Берясь за повесть-притчу одного из моих любимых японских писателей, я знала, что это будет не красивая сказка, несмотря на заявленный жанр мифологического фэнтези. Я знала, что здесь сюжет был взят из средневековых японских мифов о водяных каппа, переработан и превращен в социальную сатиру. Но я опасалась, что это будет несколько устаревше, ведь написано было это произведение почти век назад, аж в 1927 году.
Но нет, не устареет эта вещь никогда. Потому что люди не меняются, а здесь сатира не только на общество, но и на отдельные типажи людей. И даже на отдельные ситуации. Читаешь и периодически мысль пробегает, что вот это я видела в реальности, только не в мире-перевертыше Рюноске Агутагава, а здесь, в нашей современной действительности. Ну, например:
Однажды мне пришлось видеть самца, который как сумасшедший преследовал самку. Самка старательно убегала, но то и дело останавливалась и оглядывалась, дразнила преследователя, становясь на четвереньки, а когда заметила, что дольше тянуть нельзя, сделала вид, что выбилась из сил, и с удовольствием дала себя поймать.
Или такой случай:
Но как раз в этот момент Маггу в самую макушку угодила пустая бутылка. Он вскрикнул «куак!» (это просто междометие) и повалился без памяти.
Уверена, что перевести «куак!» с каппского на русский сможет любой, буквы, из которых состоит слово, которое у нас уже тоже можно считать междометием, сами заменяют к, у, а и к на себя и складывается в нужном порядке.
Не менее метки аллегории и метафоры. Вывернутые. Тут надо перевернуть, но периодически смысл вполне прям, как в ситуации с уволенными рабочими, как картинка, иллюстрирующая, что для многих увольнение и есть смерть, потому что жить стало не на что, а значит или медленная гибель от голода, или самоубийство. Так что каппы демонстрируют всего лишь практичность, тем более, что уже из начала повести мы знает, что такие слова как гуманность и справедливость вызывают у этих существ только хохот. Да и правда, кому бы упрекать их жестокости и циничности, так только не людям:
— Всех этих уволенных рабочих умерщвляют, и их мясо идет в пищу. Вот, поглядите газету. Видите? В этом месяце было уволено шестьдесят четыре тысячи восемьсот шестьдесят девять рабочих, и точно в соответствии с этим понизились цены на мясо.
— И они покорно позволяют себя убивать?
— А что им остается делать? На то и существует закон об убое рабочих.
Последние слова принадлежали Бэппу, с кислой физиономией сидевшему позади горшка с персиком. Я был совершенно обескуражен. Однако же ни господин Гэр, ни Бэпп, ни Чакк не видели в этом ничего противоестественного. После паузы Чакк с усмешкой, показавшейся мне издевательской, заговорил опять:
— Таким образом государство сокращает число случаев смерти от голода и число самоубийств. И право, это не причиняет им никаких мучений — им только дают понюхать немного ядовитого газа.
— Но все же есть их мясо…
— Ах, оставьте, пожалуйста. Если бы сейчас вас услышал наш философ Магг, он лопнул бы от смеха. А не в вашей ли это стране, простите, плебеи продают своих дочерей в проститутки? Странная сентиментальность — возмущаться тем, что мясо рабочих идет в пищу!
Заодно и цены падают. Сплошная польза.
На самом деле каппы и люди очень похожи. Но у капп есть такое качество, как честность перед собой. И перед всеми. Даже в перевернутом виде честность остается честностью. Наверно поэтому Акутагава изобразил их такими: циничными, ржущими над гуманостью, уничтожающими младенцев в утробе матери, если эти готовые появится на свет дети объявляют, что рождаться вовсе не хотят, не гнушающимися каннибализма - они не прикрываются ничем, никакими красивыми словами и понятиями. Какие есть, такие и есть. Что есть у них, то и есть.
— Партией «Куоракс» заправляет известный политический деятель Роппэ. Бисмарк когда-то сказал: «Честность — лучшая дипломатия». А Роппэ возвел честность и в принцип внутренней политики…
— Да ведь речи Роппэ…
— Не прерывайте, выслушайте меня. Да, все его речи — сплошная ложь. Но поскольку всем известно, что все его речи — ложь, то в конечном счете это все равно, как если бы он говорил сущую правду. И только такие предубежденные существа, как вы, люди, могут называть его лжецом.
И насколько бы страшной мы не воспринимали страну водяных, я понимаю, почему главный герой так хотел туда вернуться.
Тут того, что хотелось бы привести в цитатах. Да почти всю повесть на них можно растащить. Одни выдержки из книги философа Магга чего стоят. Или рассказы о святых в Великом храме. Или диалоги.
Отдельного внимания заслуживают персонажи, которых тут представил Акутагава во всем их разнообразии. Тут представители всех классов и профессий, а также деятели культуры и науки. Скорее всего сам Акутагава стал прообразом поэта Токка, ведь его герой убежден, что "искусство не подвержено никаким влияниям, что оно должно быть искусством для искусства, что художник, следовательно, обязан быть прежде всего сверхчеловеком, преступившим добро и зло". Это очень схоже со взглядами самого писателя. Можно возразить, что Акутагава сам подвергся влиянию западной литературы, а для данной повести-притчи идеи были заимствованы у Анатоля Франса из его «Острова пингвинов» и антиутопий Свифта. А может он читал и "Иной свет, или Государства и Империи Луны" Сирано де Бержерака, потому что параллели тоже проглядываются, но у француза сатира раскрывается в основном с помощью гротеска. И всё же будет большой ошибкой считать, что это заимствование или переделка. Это иной взгляд. Это само мировоззрение писателя - в своем предсмертном письме он написал то, что ранее отразил в этом произведении:
Мы, люди, будучи человеческой разновидностью животных, наделены животным страхом смерти. Так называемая жизненная сила — не что иное как животная сила. Я сам тоже принадлежу к той же человеческой разновидности животных. И похоже, что животная сила во мне иссякла, — если судить, например, по потребности в пище и телесной страсти. Я живу в мире больных нервов, прозрачном насквозь, как тонкий лед.
Много общего у Токка и Рюноскэ. Нервное расстройство, бессонница, истощение духовное. Токк выдохся.И в том же году, когда вышла повесть, поставил точку и сам Акутагава.
Сатира. Горькая. Не смешная. Несмотря на наличие вроде как нелепых картин, странного и по-идиотски на наш взгляд устроенного общества, на прямолинейность и извращенную честность капп, на философский принцип «О содеянном тобою зле скажи сам, и зло исчезнет само собой…» и прочее, над чем можно было бы посмеятся, смеха не возникает. Обратный эффект - горько становится. Тут не скажешь лучше, чем Рюноскэ Акатугава устами своего персонажа, студента Раппа:
— Ничего особенного. Просто так гадко стало на душе, что я решил посмотреть, как выглядит мир вверх ногами. Оказывается, все то же самое.