Однажды в Армии или Удачные Офицеры. Часть 3.

Евгений Кирпичников

Фото из Яндекса

1. В поисках главаря шайки

«Широкомасштабное» празднование наступившего Нового 1982 (теперь уже «дембельского») года в двенадцатой с большим трудом удалось завершить к старому новому году. Конечно, при желании, легко можно было бы дотянуть и до 23 февраля.
Из раскрытого окна двенадцатой в полпервого ночи на всю возможную громкость магнитофона хриплым голосом орал Дэн Маккефорти:
 «Sent a telegram today
Tomorrow you'll be on your way…»
(передав сегодня телеграмму, завтра будете на правильном пути).
Но отдельные малосознательные элементы, населяющие соседние комнаты общаги, (наверное, в силу своей малообразованности) не совсем адекватно оценили порыв души обитателей двенадцатой по случаю успешного вступления нового года в свои права. Кто-то из доброжелателей утром позвонил дежурному по дивизии и пожаловался на «небольшое» превышение шума в ночное время.
С воспитательно-карательной миссией в общежитие «приперся» заместитель командира дивизии по тылу, негласно прозванный главным гарнизонным ворюгой. Устроив свою грузную и жирную тушу  на хлипкий стул, стоявший посреди  комнаты, полковник попытался принять грозный вид и минут тридцать нес какую-то ахинею о чести офицера и о каком-то суде офицерской чести. Все это время «виновники торжества» неотрывно следили за стулом, на котором восседал главвор, гадая, развалится он, или нет. Стул преступно трещал, но все-таки выдержал «жиртрест» с полковничьими погонами.
– Товарищи офицеры! Я к вам пришел, как старший товарищ, понимаешь, не только как старший по званию и начальник, а как, понимаешь друг. Меня интересует, как вы живете, какие тут условия, – вкрадчиво запел жирный воришка, пытаясь влезть в доверие к новоиспеченным друзьям.
– Я как ваш командир и начальник службы должен, понимаешь, знать, как живут мои подчиненные. Как обустроен быт, семья, там, понимаешь, и все прочее. Советский офицер не только на службе, но и, понимаешь, везде… и даже в гарнизонной гостинице должен высоко держать, это, как его, моральное знамя. Советский офицер – он везде и всем пример! И в окопе и в тылу, и на кухне и в быту! – полковник заерзал на стуле от явного восхищения самим собой – «знай наших, мы и рифму дать можем!»
– А что значит для офицера хороший тыл, – продолжал жиртрест, – хороший тыл – это значит офицер и на учениях и в бою покажет лучший результат. А мы как командиры должны создать в армии и офицерам и всем военнослужащим такие условия, чтобы они не думали о семье, быте, понимаешь, и все другое… – расплылся в улыбке зам по тылу. – А тут нам стали поступать сигналы, понимаешь. Нехорошие, так скажем. Я понимаю, что нужно иногда пар выпустить, да я и сам по молодости – чего греха таить – таким был. Но с другой стороны, кто-то же должен быть зачинщиком, понимаешь. И потом у нас есть информация, что в общежитии завелась какая-то организация, или шайка, понимаешь, наводящая ужас на жильцов. Называется как-то странно – махо, махно, нет… каких-то махровых, в общем, понимаешь. Буянят тут, водку пьянствуют, мешают тут, понимаешь, продуктивному отдыху советского офицера от службы, так сказать, набираться сил, ну и все такое прочее…Кто-то, понимаешь, догадался в час ночи музыку орать на всю округу – аж в комендатуре слышно было.
– Так это мы телеграмму отправляли, – тихо произнес Игорь, с трудом сдерживая смех.
– Телеграмму там или письмо, понимаешь, – нужно было утра дождаться.
Полковник еще не понял, что над ним уже начали издеваться, но было уже поздно, – «воспитуемым» стало уже скучно выслушивать нравоучения.
– Так срочно же нужно было, – вставил Серега.
– Все равно это не повод. Посыльного можно было послать. Интересно знать, кто у них главарь, у этих, как их, махро…– запнулся жиртрест на этом слове.
– Махрорылых, – помог ему Серега.
– Да. Так точно – махрорылых! Может, вы знаете, кто в этой шайке главарь, самый, понимаешь, махровый. Я понимаю, что речь, понимаешь, не о вас, так сказать. Но вы наверняка слышали об этом и знаете где и кто, в какой комнате. Мы его быстро к…
– К стенке? – воскликнул Серега.
– Нет… пока к порядку! Можете конфиденциально сообщить. Мы вас за это поощрим. По службе, понимаешь, и все такое прочее…
– Товарищ полковник, а почему вы решили, что эти, как их там, махророжие живут именно в нашей комнате? – спросил Игорь.
– Ну-у-у, – нерешительно пронудил товарищ полковник, – источник, так сказать, нам доложил, вернее, предположил, что… А почему, собственно, в вашей! Я, так сказать, со всеми комнатами беседы веду, понимаешь, дружеские.
– Ну, в общем, так, ребята, вы тут не балуйте, – заерзал полковник на шатком стуле, решив закончить нравоучения. – Вы же офицеры. Отслужите нормально, вам ведь скоро в запас,  на дембель, так сказать. Зачем вам портить себе, понимаешь, автобиографию. Ну, иногда, понятно, можно и расслабиться, – зам по тылу сделал характерный жест, перерезав ладонью горло. – Дело молодое. Но вы же здесь живете не одни. Учтите этот момент. Я, так и быть, не буду сообщать вашему начальству. Ваш командир – подполковник Лиственный, не так ли? Но впредь имейте в виду: выпили там, понимаешь, пивка. Ну посидели, понимаешь, перекинулись в домино, ну, там, дурака забили, и спать!
– А с кем спать? – спросил Серега.
– Гы-гы! – расцвел «главвор», – ну так вам лучше, понимаешь, знать!

Ждать реакции командира полка долго не пришлось.
– Тунеядцы, мерзавцы, пьяницы! Уничтожу, сгною на гауптвахте! – истерически орал подполковник Лиственный следующим утром, бегая с красной рожей перед строем. – Гаркенко, Коломытов! Вы же – бельмо на глазах у всей Советской армии. Неужели, Гаркенко, вы никогда не возьметесь за ум. Что же это за наказание нам такое? Лобидзе, повлияйте на него как-нибудь. Найдите ему, в конце концов, невесту, пусть женится, может остепенится. Начфин, а вам приказываю на руки зарплату Гаркенко не выдавать, а всю, до копейки отправлять домой – матери. А мне квитанцию о денежном переводе. Лобидзе, а вас прошу взять шефство над этим тунеядцем. И над вторым тоже. Если будут продолжать в том же духе, разрешаю применить силу.
– Будет сделано, товарищ подполковник! Разрешите применить прямо сейчас! – обрадовался Лобидзе, почесывая левый кулак.
– Отставить, займетесь этим дома – не хватало еще здесь мордобой устраивать. Разойтись.

– Ну и паскудище – эта жирная ворюга: – «Я не буду докладывать», а сам, падла… Интересно, а почему это ты опять в стороне оказался? – Серега пробуравил глазами Игоря. – Водку жрали вместе, а как отвечать – опять Серега! И что я теперь должен без «бабла» остаться?
– Дурак ты, Серега! Ни хрена ты не  понял. Я получил от Дурня индульгенцию.
– Какую к черту индульгенцию? Я что теперь, эту твою индульгенцию жрать буду? – завопил Серега.
– Козел ты бронескладчатый, окончательно отупел в армии – соображать совсем разучился. Все просто как траектория снаряда – теперь я тебя прикрывать буду. Без меня чтобы не нажирался – только вместе! Понял наконец! А не будешь слушаться – морду набью! И любой прокурор меня оправдает, даже наш личный. А почему ты попал под «раздачу» - с Лысым за компанию - я тебе могу объяснить, – я все узнал. Этот пень толстомордый у вахтерши спросил, кто живет в двенадцатой, а записал только две первые фамилии, – твою и Лысого, они по алфавиту первые. Понял, броня петрухович! Слушайся меня – и все будет хоккей! А насчет «бабок», – не переживай, будешь брать квитанцию у Колюни, – он все равно каждый месяц телеграфом всю получку домой сплавляет.

Чтобы куда-то определить «тунеядцев», Лиственный напрягал свой мозги не один день.
«Чему они могут научить личный состав? Ничему! Только окончательно разложат – и так не все в порядке. В наряды их ставить тоже опасно. Выгнать бы их из армии. Невозможно! А еще лучше – под трибунал. Превосходно! Только не за что. К тому же у них по слухам какая-то рука в прокуратуре есть – отмажутся! Вот напасть – приходится терпеть эту мразь!» – рассуждал Лиственный. – «Запихну всю эту шушару на стройку, пусть ездят старшими машин, – хоть какой-то толк будет».

Старый парк не мог вместить на хранение вновь прибывшую боевую технику, поэтому начавшееся еще до переучивания строительство нового парка шло полным ходом. Строили так называемым хозспособом: где что утянешь или выменяешь, – всё твое. А в избытке в армии, как известно, – была бесплатная солдатская сила.
Начальником строительства назначили Личмана, начальником «снабжения» – майора Галушко. Под его начало и угодили Лобидзе, Гаркенко и Лысый. Один Цукерман исправно служил отечеству, воспитывая защитников Родины, неся караульную службу и заступая в наряды, в общем, «отдуваясь» за всю «тунеядскую рать».
Гаркенко и Лысый с утра до вечера мотались по деревням и селам, «добывая» песок, щебенку, другие строительные материалы, а заодно и выменивая часть этих строительных материалов у гражданского населения на «горячительные» материалы для себя. Лобидзе безвылазно сидел на стройке, устроившись чем-то вроде помощника начальника снабжения. Вся его помощь сводилась к банальному развлечению майора.
– Товарищ майор, понимаете, я ведь не маленький, согласны? И вес у меня тоже – за сотню! А значит лишняя нагрузка на машину – и, соответственно, лишний расход бензина. А партия нас учит экономии. Правильно! – разводил демагогию Лобидзе, оправдывая свое нежелание носится по селам.

Январь заканчивался. Грязный серый снег лежал повсюду, вперемешку с комьями грязи. В один из хмурых, унылых дней, Силикатов и Цукерман ввалились в двенадцатую не совсем трезвые и явно чем-то радостно возбужденные. Выставив на стол три бутылки водки, с важным видом отпороли с шинелей и кителей погоны, продырявили в них по отверстию, куда повтыкали новые, сверкающие золотом звездочки.
У Сереги от удивления глаза выскочили из орбит и, совершив несколько оборотов вокруг головы, столкнулись, освободив при этом массу электронов в виде искр.
– Ну, Цукер – я еще понимаю – служака! – заговорил Серега, когда искры рассеялись. – А прокурору за что? Я днями и ночами на службе пропадаю, поднимаю обороноспособность страны, так сказать, бдю без сна, отдыха и продыха. Полигоны, казармы и прочие маразмы. И что я за это имею? Кроме выговоров и угроз, что меня лишат диплома – ничего! А выкормыш? В своем взводе за полтора года всего один раз появился, а звание очередное уже получил. Где же справедливость?
– Да где же ты эту самую справедливость видел? К примеру, взять меня! Экзамен сдал на отлично, Дурню телек починил, елку спилил, а звание Цукерману присвоили. Я считаю, что это в корне несправедливо – мне должны были в таком случае капитана дать. Мы с тобой, Серенький, воюем, шишки набиваем… – отчаянно махнул рукой Игорь. – Вот, что я тебе скажу, Серега, нам с тобой, я чувствую, очередное звание присвоят посмертно…
Но, так как водка – как всегда – оказалась недостаточно крепкой, Лысому пришлось неоднократно в этот вечер бегать за вином.

2. Искусство писать объяснения

На следующее утро, слегка поправив пивом в буфете пошатнувшееся здоровье, друзья отбыли на службу. Вечером, в половине десятого, Игорь занервничал. Серега и Лысый еще не вернулись со службы.
– Пьют, сволочи, – решил Игорь. – Днем я их не видел. Явятся, – убью обоих, тем более, что Дуремар дал мне индульгенцию.
– Я думаю, они прочувствовали этот момент и решили остаться в живых – не явятся вовсе, – предположил Коля.
– Явятся, не явятся, а жестоко наказаны будут. Неоднократно сволочуг предупреждал, чтобы без меня ни шагу, – не успокаивался Игорь. – Завтра Дурень мне будет печень выгрызать из-за них. Женя, готовь новое судилище, пора уже начинать репрессии – уж месяц миновал, а мы еще никого не судили. Завтра, прокурор, и с тебя спросим – никакой работы!
– Может быть, сначала расследуем, а потом будем преследовать? – безо всякой надежды спросил прокурор.
– Какая, к черту разница? Это ты там разбираешься, что за чем следует, а мне – по барабану. Сначала дам в бубен, а потом будем разбираться, нечего с ними миндальничать. Уже на голову сели.
– Тебе сядешь, – пробормотал Женя.
В это время за дверью послышался робкий шорох. Игорь, с криком: «Убью!», распахнул дверь. За дверью стояли, дрожа, как два осиновых листа, виновники «торжества», не решаясь зайти в комнату. Удивительно, но они были трезвые. Игорь опешил на мгновение, но тут же перешел в атаку.
– Собаки подзаборные, где вас черти носят? Опять нажрались? Скоты хоронячьи! Научились, сволочи, уже напиваться так, что трезвыми являются. Убью! Выгоню отовсюду, сначала из политбюро, затем из партии, потом из комнаты. А лучше – наоборот. Но сначала рыла ваши похабные начищу!
– Игорь, не кричи! – робко пискнул Серега. – Мы в кино ходили. Тебя искали весь день, хотели тебе предложить.
– Что вы мне хотели предложить? Какое кино – под названием вино? Все брешете. Я вас знаю лучше, чем вы себя сами. Пишите, собаки, объяснительные, может, и поверю.
– На чье имя? – чуть слышно спросил Лысый. – Дурню?
– Сам ты дурень!– рассмеялся Игорь, почесывая кулаки, и показал на Силикатова. – На имя прокурора. Если не удается рыло начистить, так хоть судилище устроим.
Спорить было бесполезно. Как два провинившихся школьника, Серега и Лысый покорно уселись за стол.
 Каллиграфическим почерком, на тетрадном листе Лысый написал следующее:

«Председателю Мохнатой Партии.
Прокурору Мохнатой Партии.
Со ст. №11 УК МП ознакомлен.
Объяснительная.
Будучи на строительных работах при отсутствии контроля (со стороны Председателя МП) – ничего не делали. Созрело решение пойти в кино, (дело было в обед). Оставалось одно, – найти Председателя. Но для решения данной задачи было принято недостаточно усилий. Состоялась встреча с Рыжим Конем. Он предложил подбить баланс по горюче-смазочным материалам. Но мы категорически замахали руками, ссылаясь на отсутствие некоторых документов.
Хочу добавить, что операцию розыска осуществлял Петруня. С моей стороны не было приложено достаточных усилий для оказания ему помощи. Следует добавить, – метались целый день по городу. Цель: ремонт Петруниных сапог. Были в Варнице, доставали бут (но пива не пили).
Вернулись в парк (после объезда всех сапожных мастерских) в начале шестого. Уехали в 17 – 30. На месте дислокации Председатель не был обнаружен. Петруня зашел в казарму, (я ждал на улице).
О посещении кино глубоко сожалею. Членам ПБ посещать кинофильм не советую. Данный поход прошу рассматривать, как рекогносцировку.
Чистосердечно раскаиваюсь.
Лысый».

Серега долго пыхтел, о чем-то усиленно соображая, и, особо не загромождая текст знаками препинания, нацарапал:
«Будучи 27. 01. 82 г. на строительстве важного военного объекта я с т. «Лысым», целый день хотел встретиться с т. «Мохнатым».
В обед в 14 – 20 зайдя к тов. «Мохнатому» в служебную канцелярию имел разговор с его старшиной, который ввел меня в заблуждение, утверждая, что т. «Мохнатый» прибудет в расположение не ранее 21 – 00 часов московского времени. Но я усомнился в этих сведениях. И поэтому ожидал т. «Мохнатого» в кафе «Бородино» до 15 – 15 ч. московского времени. Но т. «Мохнатый» там не появился. После того как мы с т. «Лысым» вышли из «Бородино» решили сходить в кино на сеанс 19 – 40, в кинотеатр «Юность». Но предварительно решили все же найти т. «Мохнатого». Прождав т. «Мохнатого» на стройке до 17 – 35 часов московского времени, мы уехали со стройки. Прибыв в парк в 17 – 45 я зашел к дежурному по парку, пытался узнать о прибытии т. «Мохнатого». Дежурный по парку сказал, что т. «Мохнатый» в парк не прибывал и раньше 21 – 00 часа московского времени не прибудет. Однако и эти сведения доверия не вызывали. Поэтому я и т. «Лысый» пошли на выход из дивизии через казарму. Зайдя в казарму, я спросил у дневального (ефрейтор Чосу), был ли т. «Мохнатый» в казарме. Но он сказал, что т. «Мохнатого» в казарме не было.  Далее, я зашел в каптерку, где мне личный состав 1 – ой батареи (не знаю по фамилиям, 3 человека) тоже сказали, что т. «Мохнатого» не было и, что раньше 21 – 00 часа его ожидать бесполезно.
На основании всех этих фактов я решил, что т. «Мохнатый» попал в сети либо «Дуремара», либо «Горбоносого», поэтому его ждать бесполезно. И поэтому решил с т. «Лысым» сходить на фильм для того, чтобы посмотреть хороший это фильм или плохой; чтобы либо предостеречь т. «Мохнатого» насчет фильма, либо сходить с ним на этот фильм еще раз если фильм хороший. Но все же я попал впросак. Необходимо было еще подождать т. «Мохнатого» и не слушать никого. В этом моя ошибка. В чем раскаиваюсь.
Далее, я с т. «Лысым» сходил на фильм, который не стоит того, чтобы на него ходить. За что и были наказаны с т. «Лысым» на 2 рубля. Лучше бы, купили 1 бут. «Паши» и угостили т. «Мохнатого».
Вот и все объяснение моего поступка. Если заслуживаю наказания, накажите, члены Верховного Суда, но на основании всех вышеизложенных фактов, прошу снисхождения.
Член МП с основания партии, член Политбюро т. «Петруня».

– Сговорились, гады, одними словами пишут, – заключил Игорь, прочитав объяснительные. – А, может, ты, прокурор, им надиктовал? Что скажешь? Чего будем с ними делать? На Политбюро выносим?
– Ну что тебе сказать, – произнес прокурор. – Лысый излагает просто отлично. Все зашифровал, никого не сдал. Никто и не подкопается: «Я – не я, и хата не моя. Напакостить еще не успел, но на всякий случай, каюсь. Авось, впредь зачтется». Тем более, что за использование в донесениях открытого текста Лысый уже был наказан. Значит, исправился. Настрочил емко, кратко и понятно. Молодец, Лысый, далеко пойдешь, если вовремя не остановим.
– Твоя школа! – заметил Коля.
– Зато Серегина повесть – образец классической бюрократической казуистики. По латыни – бюрократус натуралус. Во-первых, обозвал тебя «Мохнатым»…
– Это не страшно, – зарделся Игорь, – я не обижаюсь. Пускай, буду «Мохнатым». Мне даже нравится.
– А как звучит ласково – «Мохнатенький», – пропел Серега, оживившись.
– Хорошо, хочешь быть «Мохнатым», будь им, – продолжал Женя. – И звучит неплохо – «Император всея мохнатая двенадцатая камера Мох Первый, он же Первый Мохнатый». Серега, с твоей легкой руки, вернее, длинного языка, впредь будем именовать Игоря «Мохнатым». Кто за? Единогласно. Теперь, по сути. Начинающий, но уже талантливый, бюрократ Серега так запутал повествование, что сам черт не разберет, что же он целый день делал, хотя все расписал по минутам. О сапогах ни слова, и это важно – целый день искал призрачного «Мохнатого», а не бегал по сапожным мастерским. На лицо – подвиг, и медаль – на грудь! Талант! А за то, что уберег всех нас от пустой траты времени на просмотр «мифического» фильма – уже не медаль, а орден вручить надо!
– Интересно, кто им давал уроки по правильнописанию объяснений? Не ты ли? – Игорь посмотрел на Женю.
– С другой стороны, – продолжал Женя, – наш бюрократус Петруня попутно «сдал» всех подряд, не взирая на звания, должности и заслуги. Сексот высшего разряда – все явки «спалил», и рука не дрогнула, в смысле  язык не отсох. Молодец! Но, что интересно, – ни один, ни другой не раскрыли страшную тайну, – что же это за такой нехороший фильм. Напрашивается вывод: в кине не были, хлебали «Портюшу». Но, учитывая чистосердечное раскаяние и явку с повинной, а, также, то обстоятельство, что оба явились практически трезвые, или сумели быстро протрезветь, предлагаю дело закрыть за отсутствием мотива преступления, но оштрафовать каждого…
– По бутылке «Портюши» с рыла, и точка! – заключил «Председатель Верховного Суда», закрывая судебное разбирательство.

3. Табуретка для члена Политбюро

В конце января Валеру Матвиенко перевели в службу ПВО штаба дивизии, что сильно насторожило Силикатова.
– Как бы меня не вытащили из прокуратуры, заставят еще служить, – взволновался он.
– Пока можешь не дергаться, вместо меня уже прислали какого-то желторотого двухгодичника. Только что закончил институт. Из Чебоксар приехал.
– Что, косорылый?
– Нет, но худой и замученный, как будто пять лет в лечебно-оздоровительном лагере «освенцим» провел. И в очках. Портупей на складе ему не хватило…
– Так я ему свою портупею подарю. С меня хватит, –теперь его очередь тупеть, - обрадовался Силикатов.
Но радоваться было преждевременно. Через пару дней Валера огорошил его свежей новостью, от которой мерзко запахло сыростью, грязью и холодом полигонной жизни. Валера теперь, по долгу службы, первым узнавал новости ПВО-шной жизни.
– Отправляют, Женя, нашу, то есть, теперь уже твою батарею на переучивание. Будешь перевооружаться. Вместо пушек  получите «Стрелу – 10». И ты есть в списках на отправку. Сейчас приказ стряпают.
– А «шилочники»?
– «Шилочников» не трогают.
– Вот это новость номер раз! – упавшим голосом сказал Женя. – И, что же, нельзя открутиться? Что я там буду делать на пару с этим молодым идиотом, под пристальным вниманием Чувырла? И потом, я совсем не хочу переучиваться. Я только что из «рогаток» научился стрелять. И вообще – оно мне надо?!
– Не знаю. Отправка через десять дней. Как тут отвертишься? Не знаю, Женя, мое дело тебя предупредить, а ты думай! А что это такое, кстати, – «Стрела 10»? Это которая с руки стреляет?
– С руки – это «Стрела 2», а «Стрела 10» на гусеничном ходу, как «Шилка». Помнишь, летом в Дербянске, вместе с нами была батарея «стрелочников» из Чабанки. Там друзья мои служат – Женя Корепин и Витя Исправников. Вспомнил?
– Да! Исправников еще ракету в землю вогнал. Вспомнил. А ракета не дешевая была. За одну ракету можно «Жигуль» купить.

Чтобы откосить от переучки, Силикатов воспользовался «прокурорской крышей» и напросился в командировку.
Командировка оказалась не совсем плохой, пожалуй, даже совсем наоборот. И не в какую-нибудь «дыру» под Нижнюю Ухту, а в Москву, во всесоюзный научно-исследовательский институт судебной экспертизы, Силикатов отвез уголовное дело для проведения автотехнической экспертизы. В Иваново и Костроме выполнил ряд несложных следственных действий и через две недели вернулся обратно в Приднестровск. Прокурор, кстати, еще и поблагодарил Силикатова за оказанные «услуги», так как отправлять следователей с такими поручениями было просто несерьезно. Зенитная батарея переучиваться отбыла без Силикатова., чего он и добивался
В то время, когда Силикатов совершал «вояж» по русским городам, Игорь, переодевшись в гражданскую форму, чтобы не выделяться из толпы, с пистолетом «Макарова» в кармане, третий день дежурил на автовокзале молдавского города Котовск в поисках самовольно оставившего часть рядового Поцеску. Игорю помогал коротать время Сергей Боднарчук с таким же пистолетом за пазухой. Временами они меняли Лося и прапорщика Мнюха, которые сидели в засаде возле дома, где жил самовольщик. Мнюх был сам из Котовска и жил неподалеку от Поцеску.
Поцеску служил первый год, и три дня назад сбежал из части. Лиственный решил в прокуратуру пока не сообщать, и отправил по «следу» «зондер» команду. На четвертый день, ранним утром, Игорь и Сергей выследили «бегуна» и «взяли» его возле родного дома; связали, закинули в кузов «УРАЛа» и привезли на гауптвахту. Лобидзе и Боднарчук получили, в качестве поощрения, трехдневный отпуск и уехали в Одессу.
Коля, со своим комбатом, уехал в командировку в Бельцы. В двенадцатой, в очередной раз остались вдвоем Серега и Лысый.
– Хорошо то, как! Никто на мозги давить не будет, всех разнесло в разные стороны, правда, Лысый? – радовался Серега. – А то: «Без меня никуда не ходить, водку не пить!» Осточертело! Идем, Лысина, в «Алиментару», наберем «портофана», прополощем горло винищем. Бесконтрольность – лучший образ жизни.
– Серега! Как ты считаешь, у меня есть шанс пролезть в Политбюро? – вдруг спросил Лысый.
– Ты это чего, Лысый? Ошалел, что ли? Это очень сложный вопрос. Без, так сказать… – Серега хитро улыбнулся. – А зачем тебе в Политбюро?
– Очень хочется! Как бы влезть? Может, поможешь?
– Лысый, ну ты завернул! Я сам одной ногой на вылете – сто двадцать восемь раз выгоняли.
– И что, совсем без вариантов? А как быть? Подскажи.
– Что тебе сказать, Лысенький. Я, конечно, знаю всю раскладку внутри Политбюро, – важно начал Серега, но вдруг запнулся, посмотрев на Лысого «свысока». – трезвый Лысому не друг… Я хочу сказать, что даром такие сведения предоставить не могу.
– Серега, не томи душу, сведения будут оплачены сейчас же. Давай, колись. Мы же в гастроном идем!
– Ну, если в гастроном, то хорошо. В Политбюро четыре человека, и от того, как они проголосуют, зависит, какое решение пройдет. Коля всегда, при любых обстоятельствах, голосует только «против». Он у нас в вечной оппозиции, камуняка чертов. И купить его невозможно. Я, допустим, могу проголосовать «за». Тебе нужно набрать еще два голоса.
– А Игорь, как?
– Не перебивай. С Игорем, как раз, проще всего. С ним всегда можно договориться. Ну, я, надеюсь, ты понимаешь… Он кого хочешь примет… за стакан, а… завтра… выгонит.

Игорь, действительно, таскал за собой очередных «собутыльников» в двенадцатую, где после третьего стакана, оптом и в розницу принимал всех подряд в члены «тайной организации», обещая «за бутылку» стремительное продвижение по партийной линии. Утром же, «свежевечернепринятый» субъект изгонялся навсегда.
– Что бы вы делали без меня, если бы я не занимался постоянной чисткой партийных рядов. Сколько всякого отребья я изгнал из рядов партии, сосчитать невозможно… – хвастался Игорь.
– Сколько привел, – столько и выгнал! Баланс не нарушил! Вот и все твои «заслуги», «чистильщик»! – «отрезвил» его Коля.

– Камень преткновения, Лысый, это наш «прокурор» и главный идеолог партии Силикатов,  – продолжал Серега. У него все расписано, все по бумажкам, – целая система документов. В общем, отпетый бумагомаратель и документоизвращатель.
– А я думал наоборот. И, вообще, считал, что все это так, детская игра в «кошки – мышки».
– Ошибаешься, Лысый. Это тебе не «хухры – мухры», а Мохнатая партия – серьезная организация. Купить его, конечно, можно, но тебе это обойдется очень дорого. Впрочем, могу попробовать поспособствовать, но… за отдельную плату. Но, гарантии, Лысый, никакой.
– А почему?
– Потому что, Лысый, неизвестно, как карта ляжет! Он сегодня примет, а на следующий день состряпает документ, как он любит говорить, «задним числом». А в этом документе, Лысый, тебя приговорят к смертной казни, или пожизненно запретят вход в двенадцатую. И, главное, – твоя личная подпись будет стоять в графе «согласен». Женька этому явно в прокуратуре «насобачился». Так что, Лысый, если очень хочется, готовься к испытаниям. «Председатель» с «идеологом» выдумают какую-нибудь проверку или аттестацию, они на этот счет «мастаки», а комендант им подгавкивать будет. Он, кстати, всегда, против всего, и неподкупный, собака!

К тому времени, когда жители двенадцатой собрались в полном составе, Лысый морально уже созрел к предстоящим «неведомым» испытаниям и под диктовку Сереги написал заявление, в котором просил принять его в «члены ПБ МП». Серега с начала года в «залеты» еще не попадал, числился пока «членом ПБ», и решился дать рекомендацию Лысому.
– Очень хорошо, что ты воспитываешь молодежь, готовишь достойную себе замену. Молодец, Серега! – с издевательскими нотками в голосе, прокомментировал Игорь заявление Лысого.
Серега недоуменно посмотрел на Игоря, – тон его комментария не предвещал ничего хорошего.
– Да, Серега, это похвально, что ты решил уступить свое теплое место в Политбюре своему товарищу, тем более что он достоин этого, а твой благородный поступок будет по достоинству оценен современниками, – продолжил Женя.
Внутри у Сереги все похолодело и покрылось инеем. Широко раскрыв рот, он смог произнести только: «А-а!»,  и упал на стул, боясь потерять равновесие.
– Что ты чавкаешь? Слова застряли в глотке? А чему ты удивляешься. У нас в Политбюро четыре табуретки, и все заняты. Правильно? – спросил Женя, обращаясь ко всем присутствующим. – Правильно! Даже Лысый кивает. Если хочешь устроить Лысого в Политбюро, – пожалуйста! Проблем нет. Только за свой счет, Серега. Согласен? Если согласен, сейчас соберем Политбюро и примем соответствующее решение. Я правильно говорю, председатель партии? А для того, чтобы поставить пятую табуретку, нужно решение Съезда Мохнатой партии. У нас, дорогуша, не какой-нибудь «шараш-монтаж». Понял!
– Лысый! Что я тебе говорил! – очнувшись от анабиоза, заорал Серега, почувствовав, как «табуретка» зашаталась под ним. – Да на фиг мне все это надо! Ничего я не хочу, никаких рекомендаций я не подписывал, это не моя подпись. Ну ты, Лысина, и скотина – втравил меня…
– Что ты хрипишь, как испорченный унитаз, – остановил Серегу Игорь. – Мы с идеологом подумаем, как помочь и тебе и твоему протеже. Да вот только горло пересохло, мысли протолкнуть нельзя.
– Лысый! – взвыл Серега. – Ты меня умакнул, давай теперь, бегом, за микстурой.

– В общем, так, Лысый, – оторвавшись от каких-то бумажек, сказал Женя, когда Лысый вернулся из «аптеки» и все нужные горла были смазаны. – Пока тебя не было, мы тут посовещались с группой товарищей, подняли в партийном архиве документы, характеристики со школы, детского садика и яслей и сильно порочащих тебя сведений, пока! повторяю, пока! не нашли. А потому решили, специально для тебя, внести ряд изменений в Устав нашей партии. Учти, Лысый, специально для тебя, или, как говорят твои друзья румыны: «Алебастру пентру дуна вастру»…
– А что это ты загнул, такое заумное, полиглот ты наш? – спросил удивленный Игорь.
– Да так, вспомнил название альбома группы “Status Quo” –  “Blue For You”* (*«Голубое – для тебя»), – ответил Женя.
– А при чем тут алебастр? – переспросил Коля.
– Алебастру в переводе с румынского – голубой. Просто звучит красиво – «Алебастру». Короче, слушай, Лысый, решение Политбюро.

Выписка из решения Политического бюро Мохнатой партии от __  ________  _____ года.
Присутствуют: члены ПБ т. т. Лобидзе, Силикатов, Цукерман, Гаркенко, член МП т. Лысый.

СЛУШАЛИ: I. Информацию члена ПБ т. Петуха, заявление члена МП, старшего стивидора т. Лысого.
ПОСТАНОВИЛИ:
1. Изучить вопрос о введении в Политбюро «приставной» табуретки «Кандидата в члены ПБ» и рассмотреть вопрос о проведении выборов по выборам т. Лысого кандидатом  на эту табуретку.
2. Изучить вопрос об отправке табуретки члена ПБ т. Петуха в печь, и снятии т. Петуха с должности зам. по вооружению и изгнания  его из членов ПБ.
3. Рассмотреть на ближайшем пленуме вопрос о назначении т. Лысого кандидатом в члены ПБ.
4. Назначить т. Лысого замом по тылу, с возложением на него всех вопросов материально-технического снабжения. Лысому приступить к выполнению служебных обязанностей немедленно!
5. Назначить т. Лысому квалификационную комиссию, для рассмотрения возможности присвоения ему звания «Кандидат в кандидаты в мастера спирта».
6. Направить т. Лысого на военно-врачебную комиссию (ВКК) для определения годности к выполнению обязанностей кандидата в члены ПБ.
7. Назначить т. Лысому комплексную судебно-психиатрическую экспертизу, производство которой поручить врачам-экспертам психбольницы при Мохнатой поликлинике. На разрешение экспертизы поставить следующие вопросы:
- Вменяем ли т. Лысый, если да, то насколько сильно.
- Может ли т. Лысый по состоянию здоровья занимать откидную табуретку кандидата в члены ПБ.
8.    Направить т. Лысого в Мохнатый институт повышения квалификации для прохождения аттестации по следующим общемохнатым дисциплинам:
- Научный Мохнатизм (зав. кафедры – Силикатов);
- Техника исполнения уничтожения ГСМ (зав. кафедры – Гаркенко);
- Прикладное рукоприкладство и сопротивление материалов кулаку (зав. кафедры – Лобидзе);
- Ориентирование на местности вслепую в темное время суток в поисках ГСМ (зав. кафедры оптического визирования и офтальмологии – Цукерман);
- Выполнить дипломный проект по теме «Основы применения стратегии и тактики Мохнатой партии. Методы и приемы поиска ГСМ в условиях низкой облачности и осадков, а также в ночное время без применения ориентирующих приборов».
9. По выполнению т. Лысым пунктов №, № 5, 6, 7, 8 и успешной защите дипломного проекта, вернуться к рассмотрению пунктов №, № 1 и 3.
10. Техническую сторону по обеспечению пунктов №, № 5, 6, 7, 8 и приобретение табуретки полностью возложить на т. Лысого.

СЛУШАЛИ: II. Информацию члена ПБ т. Цукермана об особенностях последембельской работы в МП.
ПОСТАНОВИЛИ:
1. Каждый год, в последнюю субботу августа все члены МП обязаны прибыть к ресторану «Киев» г. Одессы (главный вход) к 18 – 00 московского времени.
2. Довести до сведения всех членов МП.
Подписано: члены ПБ т. Лобидзе, т. Силикатов, т. Цукерман, т. Гаркенко, член МП т. Лысый.

– Прошу присутствующих высказать свое мнение по существу вопроса, – открыл Женя прения, огласив документ.
– Опять Петух! – взорвался Серега. – Почему я попал во второй пункт! За что? Лысый, тебе это даром не пройдет. Я из-за тебя должен лишиться всего…
– Молчи! Дай высказаться по существу, – остановил его Коля. – Решение великолепно! Документ составлен на высшем уровне крючкотворства. Не к чему подкопаться. Я всецело за это решение. И, вообще, нормальная практика законотворчества: пока Лысый пройдет все стадии и инстанции, начисто забудет то, о чем просил в заявлении. Но надежда останется. Ты-то как, Лысый? За или против?
– Ну, я… – замешкался Лысый, окидывая робким взглядом довольных членов Политбюро, – я тоже. А ВКК где проходить, в госпитале?
– Отморозок! – засмеялся Игорь.  – Какой госпиталь! Я – главный врач! У меня и комиссию пройдешь, я тебе и справку выпишу, и на больничный отправлю. Я за принятие данного решения, без каких-либо оговорок. Только один вопрос Женя, почему дата не указана?
– На всякий случай! Потом задним числом поставим! – пояснил Женя.
– А! Тогда понятно! Гениально! Вопросов больше нет, голосуем за принятие документа в целом. Кто за? Единогласно! Даже Колюня «за» – первый раз за все время. Удивительное единогласие! – завершил заседание Игорь.

4. Усатая дискриминация

Однообразные, монотонные будни, окрашенные одним цветом с давно выпавшим снегом, – серо-грязным, тянулись как перегруженная арба в гору. Где-то далеко, по уши в грязи, замешанной на снеге, личный состав зенитной батареи изучал устройство зенитно-ракетного комплекса «Стрела10». В Приднестровске грязи было немного меньше, чем на полигоне, но жизнь интересней не становилась. Силикатов помогал расследовать уголовные дела: допрашивал дезертиров и стращал тех, кто еще не успел «переквалифицироваться» в эту категорию военных преступников. Матвиенко, с девяти до пяти, дремал в тиши штабного кабинета, подложив под голову пачку циркуляров. Гаркенко и Коломытов с утра до вечера носились по близлежащим селам, якобы, добывая стройматериалы на «стройку века», а на самом деле, – себе на пропитание. Лобидзе, в это время, в паре с майором Галушко, «руководили» строительством и костями домино, сидя в теплой прорабской. Один Цукерман выполнял свои служебные обязанности, правда, тоже не всегда добросовестно, повышая боевую готовность своего расчета и Советской Армии в целом.

– Жека, тоска невообразимая, – сетовал Игорь. – Что-то у нас такая скука развелась, – никто никуда не «залетает». Надо бы что-то придумать, как-то разнообразить нашу серую, как армейская шинель, жизнь. Давно дел никаких не было. Да и ты свои «прокурорские» навыки совсем растеряешь.
– А что я могу сделать, не за что «взять» их, совсем от рук отбились.
– Кстати, мне в голову пришла одна интересная идейка. Я с усами, ты – тоже отрастил…
– Ну и что?
– Как, что?! Шевели усами! Пускай все тоже усы отпускают. А кто не сможет вырастить, – выгоним из партии. Как я придумал!
– Чушь какая-то. Не нахожу никакой прогрессивной мысли в твоей безумной идее.
– Ты еще не «догнал». Следи за ходом моей мысли. Партия у нас, какая? Мохнатая! Значит, все должны быть, в какой-то степени мохнатыми. А признак «мохнатости», какой может быть? Усы!!! Понял! Вводим обязательную «усатость» в партии, даем срок, кто не выполнил – на воздух!
– Чем-то дискриминационным попахивает твоя идея. И, почему, сразу «на воздух». Если мы всех отправим на «кислород», кто же в партии останется. Мы вдвоем? Придется самоликвидироваться, так как минимальное количество членов в партии – три! Систему штрафов нужно ввести…Неизвестно еще, как братва безусая отнесется к твоей идее.
– К нашей! К нашей идее, –Игорь сделал ударение на слове «нашей». – Система штрафов, кстати, гораздо лучше, тут ты прав.
– Пусть будет «нашей». А, если, у кого не растет ничего?
– Это уже не наша проблема. Рассаду пусть берут! Так, что, садись и пиши указик, скоро все соберутся – вот мы их, и ошарашим, или обусатим.
Ошарашенная «братва безусая» по-разному отнеслась к навязанному нововведению. Цукерман – спокойно, заметив лишь:
– Этим двум основоположникам, вернее – остолопам, научного мохнатизма нужно было родиться во времена рабовладельческого строя, – там бы они неплохо прижились со своими идеями, попахивающими детской болезнью дегенератизма».
– Ты, Владимир Цукер Ильич, полегче на поворотах – как бы первый с дистанции не сошел, - пригрозил Игорь.
– А чего ты меня пугаешь? – ощетинился Цукер. – Я тебя не пугаюсь. Усы, так усы. Хоть и бороду.
Серега от комментариев воздержался, только нервно тер пальцем под носом. Лысый молча сопел в две дырки, а когда страсти поутихли, тихо спросил у Сереги:
– А ты не знаешь, что надо делать, чтобы выросли усы?
– Знаю, Лысый! За стакан вина, могу раскрыть тайну.
– Согласен, выкладывай!
– Лысый, берешь вафельное полотенце, и каждое утро натираешь под носом минут пятнадцать, через месяц вырастут, как у Тараса Бульбы.
– Брешешь!
– Ей богу, Лысый, первый раз не вру. Вот те крест! Сам пробовал.
– Как ты крестишься, антихрист. Наоборот нужно – справа налево, – поправил его Игорь.
– Виноват, исправлюсь!

За три недели Цукерману удалось вырастить у себя под носом небольшой газончик рыжеватой растительности, чем он даже пытался гордиться. Серега и не пытался завести себе шевелюру, а все усилия Лысого пошли насмарку. Каждое утро Лысый неистово тер под носом грязным полотенцем, отчего вместо усов у него под носом нарисовалось продолговатое красное пятно.
В итоге усатый инкубатор пришлось закрыть из-за полной неспособности генофонда выполнять поставленные задачи по выращиванию подносовой растительности.
После провалившейся всемохнатой усынизации «остолопы мохнатизма» попытались ввести авторские права на слова однокоренные со словом «мох».
– Теперь так, если произносишь слова, к примеру, мохнатый или обращаешься к Моху, каждое произнесение облагается авторским сбором, – разъяснял новую доктрину Силикатов. – Лысый, вот, к примеру, ты обращаешься к Моху, плати за использование.
– Ничего не понял,  - всполошился Лысый, – к Моху теперь обращаться нельзя?
– Можно, Лысый, можно, но ты уже сказал ключевое слово – Мох – плати авторский сбор. С тебя стакан вина! Понял?
– Ничего не понял, – Лысый покрылся испариной, пытаясь понять тайный смысл.
– Чего ты понял, – вдруг «прозрел» Серега, – Стакан вина гони, козел.
– А бутылку пива нельзя? – робко пропищал Лысый.
– Торг здесь не уместен, Лысина, – грозно произнес Серега, – давай дуй за винчиком!
Программа взимания авторских прав потерпела крах, так и не начавшись, – все вдруг вспомнили, что Моха зовут Игорь.
– Гнусненькая у нас подобралась в партейке компания, – ничего из них выдавить нельзя, – подвел итог попыткам дискриминации Силикатов.
- Да, уж! Что имеем, то и пожинаем! – согласился Игорь.

5. ДДТ

Серега, с красными от мороза щеками, шустро забежал в комнату, держа в руках какую-то газету.

- Темная ночь, только пули свистят по степи.
Один пуля застрял в проводах,
Другой пуля, всю ночь напролет,
За фашистом гонялся… - весело напевал Серега.

– Фашист, а где своего брата-акробата Лысого потерял? – спросил Игорь.
– Пошел брюхо набивать, скоро будет. А я вот газету «прикупил», с кроссвордом и объявлениями.
– Дай посмотреть, – попросил Игорь.
– Не дам, я сам хочу кроссворд решить.
– И где же ты ее прикупил?
– Там где всегда – внизу, на вахте. Там еще есть, пойди и «купи» себе.
– Петруня, я кроссворд не буду трогать, только объявления почитаю.
– Знаю я тебя… Не дам. Лень три ступеньки вниз пройти.
– Вниз не лень, а вот вверх…
Раздевшись, Серега завалился на кровать, стащил у Коли огрызок карандаша и принялся за кроссворд.
– Средство от вредителей, три буквы, кто знает? – спросил Серега.
– Дихлордифенилтрихлорметилметан, – выговорил Женя длинное слово.
– Ты что, сегодня никого за решетку не отправил, там же всего три буквы, а у тебя – сто двадцать три!
– Это – полностью, а сокращенно – ДДТ.
– Правильно, подходит! Ну ты и умняк! Такие слова выговаривать научился. Я и половины не выговорю.
– Я тоже не могу… Со мной в институте учился Андрей «Паниковский», вот он это слово умел выговаривать. Он, вообще, у нас по химии асом был, – ответил Женя. – А я в химии, кроме «ать два о» и «цэ два аж пять об аш», ничего не «петрю».
– А «гнать» ты, однако, красиво «петришь». Меня один вопросик мучает: как так получается, что ты – интеллигент собачий, а очки Коля носит?
– Чего цепляешься? Скучно стало? Лежишь – лежи, и кроссворд свой решай, пока под статью не подвел… – пригрозил Женя.
Коля тоже нервно заерзал на своей койке, бросая на Серегу гневные взгляды. Обстановку разрядил явившийся Лысый.
– Ты где ходишь? Не мог расстаться с тарелкой борща? – спросил Игорь. – Тащил бы сюда, – помогли бы… И, вообще, Лысый, ты собираешься проходить квалификационную комиссию?
– Гм… Ну, собираюсь… Я же два раза уже «заходил».
– Что ты мычишь? Заходить то, ты заходил, да только не вышел ни разу, – рассмеялся Серега.
– А ты чего выступаешь? – накинулся Лысый на Серегу? – Не прошел, так пройду. Ты здесь при чем?
– А при том, Лысый, что я – член квалификационной комиссии. Будешь много лаять– завалю! Но, за отдельную…
– Серый! Заглохни! А ты, Лысый, зря раздеваешься. Бери кандейки и вперед – к Клавке, – обеспечивай техническую сторону, – сказал Игорь. – И пожрать принеси!
– Серега! – простонал Лысый. – Идем со мной, за компанию.
– Пошел ты к черту, Лысый! Я устал, как собака. Портянки еще не высохли. Что ты пристал ко мне, как клещ. Да и, вообще, я не фартовый. Мы с Женькой однажды уже сходили к Клавке. Это было, Лысый, еще до тебя. Жека, расскажи ему, чем все это закончилось.
– Чем закончилось? Известно чем – холодной камерой в комендатуре.
– Как? – удивленно воскликнул Лысый.
– Очень просто! Размялись пивком, пошли на «тренировку» к Клавке. Рванули самогончика, закусили винчиком.
– И что?
– Ничего! Пошли домой. Я – выписывая буквы «зю», Серега – ползком, прополз пару метров, устал и заснул. Я его оторвать от земли не мог, так как и сам был подуставший. Сел рядом, думаю: «Подожду немного, соберусь с силами, поползем вместе». А одеты мы в формейку. Но какая-то «добрая» душа – старая ведьма из дома напротив, тварь подколодная, – в комендатуру позвонила: «Тут солдатик – касатик устал, лежит, помирает, отвезите в гошпиталь». Те и рады стараться: за «солдатиком» тут же выслали экипаж машины боевой. Загрузили Серегу, а меня послали куда подальше. Я им говорю: «Отдайте кореша, я его домой снесу». А они мне: «Ты себя снеси, а его мы снесем куда надо!». Я уперся: «Без кента не пойду». Ну, они и меня за компанию в машину. Не мог же я кента бросить.
– А дальше.
– Ну ты, Лысый, и непонятливый. Нельзя быть таким не в меру любознательным. Дальше была «холодная» камера – метр на метр – в доме отдыха у Гаспарова. Три каменные стены из неотесанного гранита, скамеечка в стене, шириной десять сантиметров и металлическая решетка вместо двери, – вот и все удобства.
– Отобрали все, гады, всю одёжу: пинжак, шинелку, шнурки… Холодно, жуть! – перебил Серега рассказ Жеки.
    – Какие шнурки? Серега, что ты гонишь, ты же в сапогах был? – возмутился Коля.
    – Вот я и говорю, - всё, сволочи, отобрали!
– Серега слегка протрезвел, - продолжил рассказ Жека, - очнулся и начал орать: «Врагу не сдается наш гордый «Варяг». Выпустите нас, гады! Комендантские прихвостни! Приедут корешки из Одессы – всех поубивают, и комендатуру снесут. А подвал засыплют вашими трупами». Только все это – до лампочки. Утром, зам коменданта Миша Перельман выстроил нас, там еще человек пять было, и, подойдя к Сереге, спрашивает: «Ну, так что, Гаркенко, где ваши корешки, когда приедут?» А Серый ему отвечает: «Никак нет, товарищ капитан, никто и никуда уже не приедет. Я позвонил, дал команду «отбой!»
Лысый тяжело и горестно вздохнул, дослушав жуткий рассказ до конца, молча взял канистры, и удалился. Серега опять уткнулся в газету, читая объявления.
– «Продается участок на сорок шестом километре Кишиневской трассы, со строением», – прочел Серега вслух. – А где это, интересно?
– Где!? На сорок шестом километре Кишиневской трассы, – ответил Женя.
– Понятно. Спасибо!… Или вот еще: «Продам автомобиль «Москвич – 401», недорого», – прочел Серега еще одно объявление.
– Что, Серый, хочешь купить самокат? – язвительно спросил Коля. – На сколько колес ты уже насобирал? На два или три? Помнится, у тебя уже было четыре и запаска…
– А что? И насобираю! Не один ты – «великий собиратель». Месячишко с «павлушей» не пообщаюсь, – вот тебе и пара колес!
– Серега, может, для начала курить бросим? – предложил Женя. – На прикуриватель, как раз, хватит.
– Нет! Я так резко не могу, – ответил Серега и, немного подумав, добавил:
– Пил, пью и курить буду! Вот!
– Ладно, «фонтанский» мечтатель, хватит афоризмы рассыпать, сходи в буфет, возьми пивка для рывка, и похавать чего-нибудь. Лысый не допетрит, а жрать охота, – прервал Игорь дискуссию.

6. Вареники в шляпе

– Что-то Лысины давно нет! – забеспокоился Серега спустя минут сорок после ухода Лысого. – Уже и пиво закончилось и «плавленый сырок, разломленный в кармане, засох». Как бы чего не случилось. За это время можно три ходки сделать.
– Откуда ты знаешь, сколько ходок можно сделать, если сам ни одной не сделал? – оторвался Игорь от чтения «Военного вестника».
– А я прикинул. А вдруг Лысый на патруль нарвался и отправился в «санаторий» к коменданту Гаспарову. Плакали тогда наши канистры.
– Что ты закаркал, как драный петух. Какой-такой патруль? Я за наши канистры любого удавлю. А ты чего лежишь кверху своим толстым брюхом и каркаешь? Если патруль его сцапал и отобрал тару, первому тебе, Серый, не сдобровать. В бубен настучу от всей души, мало не покажется!
– А я тут причем? – вскочил Серега.
– Притом! Звал тебя Лысый с собой, надо было сопровождать. Мы были бы спокойны.
– Скорей, наоборот. Их вдвоем никуда нельзя посылать – пропадут на неделю, – предположил Женя.
– Правильно, Жека. Тем более у меня ножка болит. На стройке натер, – обрадовался Серега.
– Мозги у тебя болят, а не ножка, боров. На вино первый набросишься, уже кружку свою трехлитровую приготовил, – ухмыльнулся Коля.
– А ты, коммуняра, продался большевикам, так молчи и не гавкай.
Коля открыл рот, но гавкнуть в ответ ему не дал вернувшийся, наконец, Лысый. Он походил на дозорного, только что снятого с поста. Щеки горели, на устах блуждала хитрая улыбка. Важно пройдя к столу, он поставил на стул тяжеленный портфель.
– Вот! – многозначительно сказал он.
– Что, вот! – хором выдохнул «квартет» членов Политбюро, сгрудившись вокруг стола, сгорая от любопытства.
– Винчик, восемь литров! – гордо сказал Лысый, доставая две канистры – пяти и трехлитровую.
– Ну и! – раздался протяжный стон.
– Что, ну и! Вот и жратва!
Лысый, довольный произведенным эффектом, достал из чемодана половину буханки хлеба, шмат сала, три соленых огурчика, два помятых бочковых помидора, полулитровую банку капусты домашней закваски и кусок кровяной колбасы.
Слюни текли ручьями, угрожая первому этажу всемирным потопом.
– Но это еще не всё! – вскрикнул Лысый, взмахнув руками, словно факир на манеже цирка.
Когда Лысый зашел в комнату, никто из «квартета» не обратил внимания на его неестественно разбухшую зимнюю офицерскую шапку, которая теперь напоминала тиару Папы Римского. Лысый театральным жестом, каким обычно актер выносит на сцену поднос с тарелкой супа, говоря: «Кушать подано», аккуратно снял шапку, и положил на стол. Эффект разорвавшейся бомбы Лысому, таки, удалось произвести.
– А это – вождю! – гордо произнес Лысый, двумя руками указывая на шапку, - от Клавки и от меня лично!
Шапка была доверху наполнена большими варениками, источающими безумный аромат, наполнивший комнату. От еще теплых, сочных и аппетитных вареников вверх поднимался еле заметный пар. «Квартет» свалился на койки, как подрубленный. Минутой молчания закончился моноспектакль, после чего раздались бурные аплодисменты.
– Молодец, Лысый, герой дня! Орден заслужил, и медаль дадим в придачу! А вождем меня еще никто не обзывал, – расцвел Игорь. – Классно звучит. Вождь Мохнатой партии. Здорово!
– Молодец, Лысый! – поддержал его Женя. – Орденок, пожалуй, еще рановато…Считай, что ты уже «Кандидат в мастера». Можешь смело писать заявление на «Мастера». Присвоим вне очереди, может быть, за твой счет, естественно…

7. Шпиономания

Сырой и холодный, промозглый февральский день не предвещал ничего хорошего. Основательно промерзнув в парке, Серега, вернулся домой раньше, чем обычно и, не раздеваясь, завалился на кровать. В общежитии в это время обычно было тихо. Но из соседней комнаты слышались чьи-то незнакомые, возбужденные голоса и Серега своим тонким «нюхом» почуял «наживу». В дверь двенадцатой постучали.
– Добрый день. Извините, пожалуйста, у вас ножа не будет? – с едва уловимым московским акцентом, спросил молодой парень, одетый по гражданке.
– Будет. Сейчас дам, – ответил Серега, подавая парню со стола перочинный ножик Цукермана. – Что-то я вас раньше не видел.
– Спасибо. А мы тут всего три дня жили, завтра уезжаем. В командировке были. Я скоро верну. Если хотите, заходите к нам, – пригласил «командированный» Серегу.
Через полчаса Серега был уже «лучшим другом», травил одесские анекдоты, развлекая четырех молодых парней из Москвы.

– Опять Серега где-то завеялся. Комнату бросил открытой, вот его лапсирдак валяется, – удивленно вопрошал Игорь. – Куда он делся? Пьет, наверное, хороняка, и опять без нас, собака.
– Не знаю, – ответил Женя, – я зашел вместе с тобой.
В коридоре послышался какой-то шум, голоса, дверь комнаты открылась, и в комнату зашел разгоряченный винными парами Серега, приглашая войти какого-то незнакомца.
– Корешки, познакомьтесь, это – мой друг Саша, шпион.
Серега произнес это как-то так обыденно, мол: «Шпиона заказывали, – получите!» Игорь и Женя медленно опустились на кровать, в комнате наступила «минута молчания».
– Ребята, здравствуйте! – по окончании минуты произнес «шпион» Саша. По лицам Сережиных друзей он понял, что пора разрядить обстановку, прояснив «шпионскую» ситуацию. – Сережа немного перегнул. Мы из Москвы, из отдела внутренней разведки. Приезжали сюда в командировку, в особый отдел дивизии на стажировку. Завтра убываем обратно. Рад с вами познакомиться. Заходите к нам.
– М-мы тоже. Рады. Очень, – промычал Женя.
Предложение, однако, из вежливости  было принято.
– Ну, а теперь вы к нам, у нас комната побольше будет, а здесь развернуться негде, – пригласил Игорь «шпионов» в свою комнату, когда первое знакомство и первая рюмка состоялись, а напряженность исчезла.

Лысый, поднимаясь по лестнице на второй этаж, отчетливо слышал нестройных хор голосов, переходящих в крик. «Гуляют, собаки. Опять. Судя по воплям, давно. Как бы чего не вышло», – подумал он.
– А вот и Лысый, пацаны. Это – наш зам по тылу. Прошу любить и жаловать, – представил Игорь вошедшего в комнату Лысого.   
– Знакомься, Лысый, это наши кенты, резиденты советской разведки в Румынии. Ну, шпионы, так сказать. Но об этом, Лысый, вслух говорить нельзя, только шепотом и под подушкой. Сам понимаешь – военная тайна! Приехали к нам по обмену опытом, – продолжал Игорь. – Ты особенно не раздевайся, у нас шнапс на исходе.
Лысый остолбенел, сквозь сигаретный дым разглядывая шпионов и горы пустых бутылок, валяющихся под столом. «Штук пятнадцать будет!» – прикинул он.
– Игорь, подожди, давай ему нальем «штрафную», он ведь только что со службы, – предложил один из «резидентов» по имени Михаил. – Хороший парень. Такой молодой лейтенант, а уже зам по тылу, молодец.
– Миша, я тебя, конечно, уважаю. Но «штрафная» у нас, это совсем не то, что ты имеешь в виду, – остановил его Игорь, схватив за рукав. –  Лысый опоздал, значит, он о-ш-т-р-а-фован, то есть, «пролетает», как фанера над Парижем. Надо раньше приходить. Лети, Лысый, дальше, и без бутылки не возвращайся.
– Нет, это нехорошо. Пусть выпьет, закусит, – настаивал Миша.
Несмотря на такую опеку со стороны шпиона по имени Михаил, Лысому в этот вечер пришлось бегать к Клавке дважды, правда, за шпионский счет. Угомонилась мохнато-шпионская компания далеко за полночь, не раздеваясь, свалившись, кто где. Только двоим шпионам-лазутчикам, удалось отползти в свою комнату.

8. Я твой папа!

Утром двенадцатая напоминала «Ледовое побоище» – трупы мохнатовцев и шпионов, вперемешку с пустой тарой так и валялись там, где упали. Головы трещали, как спелые арбузы под прессом.
– Хоть бы кто стакан на опохмелку оставил, – сетовал Серега.
Долго соображали, как поправить здоровье, – буфет уже давно закрылся, а куда-то идти желания ни у кого не возникало. Решено было вызвать из части Лысого. Игорь, невероятными усилиями воли поднял свое тело с кровати и спустился вниз на вахту, придерживая голову руками, словно боясь её потерять. Изменив голос, он позвонил дежурному по части. На другом конце провода ответили: «Помощник дежурного по части, лейтенант Цукерман слушает».
– Вот это да! А я – Лобидзе, – прорычал Игорь в трубку. «Это очень хорошо, – подумал он, – сейчас Лысого быстро отыщет».
– Игорь! Ты мне срочно нужен, выручай, – взмолился Коля. – Я тебя с утра разыскиваю, не могу найти.
– Считай, что нашел. Что у тебя там стряслось, Коля!
– Игорь, мне срочно нужно три патрона к пистолету «Макарова», – у тебя ведь целый арсенал, я знаю.
– Коля, ты что, хочешь застрелиться, или решил Бесквартирного шлепнуть? Давно пора - поощряю. Зачем патроны, колись?
– Потом объясню, по телефону не могу говорить, выручай.
– Хорошо, Коля, это тебе будет дорого стоить…
– Я согласен на всё!
– Ну ладно, с тебя бутылка, а лучше - две Я сейчас, правда, в общаге – захворал малость – приехать не могу, ты там меня прикрой.
– Хорошо. Я пришлю посыльного, передашь ему.
– У меня к тебе встречная просьба, – найди Лысого, он, наверное, в парке и пришли его ко мне – в общежитие, он мне срочно нужен. Придумай какой-нибудь повод, чтобы он не ерепенился. Все, пока, до вечера.
– Ты представляешь, Серега, только что звонил в часть, там такое… – влетел в комнату Игорь. – Наш Колюня подстрелил Бесквартирного.
– Ура-а-а! – завопил Серега так, что на столе стакан «чокнулся» с графином. – Молодец, Колюня! Насмерть или нет?
– Нет, ничего страшного, пуля прошла через башку навылет, но мозги не зацепила, его уже выписали из медсанбата.
– Жаль! – молвил Серега, – но все равно, нужно это дело отметить.
– Вот и сбегай за винчиком, – предложил Игорь Сереге.
– С удовольствием! – Серега мгновенно оделся и вылетел из комнаты.
– Игорь, гонишь? – спросил Женя, когда дверь за Серегой закрылась.
– А как еще можно было Серегу отправить за «лекарством»? Теперь мы знаем, как его можно заставить бегать за «продуктом». Но что-то там, у Цукера стряслось, – он у меня попросил патроны к «Макарову», вечером расскажет. Я предположил, что он хочет начштаба завалить. Говорит, пока  нет. Тогда зачем, – не знаю, не признался.
После поправки здоровья жизнь показалась веселой и беззаботной. Правда, сил хватило лишь на то, чтобы доползти до стаканов. На то, чтобы убрать хотя бы пустые бутылки, сил уже не осталось.
– Лысый придет, уберет! – Игорь с грохотом завалился на кровать.
Серега, лежа в сапогах на Лысого койке мечтал о новой  жизни в полку.
– Лафа! С одним Дураком я, как-нибудь справлюсь. А с другой стороны, Дурень, вроде нормальный чудак, – рассуждал Серега вслух. – С ним можно договориться. Жизнь будет! Класс, полный атас! Главное, что злейший враг ранен и повержен. Да, в общем-то, тут и служить-то осталось полгода. Самое страшное позади.
Ход приятных, глубокомысленных рассуждений прервал внезапно влетевший в комнату запыхавшийся Лысый.
– Лысый, ты что, из части бегом чесал? – спросил его Серега.
Лысый, тяжело дыша, ничего не ответил, упал на стул, стоящий посередине комнаты и с каким-то ужасным выражением оглядел комнату.
– А-а! М-м. А где мой папа? – собравшись с духом, выговорил Лысый.
Комната замерла. Было слышно, как далеко на строевом плацу маршируют солдаты, чеканя шаг. Замер и Лысый, бешено вращая глазами. Наконец, Игорь сообразил, в чем дело и, присев на кровати, негромко сказал:
– Лысенький! Я – твой папа!
Очередная гробовая тишина длилась не менее минуты. Глаза Лысого заняли свое место, перестав метаться, и он, подойдя к Игорю, обнял его и сказал:
– Здравствуй, папа!

Вернувшийся после дежурства Коля, сквозь пелену густого табачного дыма, изрядно подогретого винными парами, с ужасом оглядывал родную комнату.
– Теперь понятно, с кого Васнецов списал картину «После побоища Игоря Святославича с половцами», – печально произнес Коля.
– Коля, мы тут немножко пошалили с пацанами. Познакомься – это американ… нет, что я плету, наш-шенские ш-ш-шпионы. У нас было заседание ш-ш, ш-шпионэрской организации имени Павлика Морозовича Ш-ш-штирлица. Ш-ш-щас оденемся и поедем их правы-жо-вывать. В резе, в резу, в мезу, тьфу ты, в Москву, – язык Игоря еле ворочался, отказываясь произносить сложные слова.
– Хорошо, что не в Вашингтон. Такой свинизм развели, что вас и на свалку не примут…
– Ну, чего ты – ик – кипяти – ик – шисися. Трактор в поле – ик – дыр, дыр, дыр, а мы тут со шпи – ик – онами, за мыр.  При – ик – соди, ди, ди… – сплел Женя, так и не сумев выговорить слово.
Коля, хотя, и устал изрядно после суточного дежурства, но, выпив вина и успокоившись, решил все же сопровождать провожающих на вокзал – одних оставлять этих провожатых было рискованно. Серега давно храпел, развалившись на койке, а Лысый еще не успел «накачаться». «Вдвоем, надеюсь, справимся с двумя бугаями, одних отпускать их нельзя», – пробормотал Коля, оценив обстановку.
На вокзале, один из шпионов, Миша, благосклонно отнесшийся вчера к Лысому, попросил его купить в дорогу вина, для чего дал денег. Лысый метнулся «кабанчиком» в ближайший гастроном. Прибежал, когда, поезд Кишинев – Москва уже стоял на первом пути. Четыре резидента, шатаясь, стояли в тамбуре вагона, заслонив собой хрупкую проводницу. Лысый забрался в тамбур и, со словами: «Я оставлю в купе»,  скрылся внутри вагона. Через минуту он вернулся из чрева вагона и спрыгнул на перрон. В тот же миг тепловоз загудел и поезд тронулся.
С трудом Коля уговорил Игоря и Женю, державшихся друг за друга, покинуть опустевший перрон.  Когда друзья, нетвердой походкой вышли на привокзальную площадь, «проснулся» Лысый.
– Пацаны! Нужно поезд остановить! – закричал Лысый, нарушая ночную тишину.
– Ты чего орешь? Что случилось? – спросил Коля.
– Я забыл в купе выложить две бутылки вина, которые купил шпионам.
– Идиот! Заткни свой мусоросборник, «политбюро» разбудишь, – зашипел Коля.
Но основоположники «научного мохнатизма» уже проснулись.
– Лысый, открывай! – дуэтом взорвали они ночную тишину.
– Лысый, убью, если откроешь. Вали домой.
– А вы куда, Коля? Разве не домой?
Коля показал Лысому на автобус с табличкой «Бельцы – Одесса», стоящий на площади и сказал:
– Мы тоже домой, только в Одессу, помоги запихнуть пьянчуг в этот троллейбус.
– А как же служба? – ничего не понимая, переспросил Лысый. – Завтра ведь только пятница.
– Да пошла, она…

9. Мышиная охота

– Ну, рассказывай, Коля, что у тебя случилось в наряде, в четверг? – спросил Игорь, развалившись на жестком сиденье дизель-поезда. Друзья возвращались в понедельник в часть, на службу. – Признавайся, кого хотел завалить, Дурня ли Бесквартирного?
– Да никого я не хотел завалить. Сначала вы мне расскажите, как докатились до такой жизни? Страшно вспомнить!
– А что случилось? – от удивления у Жени округлились глаза. – Мы себя тихо вели, не буянили. По-моему, во всем виноват Лысый, правда, Игорь?
– Сто процентов. Приедем, убьем!
– Какой Лысый, что вы гоните. Еле утихомирил вас. Автобус, на котором мы в Одессу ехали, чуть с рельсов не сошел.
– Какой автобус? Вокзал – помню, паровоз еще помню. Автобус? Не помню такого. Помню, что мы себя вели, как паиньки, сразу легли баиньки, правда, Женик?
– Правда, Игорёк! Что-то ты, Колюня, сочиняешь. Хочешь запятнать наши чистые рыльца своими грязными инсинуациями.
– Какие инсинуации! Водитель не рад был, что взял в автобус. Сначала, орали, в два голоса, что вы из секты Мохнатых, и будете всех душить, истязать и всем «зачищать противные хари». Затем, вроде бы, начали дремать, но вдруг проснулись и дуэтом затянули: «Мы парни бравые, бравые, бравые, и все…тра-та-та, у нас кудрявые». Спели раз пять, причем «тра-та-та» полным текстом. Игорь пытался в проходе станцевать «Лезгинку». Чудом я вас успокоил и, наконец, в автобусе наступила тишина, нарушаемая только вашим храпом. Но, перед Одессой автобус тормознул на посту ГАИ – на «двух столбах» – и Игорь проснулся и заорал: «Где я? Гниды поганые! Я – Мох! Шпионэры, выходи строится! Где моя граната! Сейчас взорву эту арбу». В общем веселая была поездка. Натерпелся я ужасов. Водителю пришлось лишних денег дать.
– И что, дал? И сколько? – спросил Игорь.
– Дал… Три рубля.
– Ну ладно, Колюнчик, посидел бы ты на стакане два дня подряд, как мы… – примирительно сказал Игорь.
– А сколько труда и нервов я затратил, чтобы вас с этого стакана снять?
– Всякий труд будет оплачен. Мы тебя повысим в должности, - пообещал Женя.
– Да, Колюня, и награду дадим, – подтвердил Игорь. –  А как там, в части в четверг все спокойно было. Дурень меня не искал? 
– Дурень не искал, только Бесквартирный несколько раз спрашивал, с ехидной ухмылкой.
– Колюня! Все-таки, расскажи, что у тебя произошло на дежурстве? – вспомнил Женя. 
– Ну что! Все было нормально. Ночью, часа в три, я сидел за пультом в помещении дежурного по части. Рядом с пультом, вдоль боковой стенки стоит кушетка для отдыха. Дежурный, капитан Игнатенко, пошел в дивизию, я был один на один с мертвой тишиной. Вдруг, слышу, справа - со стороны кушетки - какой-то еле слышный шорох. Я оглянулся и, чуть было, не свалился в обморок, – из-под кушетки вылезла маленькая мышка.
– Что вы ржете? – продолжал Коля, после того как Игорь и Женя успокоились, вдоволь насмеявшись. – Я, вообще никого не боюсь. Ни людей, ни собак. Собаку сам могу покусать. Одна здоровенная овчарка как-то на меня залаяла. Я ей в ответ так гавкнул, что она от испуга заскулила, поджала хвост и чухнула от меня. А вот… мышек боюсь с детства. Ничего не могу с собой поделать.
– И что дальше, причем тут пистолет? – заерзал Игорь.
– Я вскочил на кушетку и начал на нее лаять и мяукать. Она на меня – ноль внимания. Бегает по комнате, вращая своим длинным хоботом.
– Какой хобот, тебе от страха мышиный носик хоботом показался? – заливался смехом Игорь. – Когда же будет пистолет?
– Не перебивай, дождешься пистолета. Тебе сейчас смешно, мне, кстати, тоже. А тогда… Внутри все похолодело, сердце остановилось, в мозгах – вакуум, в глазах пелена тумана. В шоке я выхватываю из кобуры пистолет, передергиваю затвор, и… выпускаю в мышку три пули.
– Убил! – воскликнул Женя.
– Нет. Убежала, собака. Я залепил дырки в полу от пуль грязью, чтобы не было видно, но всю ночь до утра ходил, как по раскаленным углям. С одной стороны, мышку боялся, а с другой, думал, где взять недостающие пули. Утром вспомнил, что у тебя все есть, как раз и ты позвонил. Вот и все.

10. В застенке

На утреннем разводе перед строем разгуливал командир полка Лиственный, разглагольствуя о внешнем виде офицеров. За ним, выпятив грудь, расправив плечи и вытянув длинную шею, ползал начальник штаба капитан Бесквартирный. Прескверное настроение  подполковника обеспечивала головная боль похмельного характера. Поравнявшись с Лобидзе, Лиственный развернулся и пошел, было, в обратную сторону. Но Бесквартирный же, так, чтобы услышал командир, громко спросил:
– Лобидзе, доложите, где вы были в четверг, я вас не мог найти.
Лиственный остановился.
– В парке, – произнес Игорь, кося взглядом на Лиственного.
– Я вас там не видел.
– А меня старший лейтенант Цукерман видел. Может подтвердить.
– Врете, товарищ лейтенант. А где вы были в пятницу и субботу? – спросил, мерзко улыбаясь, капитан, поглядывая на командира, который пока хранил молчание.
– В парке, – уже без прежней твердости в голосе, ответил Игорь.
– Врете, лейтенант, я и посыльного посылал в общежитие. Вас не было в гарнизоне, ни в пятницу, ни в субботу, – истерически закричал капитан.
«Ну и идиот же, этот болванистый капитан, совсем башню снесло, у меня башка раскалывается, а он истерики закатывает», – подумал Лиственный, посмотрев на оскалившегося капитана.
– Лобидзе! Это правда? – выдавил из себя командир.
– Что, «правда», товарищ подполковник? – переспросил Игорь.
Подполковник опешил, выражение лица было такое, словно он только что проглотил кактус.
– Лейтенант, что вы себе позволяете. Шляетесь черт знает где, покидаете гарнизон без спроса, я… я вам, двое суток ареста объявлю!
– Есть, товарищ подполковник, двое суток ареста. Служу Советскому Союзу!
Кактус, застрявший в глотке, и нещадно коловший внутренности, вдруг вылетел наружу, а подполковник взвыл. Как ни странно, но боль в голове отступила.
– Молчать! Здесь я командую. Что вы себе позволяете? – орал командир, взяв самую высокую ноту. – Вы находитесь в армии, а не в цирке, прекратите клоунаду. Трое суток ареста.
– Есть трое суток ареста, товарищ подполковник.

– Что будешь делать, Игорь, пойдешь сдаваться к Мазманяну? – ехидно улыбаясь, спросил Серега после развода.
– А что, посижу три дня, отдохну, посмотрю, что из себя гауптвахта представляет. Ты с Женькой в холодной ночевал, а теперь и я в «горячую» отправлюсь. Оказывается, ночлег на гауптвахте бесплатный, а за пропитание нужно заплатить в финчасть, по рубль тридцать восемь копеек за день, и принести начальнику гауптвахты Мазманяну квитанцию. Иначе не посадят. Еще, кстати, мест может не быть. Я, наверное, пойду в очередь на отсидку запишусь на среду. В пятницу срок закончится, и я с гауптвахты прямиком домой, в Одессу укачу. Нет худа без добра, Серега.
– Не может быть такого, чтобы в тюрягу по предварительной записи нужно было устраиваться, – не поверил Серега.
– Серега, ты же Уставы сдал на «отлично», а ничего не знаешь. Вот, смотри, в инструкции написано: «Офицер, которому объявлено взыскание в виде ареста с содержанием на гарнизонной гауптвахте, обязан: в течение семи дней оплатить стоимость затрат на питание и справиться о наличии свободных мест на гауптвахте для офицерского состава».

Утром в среду Игорь явился для «посадки» в комендатуру. Начальник гауптвахты, старший лейтенант Тигран Мазманян находился в этот момент у коменданта гарнизона подполковника Гаспарова. Там же был и заместитель Гаспарова капитан Михаил Перельман. Три самых «страшных» человека гарнизона, наводящих ужас на воинский контингент гарнизона, особенно на солдат срочной службы, мирно беседовали в большом, светлом кабинете Гаспарова. Игорь направился прямиком в «логово».
– Разрешите войти, товарищ подполковник, – обратился Игорь.
– Лобидзе! – удивился хозяин кабинета. – Заходи, зачем пожаловал? Присаживайся, рассказывай.
– Я, собственно, к Тиграну, – сказал Игорь.
– Зачем? – удивленно спросил Гаспаров. – По служебным делам что-нибудь?
– Не совсем, товарищ подполковник, пришел устраиваться к нему в камеру.
– Не может быть. За что, интересно.
– Огрызался командиру.
– И за это командир тебя под арест отправил? Не может быть! На Лиственного не похоже.
– Спросите у него.
– Сейчас. – Гаспаров поднял трубку телефона. – Зенитный? Гаспаров. Командира. Нет на месте. Ладно, отбой. – Гаспаров положил трубку на рычаг телефона. – Нет его. Ну что же, Тигран, иди, принимай «клиента».

Силикатов в среду, вернувшись домой, обнаружил у себя на кровати записку, написанную на обратной стороне свежеоторванной обложки журнала «Коммунист Вооруженных Сил». Силикатов прочел написанный рукой Игоря текст:

«Дорогой мохнатовец Женька!
Меня «взяли!»
Враги империалистических разведок кинули меня в застенок на трое суток.
Думаю, ты справишься с моими обязанностями в моё отсутствие, и развернешь широкую кампанию за моё освобождение. Постараюсь время даром не терять и закончить свою книгу «О мировом торжестве идей «Мохнатизма».
С «мохнатым» приветом!
Мох.
P. S. В пятницу я «откидываюсь», поедем вместе домой, в «О».

– Серега, упрятали таки, вождя? Нужно спрятать записку, чтобы Цукерман не увидел, – это же его журнальчик, только сегодня пришел. Завтра, Серега, пойдем к Моху в гости.
– Куда? Ты что сегодня план по «посадке» перевыполнил, и совсем с катушек съехал? – вскричал Серега. – Нас там сразу в гости и примут. Я обхожу этот район десятой дорогой. В подвал я больше не хочу. Не пойду.
– Пойдешь. Никто тебя в подвал не бросит. Возьмем пивка вождю.
– А вдруг Гаспаров, или, не дай бог, Перельман…
– А чего тебе его бояться? Это же твой корешок! Да ладно, не дёргайся, Серега, пойдем в два часа. В это время там никого из троих никогда не бывает – все на обеде. Я точно знаю, тем более, я дважды заступал начальником караула на гауптвахту, все привычки выучил. А камера, где Игорь сидит, в торце здания, возле выхода на плац. В этом месте, со стороны улицы забор невысокий. А у офицеров свободный выход во двор в течение дня. Понял!

Тщательно упакованные в страницы, выдранные все из того же журнала Коммунист, бутылки с пивом мгновенно перекочевали через «комендантский» забор из рук в руки.
– Ну и как тебе тут сидится? – спросил Женя.
– Ну и как тут может сидеться. Отвратительно. Тоска безмерная. Даже в картишки не с кем переброситься.
– А что, в этом заведении можно в картишки? – удивился Серега.
– Конечно, нельзя. Но с Мазманяном можно, мы с ним в клабур перекидывались, пока никого не было. Здесь шахматы есть и шашки, даже нарды, но играть не с кем. Есть еще любимая настольная книжка Цукермана – «Материалы ХХVI Съезда КПСС». В соседнюю «каюту» с утра «подсадили» двух пьянчуг: капитана и майора, но они не по играм. Капитан – сапер из Бендер – буйный, как бешеный бык, правда, когда возьмет на грудь больше двух килограммов. Рассказывали, когда его сюда привезли, чтобы упаковать в холодную, понадобилось пять человек. А так, когда трезвый, сидит и сопит в две дыры, интеллекта – ноль. За всю жизнь прочел одну единственную книжку – «Терем-теремок» – когда готовился поступать в военно-инженерное училище. А майор, кстати, начальник химической службы твоего полка, Женька. На «нюх» определяет, где «иприт», а где «гексоген», а спирт за версту чует. Ты должен знать его.
– Маленький, замученный такой, – немного подумав, вспомнил Женя. – Фамилия у него еще трудно выговариваемая, но подходящая, – Синяченко.
– Точно, – он! Засушенный, а водяру хлещет беспробудно. Нам с ним не сравняться. Его сюда жена сплавила на трое суток, осточертел ей. Она его трезвого последний раз лет двадцать назад видела, – в день свадьбы. Ну, в смысле,  на росписи – в ЗАГСе. Но самое интересное, друзья мои, это то, как эта хронь сюда попала. Сейчас расскажу – полный отпад. Он насвинюрился до потери пульса, причем реально, и свалился возле собственного подъезда. Не дополз, бедняга. Дворник вызвал скорую. Костоломы прибыли, понюхали, пощупали, - пульса нет, зашвырнули в машину. Давай в морг, говорят. А он в машине очухался, домой попросился. Они его обратно, под подъезд, отвезли и выбросили. Но это еще не все. Жена, увидев дорогого, вызвала комендатуру и попросила упрятать на пару суток. Жесть!
– Он уже и здесь успел «нахрюкаться», за что прошлую ночь в «холодной» отдыхал. Я тут от безделья, в стихах изложил то, что подметил. Прочтете на досуге. – Игорь передал друзьям два крохотных листочка из блокнота, исписанных микроскопическим почерком:

«В застенке.
Решетка, стена и еще раз стена.
Параша, кровать-вертолет у окна
За дверью размеренный шаг часового.
И нету отсюда пути никакого
С утра начинается ранняя трель.
В шесть десять нач кар забирает постель.
А также подушку с собой забирает.
Ложиться нельзя, а не то, – заругает!
Иль, хуже того, коменданту стукнет,
Тогда уж тебя, ничего не спасет.
Но, вот, о, Мадонна! Несут завтрак нам.
Глаза закрываешь и жрешь этот «срам».
Но выбора нет, как и нету пути,
Отсюда, дружок, никуда не уйти.
И так вот весь день, то сидишь, то стоишь.
Лежать? Не дай бог! А увидят, – держись!
Забросят в «холодную» мигом, на сутки,
Узнаешь, как холодно в каменной будке!
Тут, к слову замечу, был случай вчера.
Нач кара в холодную бросили зря.
За что? А вот так, ни за что, – для порядка!
Вот так обошлись власти с ним, – очень гадко!
Короче сказать, – произвол тут царит,
Горе и муки тому, кто сидит.
Теперь, поподробней, друзья расскажу,
С кем я тут общаюсь и вместе сижу.
Напротив, на нарах в «каюте» со мной,
Лежит капитан, еще чуть хмельной.
А в камере рядом, хроник- майор;
Все ходит по кругу, от стенки до стенки.
Дрожат у бедняги от «трюма» коленки.
Они в «трюме» двое судьбу коротали,
Пока их сюда вечерком не прислали.
Теперь отогреться не могут бедняжки.
Конечно, теперь им не будет поблажки.
С утра Мазманян капитану грозился:
«Закину в «холодную» за то, что мне снился!»
Ну, вот, а теперь пару слов о себе.
За что, почему я сижу на губе?
Не буду я долго об этом мутить,
Скажу лишь одно – это мне не забыть!
Злорадствуй же, Дурень, плебей и урод.
Но знай же падлюка, восстанет народ!
Теперь от «вендетты» тебе уж не скрыться.
Никто не поможет от мести укрыться.
Свободу Мохнатому!
Долой Дуремара –
Настигнет тебя суровая кара!»

– Не мог больше лист бумаги взять?
– Боялся, что враги отберут. Кстати, в результате наблюдений у меня возник один вопрос к тебе Женя. Ты в комендатуре бываешь по своим прокурорским делам частенько. Объясни мне, как уживаются вместе в одной, отдельно взятой комендатуре, начальник азербайджанец и подчиненный армянин. Мистика. Как такое может быть?
– Все очень просто. Между ними есть отличная прокладка – еврей Миша. Кстати, неплохой мужик, в отличие от той славы в кавычках, которую ему приписывают. Кореш нашего Сереги, между прочим, – ответил Силикатов.
–Чей кореш?! – удивился Игорь, – Серега, это правда?
– Что ты его слушаешь. Он, наверное, с утра забыл похмелиться! – возмутился Серега.
     – А вспомни, кто ему угрожал приездом корешков из Одессы.
– А! Понятно! – рассмеялся Игорь. – Ну, пока, до пятницы, – в Одессу вместе едем!

В следующий понедельник Лиственный, сопровождаемый тем же Бесквартирным, дефилируя вдоль строя, остановился напротив Лобидзе, выразительно «пожирая» его глазами.
– Так, так, так, лейтенант! Ну и где? – с «подковыркой» спросил Лиственный.
– Что, где? Товарищ подполковник, я вас не понимаю.
– Сейчас поймете. Где вы были в четверг и пятницу, в Одессе? Да! – вкрадчиво спросил подполковник.
– Никак нет! На гауптвахте, в «санатории имени товарища Гаспарова» отдыхал. Согласно вашему приказу.
Лиственный остолбенел, переваривая в голове ответ Лобидзе.
– Что за бред? – наконец произнес он. – Бесквартирный!
– Товарищ подполковник, трое суток ареста отбывал на гауптвахте. Я справлялся у Гаспарова, – отрапортовал Бесквартирный.
– Лобидзе, а может, я пошутил!
– Хороши у вас шуточки, товарищ подполковник! Для меня эти три дня как три года тюрьмы были, страшно вспомнить.

11. Промедол - это не стакан портюши!

Апофеозом «следовательской» службы Силикатова в прокуратуре была командировка в горный Дагестан в мае 1982 года, откуда ему было поручено доставить Дасанова, проходящего в качестве подозреваемого по одному из уголовных дел, расследуемых военной прокуратурой.
   Старший лейтенант Дасанов, медик по образованию, уволился в запас в ноябре 1981 года, отслужив два года в медсанчасти полка (в котором служил  Силикатов). А в феврале 1982 года на складе НЗ медсанчасти, на всякий случай, решили произвести ревизию. В результате «ревизионисты» обнаружили большую недостачу промедола – сильнодействующего наркотического средства, входящего в состав «Индивидуальных аптечек». По факту недостачи военная прокуратура возбудила уголовное дело. Как выяснилось на предварительном следствии, солдаты срочной службы, служившие санитарами санчасти, рядовые Комалединов и Аминкулов периодически «ныряли» на склад НЗ, где хранились наркотики и воровали их с целью употребления и продажи. За три месяца они умудрились вытащить более пяти тысяч одноразовых шприцев с промедолом. Похищали наркотики они преимущественно днем, заранее подобрав ключ к навесному замку. В ходе следствия они, возможно по чьему-то совету, решили свалить с себя часть вины, переложив ее на Дасанова, давно уволенного в запас. Проверить это обстоятельство можно было, лишь допросив самого Дасанова. Следователи военной прокуратуры, по месту проживания последнего – в Махачкалу – направили ряд запросов с просьбой прибыть в Приднестровск для производства необходимых следственных действий. Однако, никакой реакции из далекого Дагестана не последовало.
   Опираясь на показания подозреваемых Комалединова и Аминкулова и учитывая молчание Дасанова, старший следователь военной прокуратуры капитан юстиции Сафтон, который принял к расследованию уголовное дело, вынес постановление о привлечении последнего в качестве подозреваемого. Для вручения постановления и сопровождения  Дасанова в Приднестровск, в Махачкалу командировали военного дознавателя Мухаметова, уроженца тех мест.
   Старший лейтенант саперного батальона, кадровый офицер Мухаметов, бил себя кулаком в грудь и утверждал, что достанет любого даже из-под земли, не говоря о Дагестане. Внешний его вид двухметрового, кровь с молоком мужика, действительно, производил впечатление – такой на мине не подорвется. А, если и подорвется,  то не сильно.
   Через неделю Мухаметов вернулся один. Размазывая сопли по кителю, рыдая и пуская слюни, доложил, что Дасанова он все-таки нашел, но последний все отрицал, и ехать в Приднестровск категорически отказался, мало того, пугал «вендеттой». В общем, попытка допросить Дасанова снова провалилась.
   Рассмотрев материалы уголовного дела о краже наркотических средств, отказ  Дасанова давать показания и учитывая, что двухмесячный срок предварительного следствия заканчивается, военный прокурор гарнизона дал санкцию на арест подозреваемого в совершении преступления и применения к нему меры пресечения в виде заключения под арест. Теперь следовало направить кого-либо для выполнения санкции. Прокурор решил эту почетную миссию доверить Силикатову, который уже полтора года «отирался» в прокуратуре.
   На протяжении уже трех часов Силикатов внимательно рассматривал потолок кабинета следователя прокуратуры старшего лейтенанта юстиции Старшинова, но новых узоров, однако, на нем не обнаружил. Изучение шедевра потолочной росписи второй половины двадцатого века внезапно прервал военный прокурор гарнизона, собственной персоной появившись в кабинете Старшинова. Старшинов и Силикатов вскочили и замерли по стойке «смирно». У Старшинова от удивления отвалилась челюсть и с грохотом ударилась о письменный стол. Впервые за шесть лет прокурорства прокурор зашел в кабинет следователя. Наверное, случилось что-то исключительное.
   – Присаживайтесь! Андрей, как у тебя продвигается «лиманское» дело, сроки уже поджимают, – обратился прокурор к Старшинову.
   – Работаю над обвинительным заключением, еще пару дней и закончу.
    – Хорошо, потом доложишь подробнее. Женя, а ты сейчас занят каким делом? – спросил прокурор Силикатова.
   – Помогаю Старшинову, Николай Петрович.
   – Прекрасно! – оценил шутку прокурор. – Зайди ко мне.
   – Слушаю Вас, товарищ полковник, – отрапортовал Силикатов, проскальзывая  в прокурорский кабинет. – «Зачем он меня позвал? Проколов у меня в последнее время не было. Что могло случиться, чтобы  заслужить личную аудиенцию? Может в часть хотят вернуть, собаки? – Силикатова начало лихорадить. – «А вдруг – Дагестан!» – мелькнула догадка.
    – Проходи, Женя, присаживайся. Не буду мучить тебя понапрасну. «Минер» наш «подорвался» в Дагестане, ничего не смог сделать, Дасанова не доставил. Я, конечно, не в праве тебе приказывать, могу лишь просить. Нужно съездить в Махачкалу, доставить его сюда. Уверен, что ты выполнишь это задание. Считай, что это моя личная просьба.
   – Николай Петрович! Я благодарен Вам за оказанное мне доверие, но я ничего подобного не выполнял. И потом, Кавказ, горячий народ гор. Как-то, честно говоря, боязно, боюсь, не справлюсь с этим заданием.
   Нельзя сказать, что Силикатова это предложение прокурора прокатиться на курорт обрадовало: «Но, по крайне мере, это лучше, чем глотать пыль на полигонах», – решил он.
   – Я прекрасно понимаю твои опасения. Возьми в помощь лейтенанта Спорычану. Он служил с Дасановым в санчасти, знает его лично.
   «Я и сам Дасанова лично знаю. Вместе спирт как-то распивали», – подумал Силикатов, но промолчал.
   – Кроме того, в помощь тебе можем дать еще кого-нибудь. Есть на примете один прапорщик, бывший милиционер, здоровый, крепкий мужик, – продолжал прокурор. – Для спокойствия возьми с собой табельное оружие.
   – Николай Петрович, я лучше возьму в помощь своего друга, если вы не против, он тоже не маленький, к тому же кандидат в мастера по боксу. С ним мне будет надежней и спокойней. А оружие мне не нужно, лучше наручники, – ответил Силикатов. «Не хватало мне с собой таскать бывших ментов. А пистолет еще и потерять можно», – подумал он.
   – Вот и отлично. Санкцию на арест бери с собой. Конечно, отправляешься ты не на курорт, действуй там аккуратно. В случае чего,  обращайся за помощью к правоохранительным органам. Наручники возьмешь у Перельмана, - в комендатуре, я позвоню.
   – Николай Петрович. У меня к вам одна просьба: выдайте мне, пожалуйста, какой-нибудь документ, с которым я мог бы обращаться за помощью к этим самым органам.
   – Пожалуйста, подготовь документ, я подпишу.
   Силикатов тут же, по горячим следам напечатал следующее:

УДОСТОВЕРЕНИЕ

Выдано старшему лейтенанту СИЛИКАТОВУ Евгению  в том, что он проходит в военной прокуратуре Приднестровского гарнизона стажировку в качестве военного дознавателя, и ему поручено выполнение следственных действий по уголовным делам.
     Просьба к руководителям учреждений и организаций оказывать помощь при выполнении им следственных действий.

ВОЕННЫЙ ПРОКУРОР ПРИДНЕСТРОВСКОГО ГАРНИЗОНА
Полковник юстиции
/ Н.П.КРАВЧЕНКО/

которое прокурор заверил своей подписью и гербовой печатью.

   В тот же день «группа захвата» в составе трех человек, получив инструктаж у военного прокурора, была полностью готова к выполнению задания.
   – Завтра рано утром убываем в Одессу, оттуда на Ростов, поездом. Едем по «гражданке», в военной форме нас пристрелят, как только мы сойдем с поезда. Проездные документы и командировочные у меня, командовать операцией буду я, – обращаясь, в основном, к перепуганному Спорычану, отчеканил старший группы Силикатов. Лейтенант Ионел Спорычану, врач-терапевт, тоже двухгодичник, услышав это, побелел, как лист ватмана и, промяукав что-то невразумительное, удалился.
   – Хотя бы до утра дожил, боюсь, завтра на вокзале, мы его не узнаем – засохнет за ночь, – глядя на несчастного врача, изрек Игорь. – Прокурор явно перегнул палку в определении значимости и сложности задания. Мне кажется, мы с этим Ионелом намучаемся больше, чем с этим, как его, Дасанаватым. Кстати, кто это? И как мы доберемся до Одессы, последняя лошадь уже ускакала, а чего нам тут сидеть до утра?
   – Дасанов, медик, старлей из нашего полка, в конце прошлого года демобилизовался. Ты, кстати, должен его помнить. Мы с ним, как-то вместе, спирт лакали у него в санчасти.
   – Вспомнил. Точно, лакали. Надо же. Такой хороший парень. Спирт чистый наливал. И надо же такому случиться. Как, все-таки, нам сегодня чухнуть в Одессу?
   – Есть идея. У меня есть классная «ксива». – Женя показал Игорю удостоверение, напечатанное на листе плотной бумаги. – Сейчас попрошу прокурора, чтобы подвез нас на пост ГАИ, оттуда и уедем.
   – «Ксива», конечно, «клевая». Но какая связь с ГАИ? – удивленно переспросил Игорь, прочитав удостоверение.
    – Там увидишь. Поехали!
   По приезде на пост ГАИ, Силикатов переговорил с инспектором, показывая ему какие-то бумаги, и через минут пятнадцать авангард «группы захвата» с комфортом ехал на автомобиле «Волга» ГАЗ - 24 навстречу приключениям, стремительно приближаясь к Одессе.

12. Плененный на Кавказе

Утром следующего дня на перроне Одесского железнодорожного вокзала Спорычану, покрывшийся за ночь бурыми пятнами, попытался откреститься от командировки.
   – Ребята! Я готов отдать все, что у меня есть: тридцать два рубля и свои командировочные. Может вы без меня, как-нибудь, обойдетесь, – умирающим голосом прохныкал Спорычану. – Я всю ночь не спал от ужаса. Если честно, – я боюсь!
   – Я и сам боюсь. Но, как-нибудь, без тебя не обойдемся. Никто из нас, кроме тебя, этого Дасанова в глаза не видел, как мы его распознаем? Ты будешь как приманка у охотника, правильно, Игорь!?. И, вообще, отпустить тебя я не имею права. Ты сейчас, от радости, под паровоз свалишься, а я за тебя неси ответственность, – отрезал Силикатов. – Как я, потом, финансовый отчет о командировке сдам?
   – Чего ты канючишь, – вмешался Лобидзе. –  Если даже и пристрелят, то,  как героев. И на твоей родине бюст поставят... посмертно. Только подумай, как это почетно! Идем на посадку, гангрена, скоро отправление.
   Расположившись в купе поезда Одесса – Ростов, Игорь и Женя накрыли «поляну», достали бутылочку и пригласили, совсем уже упавшего духом, Ионела.
   Ионел хныкая, сообщил, что он, вообще-то, не пьет ничего крепче чая, но для храбрости, так и быть, выпьет чуть-чуть. Выпив пятьдесят граммов водки, он моментально окосел и окончательно потерял интерес к происходящему.
   – А почему мы едем без оружия? – спросил повеселевший Игорь. – Я люблю побаловаться с ружьишком. У меня дома целых два. С оружием было бы намного веселей, правда, Ионел. Да не спи ты, все интересное проспишь. Как поет Пугачева: «Жизнь невозможно повернуть назад, и время, ни на миг, не остановишь»... Эх ты, Ионецал, что же ты, бедняга, натворецал. И зачем ты повстречался с этим Дасановым на своем жизненном пути. Сейчас сидел бы в своей санчасти и препарировал лягушек. А мне, лично, нравится наше путешествие. Пьем, закусываем, отдыхаем, ни о чем себе не думаем. Начальство за нас уже все придумало. Жизнь прекрасна, правда, Женька. Наливай!
   Ионел, от этих слов Пугачевой с комментариями Игоря, совсем упал духом. Казалось, еще немного, и он впадет в жуткую депрессию.
   – Прокурор мне предлагал взять с собой ливольвер, но я отказался, – после недолгой паузы сказал Женя.
   – А почему ты отказался? – проснулся вдруг Ионел. – Нам было бы спокойней.
   – Чтобы тебя, случайно, не пристрелить, – огрызнулся Женя. – Игорь, зачем мне нужен пистолет? Тем более, что я у себя в части, вообще, табельное оружие не получал. А, если, не дай бог, потеряю. Наручники и те, Миша – заместитель коменданта, не хотел давать. Говорил: «Он их или потеряет, или пропьет». Шутил, конечно.
   – А наручники зачем? – переспросил Игорь.
   – Прикуем Ионела к поручням в этом купе, если буянить вздумает. Ты видишь, у этого эскулапа, от бешенства, уже взгляд помутнел. Может, действительно, нужно было его отпустить восвояси, как ты думаешь, Игорь?
   – Я готов сойти на следующей станции и вернуться домой, – чуть слышно пискнул эскулап с верхней полки.
   – Тебя не спрашивают, лежи молча на своей полке и не хрюкай, иначе под пули пойдешь первым.

   В Махачкалу «группа захвата» прибыла 8 мая, в канун дня Победы. Ни по одному из многочисленных адресов в Махачкале и Каспийске Дасанова не оказалось. Но, все же удалось выяснить, что он накануне уехал к отцу, в станицу Баякент, что в восьмидесяти километрах от Махачкалы на берегу Каспийского моря. Ехать туда было уже поздно и, оставив Спорычану под присмотром Игоря, Силикатов оправился в МВД Дагестана, где изложил суть дела дежурному офицеру.
   – Сейчас свяжемся с райотделом милиции Избербаш. Оттуда до этой станицы километров двенадцать. Там, на месте все выяснят и позвонят нам. Сейчас отдыхайте. Устраивайтесь в гостинице «Ленинград» –  здесь недалеко; я позвоню администратору, чтобы у вас с поселением не было проблем. Утром жду вас, – любезно откликнулся на просьбу о помощи дежурный майор.
   С балкона шикарного, «трехкоечного» номера, расположенного на двенадцатом этаже гостиницы «Ленинград», открывался изумительный вид на Махачкалу. С востока наступало море, на западе город, амфитеатром, окружали горы Главного хребта Кавказа. Но, так как, время близилось к полуночи, ничего, кроме мириадов огней, горящих со всех сторон, не было видно. С неба светили звезды, на море мерцали огни судов, стоящих на рейде, а в горах, то тут, то там, тускло вспыхивали светящиеся точки. Создавалось впечатление, что стоишь не на балконе гостиницы, а находишься в открытом космосе.

   В восемь утра, в день Победы, «любезный» дежурный майор МВД сообщил Силикатову, что рано утром Дасанова «взяли» прямо из кровати еще тепленького и поместили в КПЗ Избербашского райотдела милиции.
   На милицейской машине двоих «охотников за удачей» и одного «прихлебателя» доставили на пост ГАИ, расположенный на выезде из Махачкалы на трассе Ростов – Баку, где их посадили на рейсовый автобус, следующий в Баку.
   Удобно устроившись на заднем сидении комфортного «Икаруса», троица с любопытством разглядывала вид, открывающийся из окон автобуса.
   Ярко светило солнце, отражаясь в ласковом спокойном море. Белые кружева прибоя сливались с желтой лентой песчаных пляжей. Вокруг просыпалась природа после зимней спячки, буйствовал зеленый цвет.
   – Уважаемые туристы! – взял на себя роль гида Игорь, хотя в этих местах никогда не был. – Посмотрите налево. Вы видите необъятные просторы великого Каспийского моря, в старину называемого Хвалынским, в котором видны многочисленные нефтяные вышки. Между великолепной автострадой Ростов – Баку, построенной за годы Советской власти, по которой несется наш прекрасный сухопутный лайнер, и линией прибоя проходит железнодорожная ветка, проложенная еще в прошлом веке олигархами – воротилами нефтяного бизнеса – при попустительстве царского правительства, с целью перевозки черного золота для дальнейшей перепродажи и обогащения.
   – В Каспийском море, кроме нефти и газа, водится также множество ценных промысловых видов рыб, – продолжал гид. – Каспийское море судоходно и его просторы бороздят многочисленные пароходы, часть из которых вы можете наблюдать из окна нашего автобуса. Справа открывается великолепный вид на Большой Кавказ, его Главный хребет, вершины которого покрыты вечными снегами и ледниками. Дагестан в переводе означает «Горная страна». Кстати, граждане отдыхающие, в этих местах, в конце двадцатых годов путешествовали «охотники за табуретками» – Остап Бендер и Киса Воробьянинов. Так что мы путешествуем по историческим местам, причем на халяву. Итак, вперед, «офицеры удачи», или «удачные офицеры» - охотники за людьми! Впереди нас ждет беглый Дасанов и, как говорил Остап Бендер, ноль-ноль копеек!
   От последних слов Игоря, успокоившийся  было Спорычану, нервно затрясся, предчувствуя приближающийся час расплаты.
   – Ты чего автобус трясешь, Ионел? Сейчас развалится, – набросился на него Игорь. – Посмотри, какая красота вокруг – солнце, горы, море. Где бы ты еще такое увидел? В Приднестровске, на берегу грязного Днестра? Расслабься перед встречей с другом. Он вынужден, по твоей милости, сидеть в темнице сырой, да еще и в день Победы.

   Быстро покончив с необходимыми бумажными формальностями, дежурный по райотделу милиции небольшого городка Избербаш распорядился привести Дасанова.
   Выйдя на яркий солнечный свет, небритый, слегка осунувшийся от пережитого ранним утром стресса, Дасанов удивился, увидев Силикатова и Лобидзе
   – Женя, Игорь! Какая встреча, что вы здесь делаете? Вот уж не ожидал увидеть вас, – воскликнул Дасанов. – Так это вам я обязан заточением в карцер? – начинал соображать он. – Как вы меня нашли? Но, все равно, я рад вас видеть. О! И Ионел здесь. Чуть ли не весь полк ко мне в гости приехал.
   – Привет, Гасан! Мы, собственно, не к тебе, а за тобой, но также рады встрече. Я думаю, ты догадываешься, что «благодарить» ты должен не нас, а прокурора, – ответил на приветствие Женя. – Впрочем, спасибо можешь сказать самому себе. Сколько перевели на тебя бумаги, в виде повесток, ты и сам знаешь. И все без взаимности. Прокурорского агента прогнал, угрожал ему. Прекрасно понимаешь, иного выхода у прокурора не осталось, как силой тебя доставить. Своим стойким молчанием и нежеланием явиться ты сам себе подписал приговор.
   – Повестки я действительно получал – это факт. Но, Женя, я ни в чем не виноват и не понимаю до сих пор, что от меня хотят в прокуратуре. Я никаких преступлений не совершал, никакой «наркоты» не крал, вины за собой не чувствую. «Прокурорский агент», по-моему, просто идиот. Если бы он объяснил мне суть дела, возможно, я бы отнесся к этому совсем по-другому. Угроз я ему не высказывал, но после того как он заявил мне, что «закует меня в кандалы и в товарном вагоне привезет в Приднестровск», я его просто послал. Вот и все. И что теперь?
   – Теперь - подчиниться. Если ты опять откажешься, следующая мера, которая будет предпринята в отношении тебя – объявление всесоюзного розыска. Тогда уж точно, сбудутся слова этого идиота. А в том, что он идиот, никто не сомневается. Так что, пора ехать, еще успеем на ростовский поезд.
   – Все ясно, как сегодняшний день, вынужден подчиниться. Но давай заедем домой к отцу, в Баякент, здесь недалеко. Вы отдохнете после дороги, я переоденусь,  не хочется в таком виде ехать через всю страну. Меня так рано и резко вырвали из теплой кровати, что я и подштанники не успел переодеть.

13. Доставка арестованного дело рук самого арестов

Станица Баякент, насчитывающая дворов двадцать, растянулась длинной кишкой на невысоком обрыве, между железной дорогой  и берегом моря. Почти в каждом дворе были развешаны рыбацкие сети для просушки, и стояли перевернутые вверх дном баркасы для просмолки.
   «Непрошеных» гостей  встречали по-царски, с кавказским гостеприимством. Икра черная, осетрина жареная, белуга вареная, щука фаршированная, шашлык из молодого барашка, вино белое, вино красное, спирт, чистый медицинский – хватило бы и на целый взвод. Искупавшись в теплом Каспийском море, а потом под душем, плотно позавтракав, заодно пообедав и, на всякий случай, поужинав, отдохнувшие и посвежевшие гости пребывали в полной «нирване». Даже Ионел слегка оттаял и позволил себе глоток прекрасного Дагестанского вина.
   Всеобщее блаженство нарушил Силикатов.
   – Я, конечно, понимаю, что так можно и неделю отдыхать, но пора в путь-дорогу. Переночевать мы сможем в гостинице, номер мы не сдавали, а утром – на Ростов. Никаких возражений не принимаю. Гасан, собирайся, отцу огромная благодарность за теплый прием. Надеюсь, что сына увозим не надолго.
   – Да, но как мы сейчас доберемся в Махачкалу, уже начало десятого, – с надеждой в голосе, переспросил Гасан.
   – С транспортом проблем не будет, дай только до трассы добраться.
   Прощание надолго не растянулось и четверо путников, под тяжестью баулов двинулись на трассу. А груз был не легкий. Все, что не удалось съесть, отец Гасана аккуратно упаковал и сложил в сумки. Кроме того, наполнил доверху двадцатилитровую канистру чудесным белым вином.
   В гостиницу, изрядно измученные «нарзаном» из канистры, путники добрались около двух часов ночи и, назначив Ионела караульным, провалились в глубокий сон.
   Проснувшись в двенадцатом часу дня, Силикатов обнаружил полное отсутствие в гостинице Дасанова.
   – Вот гад, все-таки сбежал. А ты, Иона, черт бы тебя побрал, под трибунал пойдешь, прозевал опасного преступника, – чертыхался он. –  Игорь, езжай в Каспийск, может быть он у сестры, а я проверю в Махачкале все адреса. Ты, Иона, сиди здесь, на связи. Если мы его не поймаем, придется тебя «сдавать» за решетку – кого-нибудь привезти все же нужно!
   В начале шестого Силикатов, исколесив Махачкалу вдоль и поперек, посетив, в том числе и пивные будки, где мог быть Дасанов, обнаружил его, мирно дрыхнувшего, в квартире у жены.
   – Женя! Я никуда не собирался удирать, – оправдывался Гасан. – Я хотел с женой попрощаться, тебя будить не стал, а сам здесь и заснул.
   – Теперь уже никуда не сбежишь, прикую тебя к Ионелу, – успокоился Женя. – Теперь, дорогой ты наш «арестант», за все твои выходки поедем за твой счет. Бери шнапс –  и вперед!
   Для верности и страховки, Силикатов все же позвонил в отделение милиции и попросил оказать помощь в доставке «опасного военного преступника» на железнодорожный вокзал Махачкалы, так проще и быстрей было туда добраться.

   Доложив военному прокурору о доставке Дасанова и сдаче его «на хранение» в КПЗ Приднестровского ГОВД, Силикатов на несколько дней стал «героем дня», получил неделю отдыха и неофициальную «должность»  – «старший дознаватель». После проведения такой удачной «операции», он мог уже позволить себе откровенно ни черта не делать. Не боялся он и возврата в часть - об этом его командиры могли только мечтать. Для них Силикатов был недосягаем. Попытка начальника ПВО полка вернуть его в подразделение провалилась со страшным треском.
   Начальник ПВО полка подполковник Чонырлу, через голову командира части подполковника Станкевича, обратился к командующему ПВО армии с весьма оригинальной просьбой: помочь ему вернуть Силикатова, командира зенитного взвода, в часть из прокуратуры, где последний, якобы, скрывался от несения службы.
   – Николай Петрович! Тут вот какое дело. Начальник ПВО  76 полка должил мне, что один из его взводных - лодырь и «очковтиратель» - прячется у тебя в прокуратуре.– за рюмкой «чая», вспомнив обращение Чонырлу, спросил генерал у прокурора – Нужен ли он тебе
   – Сергей Иванович! Этот дознаватель, старший лейтенант Силикатов, выполнил очень ответственное задание, которое ему было поручено. Кстати, кадровый офицер не справился с ним. Силикатов, пожалуй, один из лучших моих дознавателей. В подразделении, мне кажется, ему делать уже нечего  – он увольняется скоро.
   – Он из числа призванных на два года?
   – Разумеется! С командиром полка я договорился. Думаю, что в прокуратуре от него будет больше пользы, чем в части. Между прочим, он рассказывал, что прошлой осенью, на учениях в Туфтятино во время Московской инспекции, при выполнении боевых стрельб зенитный взвод под его командованием перебил конус, по которому ведется стрельба. За что он получил отпуск, очередное звание и благодарность. Так это, или нет? Ты, ведь, должен  помнить.
   – Да, действительно,  припоминаю, было такое. Там был зенитный взвод этого полка. Отстрелялся на «отлично». Наверное, поэтому его и в часть хотят вернуть. Среди офицеров из запаса много толковых, грамотных ребят, в этом я убедился, столкнувшись с ними на переучивании зенитного полка под Харьковом. Если он  тебе приносит пользу, то у меня нет никаких претензий, в части и без него обойдутся, – ответил генерал, окончательно закрывая тему «возврата» Силикатова в часть.

   – Ты что о себе возомнил, подполковник! Неужели ты, идиот, хотел поссорить меня с прокурором? – орал командир полка Станкевич на начальника ПВО Чонырлу. От крика заморгал вождь мирового пролетариата, изображенный на портрете, висевшем в кабинете, а стекла дымчатых очков с диоптриями Чонырлу покрылись трещинами.
   – Ты что себе позволяешь, на каком основании обращаешься к вышестоящему начальству через мою голову? Почему не обратился, в первую очередь, ко мне? Мне нужен «свой» человек в прокуратуре, а ты пытаешься решить свои шкурные интересы в обход меня, игнорируя мои приказы и распоряжения. Да ты знаешь, сколько «дел» он помог мне «похерить»! Я приложу все усилия, чтобы сократить совместную службу с таким идиотом, как ты.
   Через пару месяцев старший лейтенант Силикатов уволился из армии, отслужив, «как надо» два года, а подполковник Чонырлу, «в наказание», за полгода до пенсии был отправлен служить в далекий таежный гарнизон.

Предыдущая часть:

Продолжение:

Авиационные рассказы:

ВМФ рассказы:

Юмор на канале:

Другие рассказы автора на канале: