На второй странице выпуска «Советской Колымы» от 16 сентября 1951 г., № 219 — фотография, а на ней трое радостных ребят. В статье строчки: «Два малыша с серьёзным, сосредоточенным видом разглядывают пойманного ими жука: летает он или не летает?
„Если бы летал, он и от тебя улетел бы“, — решает пятилетний натуралист и вдруг срывается с места: девочки поймали бабочку, и ему обязательно надо поспеть туда».
Пятилетнему натуралисту сейчас 78, он — доктор биологических наук Андрей Фёдорович Панасюк, а на страницах газеты он всё ещё «Андрюша». Слева от него — Лена Гоголева, она же — Елена Михайловна Гоголева, педагог, кандидат филологических наук, доцент, поэт, лектор. О Елене Михайловне Люди Колымы рассказывали ЗДЕСЬ, потому сегодня герой нашей истории Андрей Фёдорович Панасюк.
«Я прожил в Магадане 17 лет. С двух лет. А родился я в Нексикане, это Сусуманский район. Мои родители там трудились: мама приехала в 1935, так как Дальстрой был в подчинении у НКВД, надо было заключать договор через эту организацию. Закончила аптекарский техникум и работала медсестрой в лагере. А папа закончил Иркутский биологический техникум и сюда приехал тоже по распределению или по собственному желанию, работал маркшейдером на Аркагале.
С мамой познакомились в 39-ом, в этом же году и поженились. Поженились в День Конституции. В 40-ом они ездили в отпуск, и старший брат родился в Москве. А мы родились с братом в Сусуманском районе: он — в Берелехе, а я — в Нексикане. В 47-ом году, через 10 лет работы на Колыме, родители переехали в Магадан. Мама пошла в кадры Дальстроя, долго работала инспектором отдела кадров, поэтому знала практически всех в Магадане. Папа перевёлся в управление Дальстроя и работал в отделе труда и заработной платы. Это мои корни».
Какое ваше первое воспоминание о Магадане, может, любимое место детства, улица?
«Знаете, сказать очень трудно, потому что Магадан, наверное, хорошо помню лет с 4-х или 5-ти. Помню то, как меня старшие братья взяли на рыбалку. Мы пошли рыбачить на Марчекан. Тогда там были хорошие пирсы и в принципе можно было пройти. Конечно, охрана стояла и всё остальное (улыбается), но мы обычно просачивались там, где кончался забор, около сопки, и потом шли вдоль военного причала. Хорошо помню, как там стояли тральщики. Подводные лодки тоже там стояли. Помню, как мы рыбачили. Это первое воспоминание о Магадане: кристально чистое море и по брёвнам, на которых стоит пирс, поднимаются морские звёзды. Красота неописуемая, конечно.
Последующие воспоминания — лет 6, 7... И пионерлагерь на 23-м, и детский сад... Между прочим, детский сад, в который я ходил, функционирует до сих пор. На улице Пушкина два двухэтажных здания: одно из них — ясли, другое — детский сад. В ясли я ходил с 2-х лет, а в детский сад, наверное, с 3 — 4-х. Причём, интересное воспоминание: там не было отдельных комнат. Весь первый этаж — одна общая комната. Стояло много кроватей близко одна к другой, мы на этих кроватях и спали. А игровая была не за стенкой, а как будто через ограждение».
Из детского сада я пошёл в школу, но в школу я пошёл не здесь, а в Москве, в 53-м году. У родителей раз в три года были отпуска, они длились по полгода. И на это время мы уезжали на материк.
Отучился там до ноября, наверное, и потом уже пошёл в первый класс здесь (в Магадане). Меня определили в 7-ую, хотя мои близкие друзья пошли в 1-ую. Тогда школа была разделена: большую половину занимала 1-ая школа, а меньшую — 7-ая. В ней я отучился до 7-го класса, потом нас перевели наверх, когда открыли новую школу.
Но я хулиган был сильный, у меня всё было хорошо, а вот с русским языком — плохо. Знал-то хорошо, а вот писать со всякими запятыми... Причём отец со мной серьёзно занимался, но это было бесполезно.
У меня была переэкзаменовка на осень, мы с мамой уехали на материк, я пытался поступать в химический техникум, сдал первую математику на пятёрку, а диктант написал на двойку и забрал документы. Проволынился, и где-то за пару недель до начала учебного года стал бегать по вечерним школам — искал, куда бы устроиться, но меня никуда не брали. Была уникальная ситуация, когда я пришёл к директору школы (одной из вечерних, которая находилась недалеко от Курского вокзала, в Москве), мы с ним поговорили. Все хотели, чтобы я шёл опять в восьмой класс, а я хотел в девятый, и он мне сказал (мы с ним договорились): если я сейчас пишу диктант на тройку, то я иду в 9-й, а если на двойку, то иду в 8-й. Причём он с меня взял слово. Тогда действительно было серьёзно с количеством учеников и так далее.
В школе как раз была учительница литературы, и мы сели писать диктант. И вот там со мной случилась счастливая ситуация: её (учительницу) где-то в конце диктанта вызвали к телефону, мобильников не было, ей пришлось идти в учительскую, а я в это время успел подсмотреть и исправил у себя две или три ошибки.
Передо мной книжка лежала. Учительница пришла, закончила диктант, проверила и сказала, что я еле-еле натянул, но на тройку. И этого хватило, чтобы я пошёл в 9-ый класс. Его я закончил в Москве, в вечерней школе, а осенью, это был 62-ой год, мы улетели в Магадан, и я пошёл учиться в 10-й класс. Так, я и закончил школу рабочей молодёжи, был 63 год. Догнал всех своих, потому что все те, кто ушёл учиться раньше, закончили в 52-м, а меня не взяли, потому что я декабрьский. Посчитали, что рановато, зато все заканчивали 11 классов, а я — 10.
В 63-ем мы поехали поступать с Сашей Матвиенко, это, конечно, отдельная история. Это человек, который является мне братом практически. У меня два брата родных, и один — названый. Он тоже 45-го года рождения, мы в одной квартире прожили 15 лет. Вместе поступали в 63-м, не поступили — вернулись, снова поехали в 64-ом: я поступил в Университет (имеется в виду МГУ), он — в Первый медицинский. И там другая большая история: его отчислили из Первого медицинского, мы провожали в Москве в армию. Он служил на Кильдине, обслуживал атомные подводные лодки, оттуда ушёл в Военно-медицинскую академию. Сейчас — полковник медицинской службы. Трудится (улыбается).
А я, поступив в МГУ, получил самый большой ликбез, там же встретил свою супругу. Биофак закончил, трудился в институте им. Н.Ф. Гамалеи у своего учителя, Александра Яковлевича Фриденштейна. Там же защитил кандидатскую, потом ушёл в институт ревматизма, позже — ревматологии.
Заведовал лабораторией, а в смутное время перестройки всё сломалось, и я ушёл в отдельную фирму. Там я и работал по 2021-й год. А сейчас — тунеядец, ничего не делаю (смеётся). Супруга у меня тоже доктор наук, работает в институте эндокринологии, до сих пор работает в лаборатории, а я бездельничаю.
За эти годы со всеми магаданцами всегда поддерживал связь, обо всех своих одноклассниках знаю, то есть со всеми поддерживал и поддерживаю связь. Но, к сожалению, нас остаётся всё меньше и меньше».
Любовь к природе у вас с детства? Как вы вообще поняли, что хотите стать биологом? Что это ваше призвание?
«Я очень любил с детства и химию, и животный мир. Биологии у нас не было, была зоология. Одно из самых первых воспоминаний моего детства: мне два года, и мы в Находке. Должны были сесть на пароход и приехать в Магадан в 1947-м году. Другого транспорта не было, самолёты ещё плохо летали.
В Находке передо мной стоят два барака, я их вижу, громадное поле, которое идёт к морю, на нём ничего не растёт, и бабочки! Махаоны. Их видимо — невидимо, их настолько много! Ощущение вот этих бабочек, я его реально могу воспроизвести, оно у меня внутри. Есть ещё воспоминание о том, как отец меня вынес на руках. Помню: нос корабля, а рядом с нами идут касатки.
Помню хорошо наш парк, лет, наверное, с 7-ми помню. Это было прекрасное место, мы там морошку собирали. Стояла большая клетка, она была сделана кругом, цементный круг. С одной стороны жила белая медведица Юлька, а с другой жили два бурых медведя. Больше никаких животных не было, только они. У них территории сообщались, но бурые никогда не заходили на сторону белой, потому что, когда они пытались туда войти, она им такой разгон давала, что они со свистом улетали на свою территорию, а она на их территорию практически никогда не ходила.
Перед входом в Парк были громадные качели, там все раскачивались метров на 5 над землёй. Конечно, там были качели и для маленьких, в форме лодочки, а на тех раскачивался взрослый народ. Как вспомнишь... Ещё на территории была парашютная вышка, там, где телецентр находится сейчас. Много было развлечений и во Дворце пионеров.
Вот вы спрашивали, что такое магаданцы? А они и есть та связь, которая не теряется со временем, она всё время чем-то подпитывается. Люди обязательно пишут друг другу, спрашивают, чем живёте и как дела.
История говорит о том, что, если раньше на материке магаданцы встречались, я не говорю о том, что это было многократно, а знакомство было настолько большим, что процентов на 70 все друг друга знали. Если даже незнакомые магаданцы встречались на материке и кто-то попадал в беду, они могли обратиться друг к другу, дать денег взаймы и никогда не спрашивали адреса, потому что знали, что приедет в Магадан, найдёт и вернёт деньги.
Мы ценим друг друга. Пока мы живы, живы среди нас все те, кто ушёл. Все люди, которых я здесь знаю, все уникальные. Я знаю это.
А природа вокруг какая была дикая!».
Медведей не боялись?
«Да не было медведей! Понимаете, у меня сложилось впечатление, что их было не так много. Когда пришли геологи, их выбили, популяция была меньше. И свалок тоже. У нас все тротуары были деревянные, обёрток не было в то время, бумажки не бросали. Лес был очень хороший, начиная с 15-го, 23-го километра, но его вырубили весь, из чего-то же надо было строить, доски ведь не привозили, лиственницы были громадные. Помню громадные поля турнепса, репы, картошки, всё было. Привозного тоже, но во многом Магадан сам себя кормил. Мы люди счастливого детства, на самом деле».
Сейчас пора поступления в вузы, большинство уже подало документы, ждёт публикации абитуриентских списков, но многие из уже бывших школьников поступили просто потому, что надо поступить, то есть не по призванию, не по зову сердца, а просто, чтобы отучиться. А как было у вас? Может, дадите пару советов тем, кто не нашёл себя в жизни? Как понять, кем стать, когда вырастешь, если не было точного вектора, как у вас?
«В моём поколении, по крайней мере наши родители так считали, что дети их должны иметь фундаментальное высшее образование. На это была направлена вся родительская воспитательная система, и мы сами считали, что для того чтобы что-то значить в жизни, надо чего-то достичь, а достичь без высшего образования в наше время было практически невозможно. Можно было быть хорошим специалистом, любить свою профессию, как в «Москва слезам не верит», когда герой Баталова говорит: «Мне очень нравится, что оно всё вертится, когда я что-то делаю... Не все хотят быть начальниками».
У большинства в школе был настрой, что высшее образование должно быть. А куда дальше идти работать, кем быть в жизни, это уже совсем другая история. Важно иметь образование, а что такое «высшее образование»? Это всё-таки большой кругозор, большие знания. Чем больше знания, тем легче понять, куда дальше пойти работать. Например, у меня Вовка, брат, закончил МАИ. А трудился в атомной промышленности. И никакого отношения к авиации больше не имел (смеётся).
Понимаете, дело в том, что в Магадан я хотел вернуться. У меня было желание.
Я сначала поступил в Университете на кафедру гидробиологии, конечно, зная, что у нас есть отделение, я и пошёл на эту кафедру с полной уверенностью, что вернусь в Магадан. Но проучившись там полгода, понял, что это не моё. Может, я был неправ, может нетерпелив, я вообще по натуре очень эмоциональный, энергичный человек, поэтому и хулиганом был сильным. Там надо было учить много латыни, заучивать, зазубривать, а я это очень не люблю, поэтому я ушёл на другую кафедру — гистологии и цитологии. А это специальность, которая по науке мне ближе. Так как я мечтал о науке, то именно по этой стезе здесь нечего было делать. Потом я ещё и супругу встретил, которая была москвичка. А вот Сашка Матвиенко, мой названый брат, он как хотел быть медиком, так им и стал. Работал санитаром на скорой помощи, ему нравилось, ещё в старших классах подрабатывал. Потом поступил в Первый медицинский, его выгнали за неуспеваемость, потому что лентяй был. Но об этом уже рассказывал вам, но самое интересное, что там, на обслуживании атомных подводных лодок, он встретился с моим двоюродным братом. Мир абсолютно тесен. А оттуда, из Кильдина, где они и встретились, Сашка подал документы в Военно-медицинскую академию, сдал все экзамены на отлично, закончил её, защитил кандидатскую, докторскую, а сейчас преподаёт в Академии.
Он тоже ребёнок Победы, ребёнок 45-го года. У него была чёткая направленность — он хотел быть медиком, и он им стал. А кто-то мечтал стал математиком, а стал таксистом, так как в науке не сложилось. Понимаете, с учёным миром немножко сложно, потому что зарплаты небольшие. Но мне очень повезло: я поработал в Америке, Финляндии, во Франции. Это большое везение, когда и специальность, и желание совпадают. Меня институт посылал, а я работал. Мне повезло. Так же, как и родиться в Магадане. Это большое счастье».
Какое ваше самое большое открытие?
«Я знаю, какое главное открытие я совершил, но, к сожалению, человечеству оно пока не приносит большой пользы. Сейчас мы перейдём в область научной терминологии. Я занимался соединительной тканью, а человек на 90% состоит из неё. Там есть несколько основных компонентов, в частности — группа соединений глюкозоаминогликаны, это сахара очень большие, с большим молекулярным весом, из себя представляющие очень длинные цепи, состоящие из повторяющихся единиц. В зависимости от того, какие туда входят единицы, такую функцию они и несут. Дальше углубляться не будем. Я открыл и в принципе запатентовал несколько вещей, связанных с этими соединениями. Я за свою жизнь вылечил много больных, но это было как хобби. Таких групп соединений не так много, и внутри они различаются, но обладают свойством очень хорошо заживлять раны.
Думаю, я продолжу эту работу, опять же, сейчас бойцам это нужно. Те препараты, которые я умею делать, они вдвое сокращают заживление ран, позволяют заживлять раны, которые трудно поддаются лечению. Это раны типа трофических язв разной этиологии. Когда рану невозможно годами вылечить, когда она то утихает, то снова разворачивается. Нескромно это говорить, но я научился лечить такие раны. Только надо это внедрить, чтобы не было поздно. Вот это то, что я смог сделать».
А когда (после переезда в Москву) вы первый раз вернулись в Магадан? Вообще, часто приезжаете?
«В Магадан первый раз после этого вернулся в 1971-м году. Мы с моим одноклассником, Пашкой Павловым (Павел Павлович Павлов, известный ученый-геолог, бывший заместитель директора СВКНИИ), были с одного детского сада, потом вместе учились в одном классе, потом он на год позже поступил на геолфак. В 1971-м году мы с ним пошли в геологическую партию, под Ямск. Нашим руководителем был Василий Феофанович Белый, известный геолог.
После этой поездки в Магадан я приехал через 30 лет, в 2001-м. Потом мы снова приехали в 2003-м, а после — ездил почти каждый год, то есть я был и на 65, и на 75, и вот сейчас на 85 (юбилеи Магадана). Да и между датами я сюда приезжаю, потому что когда я здесь, я молодею лет на десять, у меня отдыхает душа.
Очень люблю рыбалку, естественно, только на удочку. Лучше всего, конечно, море.
Четыре года назад я привёз сюда свою старшую внучку, Катю, мы втроём ходили из Новой Весёлой на катере и вдоль всего побережья: мимо Трёх братьев, мимо Батарейной, мимо Светлой, доходили до Чирикова. Естественно, внучка в этот раз снова приехала со мной. Она ведь была в полном восторге, потому что не полюбить Магадан нельзя.
Вообще, в Магадане я не встречал плохих людей и всех, которых я знаю, они все хорошие. Ладно, может исключения и есть, но о них не будем (смеётся)».
Что отличает людей колымской земли?
«У них одна душа. Они любят одно и то же, ценят одно и то же, но это мои, конечно, впечатления, и они любят друг друга как хорошие друзья. Это сложилось очень давно, со времён наших родителей. Мы когда собираемся, то вспоминаем их всегда с благодарностью за то, что либо они родили нас здесь, либо привезли сюда».
Спасибо нашим партнерам за иллюстрации к этому интервью:
Колымастори Колыма.Ру Городской парк Магадана