Анекдот про то, как молодой, симпатичный пришёл просить руки и сердца милой барышни: «Снял он обувь — стал пониже, снял пальто — и стал худее. Без очков — на вид глупее. Сбрил усы — такой носище! Посмотрела — растерялась. То ли попросить вернуть, как было, то ли поспешить умыться с мылом да шиньончик отстегнуть»...
История, которую я вам расскажу, тоже анекдотична. В давние времена мама моя работала на химическом предприятии аппаратчиком. Это уж потом она до инженера доросла. Однажды в цехе появилась девушка по имени Валентина. В коллективе было много симпатичных женщин разного возраста, но новенькая произвела настоящий фурор.
Черноглазая, чернобровая. Ресницы длинные — кукольные. Волосы падают светлой волной вдоль нежных, атласных щёк. Фигурка точёная, походка лёгкая. С такой внешностью впору в фильмах сниматься, а не химический процесс изучать. Валя год назад закончила школу и, дождавшись восемнадцати лет, из родной деревни уехала, потому как тесна она стала для такой-то красавицы!
И вот жила теперь Валя в заводском общежитии и предстояло ей стать аппаратчицей. Дальнейший путь от её упорства зависел и планов. А им нашлось место в красивой головке Валюшки. "Замуж хочу! По любви за красивого парня!" - призналась она в обеденный перерыв. В те времена - советские, строгие, такой подход к жизни очень приветствовался.
"Но почему именно за красивого? А если добрый, трудолюбивый, но уши торчат - не подойдёт? Вон в сказке девица чудище полюбила за красивую душу," - подковырнула Валентину Степановна, назначенная ей в наставницы.
«Так то сказка! И я не о себе беспокоюсь. У самой что мать, что отец, когда под венец шли, вся деревня от их красоты слепла. Не хочу, чтоб моя дочка смотрелась в зеркало да меня попрекала за выбор отца для неё. Нет уж, только за красавца замуж пойду!» — отвечала Валя совершенно серьёзно.
Девичьи мечты — туман розовый. Читайте, кому интересно, чем они в реальности обернулись для героини истории.
Валентина, оказавшись толковой, в срок аттестовалась на аппаратчика и приступила к работе, между делом охладив интерес холостых павлинов, перед ней хвосты распушивших:
«Зря время, парни, не тратьте. Всё равно живой вам не дамся. Не для вас цвету, извиняйте!»
Не столько Валин отказ отпугнул кавалеров, сколько соперник — уже весь коллектив смены сообразил, кому такой цветок может в жёны достаться. Эдуард Иванович — вот как звался главный заинтересованный, несмотря на молодые года. Он уже в армии отслужил, получил диплом инженера и второй год исполнял обязанности сменного мастера.
И был совершенно свободен — ни жены, ни невесты, хотя многие девичьи сердца замирали при виде его. Эдуард Иванович отходил от душевной травмы, в один год схоронив мать и отца — нестарых, дружных супругов. Юная красавица Валентина оказалась живой водой, вернувшей Эдуарда Ивановича к жизни. А прозвище у него было — гусар.
Если кто помнит старый фильм «Гусарская баллада» с актёром Юрием Яковлевым, исполнявшим роль поручика Ржевского — брутального усатого гусара, так вот Эдуард Иванович внешне на него походил. Но усы имел побогаче. С таким в сердечных делах состязаться — только «перья» терять.
Поэтому ухажёры Валины в сторону откатились «без шума и пыли», уступив дорогу «гусару».Намерения в отношении девушки он имел самые что ни на есть серьёзные и уже высказал пожелание с родителями её познакомиться. Другая бы от счастья растаяла, а Валя морщила носик: «Мне бы такого же, но без усов».
Степановна, поменявшая статус наставницы на старшую подругу-советчицу, удивлялась: «А чем тебе усы помешали? Они Эдуарду Ивановичу очень идут — чистый гусар, право слово!»
Валя жаловалась: «Когда целует — волоски лезут в рот и нос щекочут. Я прям исчихалась! Терпеть не могу эту его мочалку под носом. Требую сбрить, а он отговаривается».
Степановна, замужем никогда не бывавшая, вздыхала: «Дурочка ты, Валюшка. К таким усам отчество просится, а ты — мочалка! Иль не любишь Иваныча?»
«Люблю. Но без усов», — упрямилась девушка.
«Тогда вот мой совет: знакомь Эдуарда с родителями и выбирай подвенечное платье. А про усы помалкивай. Станешь женой — уговоришь сбрить, а может, привыкнешь к усатому мужу», — вразумляла девчонку Степановна.
Эдуард Иванович произвёл впечатление на деревенскую родню Валентины. Батька с мамкой, конечно, гордились красотой дочери, но не рассчитывали на такого зятя: образованный, видный, при должности перспективной, разумно постарше. Жаль, что стал сиротой рановато, но и это Валюшке на руку — сразу хозяйкой войдёт в дом.
Приданного для неё, единственной, накопили немало и денег дать посулили. Впрочем, жених корысти никакой не искал — он бы сам за Валю отдал всё, что имеет. Вот какого гусара отхватила красавица Валя в мужья! Пока будущий тесть будущего зятя парил в баньке, Валентина, объявленная невестой, не преминула насчёт усов жениха мамке поныть. Но получила такого разА в спину, что едва не упала.
«Ты кто такая есть? Девчонка смазливая. А он в свои двадцать семь уже Эдуард Иванович — уважаемый человек. Ишь, усы ей не нравятся!» — гневалась почти тёща.
Послушная дочь язычок прикусила, но при своей задумке осталась — лишить «гусара» усов после свадьбы. Но сначала всё-таки торжество отгуляли. С размахом, в деревне. От цехового коллектива присутствовала только Степановна — другим показалось далековато и стеснительно ехать. Она вручила молодым конверт с денежным подношением от себя и коллег.
Потом смеялась, что скинулись все, а выгода только ей досталась:
«Тестюшке Эдуарда Ивановича печень не дозволяет пить. Так он, трезвый, как стекло, доставил меня домой на своей мотоциклетке с люлькой. В люльке мешки с овощами, корзины с деревенскими дарами, а я — позади Петра Семёновича, батьки Валюшки, ехала. Тридцать километров чужого мужа обнимала, даже привыкнуть успела. Крепкие ещё мамка с папкой у Вали, но, наверное, от больших трудов мать красоту растеряла. Мужская стать, видать, поустойчивее».
Молодые в канун свадьбы отпуска оформили, и в цехе их ждали только через месяц. Но дней через десять, вечером, зарёванная Валя прибежала к Степановне и с порога понесла чушь:
«Он меня обманул! Ваш Иванович не гусар, а урод! Я всё ж вынудила его усы сбрить, а у него верхняя губа вот так одна на другую заходит, — девушка на себе показала, как. — И к носу белая, грубая полоса идёт. Что-то про заячью губу объяснял, но разве может быть такое у человека?!»
Степановна в свои сорок лет поумнее была и сообразила, о чём речь. Нашла в медицинской энциклопедии описание с фотографиями и показала Вале: «Вот такая беда у Эдика твоего?» Молодая жена глянула, прочитала, что ниже написано, и ещё горше заголосила:
«Ах, батюшки, вот я влипла! Это ж детям передаться может! Распоследний он негодяй после этого. Прикрыл уродство усами и заманил за себя первую красавицу цеха!»
Степановна посмела съёрничать: «А может, и на всём свете — первую! Ты давай успокойся. Нехорошо, конечно, он поступил. Был обязан сказать. Ну а ты сама, если б голову от любви потеряла, призналась бы о таком?»
«Уж точно усами бы прикрываться не стала или хотя бы развела их в сторону да показала изъян», — всхлипнула Валя.
«Жаль, у тебя усов нет», — отгоняла шуткой девичью беду Степановна.
«У меня и изъянов нет», — набычилась новобрачная.
«А давай-ка накатим по рюмочке. У меня наливочка вкусная есть», — с этими словами старшая подруга накрыла на стол.
Час спустя они пели про ромашки и лютики, не к месту вопрошая: «Зачем вы, девочки, красивых любите, не постоянная у них любо-овь!»
Валя осталась ночевать, а вернее, жить у Степановны, пока не вернёт место в общежитии. А с Эдуардом Ивановичем решила развестись. Рассуждения, что он не виноват и красота в человеке не главное, не принимала, подковырнув Степановну:
«А главное — доброта, да? Тогда что ж тебя, такую добрую, никто замуж не позвал? И Зиночка из нашего цеха, с кривым носом, тоже старой девой останется, хоть и с себя снимет, а другому отдаст. Нет уж, не стану я рисковать своими будущими детьми. Тем более дочерьми. Они-то точно усами "заячью губу" не прикроют!»
Степановна на Валю не обиделась. Свою судьбу она давно приняла, живя в ней довольно комфортно: по профсоюзным путёвкам отдыхала в разных местах страны, любила общественную активность, разводила цветы. Считала, что рождаются прежде всего для жизни, а уж потом для замужества или женитьбы.
Нетронутой девой она пришла к сорока годам или нет — оставалось её секретом.
Валюшку Степановна приютила и даже за вещами к Эдуарду Ивановичу сходила — отличный повод повидаться и поговорить. Дверь он открыл сразу, будто рядом стоял. «Жену ждёт, страдает», — догадалась гостья. Глянула мужчине в лицо и сама чуть не заплакала от вида неудачно исправленной губы, почему-то зелёной.
Казалось, не хирург, а коновал операцию делал. А может, случай такой — сверхсложный. Вполне объяснимо, почему Эдуард прикрывал шрам замечательными усами. Похлопав его по плечу, Степановна сказала:
«Ну что, гусар, шило под усами не утаишь? А зачем сбрил? Стукнул бы кулаком по столу...»
«Валя мне на них зелёнку плеснула, когда спал. Я разозлился и сбрил. Ну знаешь, по принципу: желаешь — получи! Она едва в обморок не упала. Заявила, что я урод и обманщик. Так и думал, что жена у тебя, а не в деревне. Тесть с тёщей — славные, мудрые люди, наверняка на мою сторону встанут. А она молодая, красивая. Не простит, что смолчал, и не примет теперь даже с усами», - грустно говорил Эдуард Иванович.
А ещё рассказал, что в школе его зайцем дразнили. В армии — более мужественно: «Кривогуб». Вернувшись, стал отращивать усы, помогая им репейным маслом и витаминами. В институт уже похорошевшим поступил, но без особой веры в себя, а потому девушками не интересовался. Эдуард смахнул скупую слезу:
«Вот такой я липовый гусар, Степановна. Ты коллектив подготовь, чтоб сильно не пугались. Не один месяц пройдёт, пока изъян мой удастся снова прикрыть. А Валя, если надумала, пусть на развод подаёт. Я её больше жизни люблю, но не на ту замахнулся».
Они уже сидели за столом и не чай пили, хотя Степановна была в цехе ответственной за антиалкогольную линию.
После отпуска Валя перешла в другую смену, чтобы не встречаться с мужем. Он не искал возможности объясниться, стесняясь своего внешнего вида. В цехе поахали и привыкли к рубцу на губе мастера. Прозвище «гусар» осталось при нём. К тому же, новые усы «уже обещали снова быть». Валюшка жила у Степановны — та её уговорила.
Как и не спешить с подачей заявления на развод. К концу второго месяца после свадьбы, Валентина ощутила недомогание, и Степановна раньше врача ей объявила "диагноз." Гинеколог его подтвердила, но точнее по сроку. Получалось, сбритые усы успели оказаться полезными для любовного настроения молодожёнов.
Валентину волновала вероятность рождения ребёнка с «заячьей губой». Ей повезло — врач оказалась умной и статистическими данными жонглировала аккуратно, успокоив будущую мамочку. Валюшка задумалась о примирении с мужем, но гордость держала её за подол. Степановна стала мостиком, устроив встречу «двух дураков», как она говорила.
Семья восстановилась, любовь между мужем и женой заиграла новыми красками - нежностью и и доверием. Уйдя в декрет, Валя отправилась в деревню на свежий воздух и парное молоко. Эдуард Иванович приезжал к ней по выходным и как-то Степановну с собой пригласил. По его утверждению Валя стала ещё красивее, похожей на Мадонну.
«А ты с каким изображением Мадонны Валюшку-то сравниваешь?» — уточнила Степановна.
«Да ни с каким. У меня своя Мадонна - она»,- невозмутимо ответил гусар.
Добрались до деревни, вошли в знакомый двор. Валя сидела на крыльце и пришивала пуговки на распашонку.
«М-да, действительно, красота в глазах того, кто смотрит. Особенно, если созерцатель ослеп от любви», — подумала Степановна, весьма неглупая женщина.
Валюшку распёрло - будь здоров и пигментные пятна беспощадно проступали сквозь загар на лбу и щеках. Потерявшие блеск светлые волосы она заплетала в косу и казалась старше своих юных лет. Молодая, беременная женщина. Но из чёрных глаз лился спокойный, ласковый свет, улыбка открывала белые, ровные зубы и час спустя, Степановна признала: "Валенька, ты Мадонна!"
Младшая подружка не удивилась, согласно кивнув: «Да, Эдик мне тоже так говорит».
В положенный день Валентина родила дочь. Её назвали Ниной, и Степановна очень расчувствовалась: «Уж тогда и в крёстные матери пригласите!» Ну да, у Степановны было коротенькое, милое имя, почему-то позабытое всеми.
Моя мама, сменив место работы, не застала выход Валентины из декретного отпуска. Она её встретила лет через десять, да не одну, а с мужем Эдуардом Ивановичем. В Вале, с высоко поднятой головой и победным взглядом, присутствовала уверенность, что она по-прежнему очень красива. А это было не так.
Свободное платье слегка скрадывало полноту, модная стрижка ей подходила меньше длинных волос. Черты лица, когда-то поражающие тонким рисунком, утратили яркость. Обычная, приятная женщина стояла рядом с красавцем гусаром, в усах которого проглядывала первая седина. Валя отрапортовала, что у них «с Эдей» подрастают три прекрасные дочки.
«Нина, Маргарита и Юлька. Вторую и третью назвали в честь бабушек, а первая, если помнишь, Аля, названа в честь Степановны. Золотая тётушка! Без неё я бы с ними не справилась. Очень нам помогает. Часть семьи. Мы даже сменялись квартирами поближе друг к другу. К ней было мужичок-сантехник подвалил — вино, домино и наваристые щи. Я уж прощальный платочек хотела купить, чтоб махать да слёзу утирать. Но Степановна им быстро «накушалась» и распрощалась».
«Платочек! Да ты ей всю грудь измочила слезами: «Ниночка Степановна, не броса-аай», — передразнил жену Эдуард Иванович.
Они - красавец гусар и бывшая потрясающая красавица переглядывались, как любящие, не надоевшие друг другу люди. Их обнимала гармония отношений и чувств. Наверное, в Валиной семье, женщины передавали свою красоту дочерям, как эстафетную палочку для приманивания женского счастья.
Далее я предложу вам историю, в чём-то схожую, но совершенно другую.
Благодарю за прочтение. Пишите. Голосуйте. Подписывайтесь. Лина
