные глаза, частично скрытые за толстыми веками. Длинные, ниже колен, руки с перепончатыми пальцами. Острые, грязные ногти. Они схватили импровизированную каталку, на которой лежал Вадим, и поволокли ее в центр зала. Туда, где, практически до самого потолка, возвышалась гудящая машина. Это был огромный пульсирующий цилиндр, наполненный желтой жидкостью. Изготовленный из неизвестного пластичного материала, он колыхался из-за бурлящей внутри него субстанции. Казалось, он стремится покинуть каменный пьедестал, на котором был установлен, но его не пускала изящная клетка из золотых прутьев. В верхней части гигантской машины располагались технические шлюзы, к которым и присоединялись несколько сотен проводов, соединяющие цилиндр с людьми, корчащимися от боли на колоннах снаружи.
К Вадиму приблизилась еще одна высокая фигура. Женская. Она катила перед собой тележку со сверкающими в полумраке хирургическими инструментами.
“Я не лгала. Наша высшая ценность - информация. И благодаря ей мы скоро вернемся на поверхность. А вы, жалкие рабы, вновь будете служить нам.”.
По модуляциям ментального голоса Вадим понял, что это Тэфия. Она перебрала инструменты, выбрав из кучи тонкий скальпель.
“И для этого нам понадобятся ваши мозги и нервные импульсы. Приступим к инициации.”.
Склизкая лапа одного из абитрибов вырвала кляп изо рта Коновалова. Второй ловко сунул ему в глотку трубку, в которую тут же начали заливать “квас”.
“Не хочу тебя успокаивать, Ваадим. Несмотря на кровь Заттокуа, ты будешь ощущать все, что происходит с твоим телом. Будет очень больно…”.
Последнее, что смогли увидеть глаза Коновалова, была огромная, жирная фигура, покрытая короткой жесткой шерстью. Ее поднесли к операционному столу на носилках. Морда существа чем-то отдаленно напоминала жабью, а заплывшие мелкие глазки практически полностью скрывались за толстыми перепонками век. Его раздвоенный язык похотливо облизывал толстые же, бледные губы. За спиной чудовища были сложены черные крылья летучей мыши.
Заттокуа. Хтонический бог, пришедший с далекой планеты, чтобы поработить человечество.
Продолжение следует...