...Мы познакомились с Валерием Ивановичем в самом конце 90-х - начале 2000 годов, когда я только-только начинала свой путь в отечественной коммерческой фотографии, восстанавливаясь в профессии после долгих лет перестройки и пертурбаций во всех сферах российского производства. И он, и я производили свои съёмки в одной и той же студии, единственной на тот момент, имеющей необходимое и, что не маловажно, современное техническое оснащение.
Периодически мы там случайно встречались - он, уходя со своей съёмки, я, приходя на свою съёмку. Иногда встречались на спонтанных студийных вечеринках, потому что в то время всё ещё было не за деньги, а по дружбе. Но мы всё равно все платили за предоставление студии - кто деньгами, кто выпивкой, кто едой.
И всё было хорошо. Причём до такой степени, что в один прекрасный момент Валерий Иванович предложил мне свою помощь и с лёгкостью старшего брата, использовав свои связи, помог мне устроиться фотографом в один, далеко не последний, республиканский журнал. С его лёгкой руки мои работы пошли сразу на обложку. И со следующего месяца этот журнал стал регулярно заказывать у меня съёмки на обложки и ведущие постеры, что повлекло и очень хороший рост моих гонораров, а также публикации и в других популярных изданиях того времени в Татарстане.
Мне стали доверять съёмки правительственных лиц республики, что в последствии поспособствовало моей работе с первыми лицами производственного гиганта российского масштаба “Нижнекамскнефтехим”.
И вот, в этой круговерти первых лиц случилось мне работать с одной дамой (ныне, увы, покойной...), которая и изменила наши с Валерием Ивановичем отношения раз и навсегда. А случилось это так..- Ой, Валерий Иванович! У меня через пару дней съёмка с Флюрой Зиятдиновой.
- Ого! И она согласна?
- Да. А что?
- Она редко кому даёт согласие на подобные съёмки.
- Что посоветуете?
...Наступило молчание...
- А ты не будешь против, если я с тобой поснимаю? Просто мы знакомы, поэтому тебе будет проще - она очень сложный человек.
- Конечно! С удовольствием поработаю с Вами в паре!
Наступил день съёмки. В студии все были предупреждены о приходе небезызвестной дамы. Её ждали.
И тут входная дверь распахивается и в помещение врывается, входя плавным шагом (именно так!) женщина средних лет с аккуратной причёской, одетая в строгий деловой костюм.
- Здравствуйте! - возглашает она, - Я на фотосъёмку. А Вы, вероятно, Елена! - сразу, не мешкая ни секунды, обратилась она ко мне.
- Да. Здравствуйте! - едва пролепетала я, потому что, как и все остальные обитатели студии, была просто-таки на просто-таки распластана, словно тряпочка по стене, энергетикой этой маленькой женщины, вошедшей и распространившейся по всему помещению сразу, как только её миниатюрная ножка в брендовой деловой туфельке переступила порог фотостудии.
- Что ж, не будем терять время! - улыбнулась она.
- Прошу! - указала я рукой на вход в павильон.
Работа началась.
...Сразу напомню: это было самое начало 2000-х. Цифровых камер в России ещё особо не было. Все фотосъёмки велись на плёнку, в которой было либо 12, либо 24, либо 36 кадров. И стоила она уже тогда далеко не 45 копеек, как при СССР. Поэтому каждый кадр был в прямом смысле слова на вес золота.
Так и у меня в камере было всего 36 кадров, один из которых ОБЯЗАТЕЛЬНО должен был быть рабочим, так как второго шанса, как правило, никогда не представлялось.
...В общем, съёмка шла. Шла тяжело. Героиня была в привычной для неё рабочей “маске”. Валерий Иванович, снимая, вёл с ней беседу на родную для неё политическую тему, тем самым поощряя её официоз в поведении и мимике. Она мило, но весьма дипломатично, улыбалась, умело позируя сразу на обе камеры. Однако, как бы я ни старалась, мне, ну, никак не удавалось перевести её внимание на себя и тем более поймать её настоящую, естественную, женскую, улыбку. Ту улыбку, которая и нужна была для статьи, в которой и должна была публиковаться эта фотография. А у меня оставалось последние 2 кадра...
И вдруг...
- Ой! Да я вообще не понимаю, о чём вы тут говорите! Да, и кому это вообще нужно?! - с явным пренебрежением в голосе громко выпалила я.
И тут же, практически в мгновении ока, в меня вперились два огнепышащих женских ока опять пригвоздивших меня к месту, где я стояла. В тот миг в мой мозг была навеки впаяна фраза “Да, как ты смеешь такое говорить, челядь презренная?!” И тут же, вот прям сию же секунду, на лице этой женщины мелькнула фраза: “Ах, ты, шельма! Нашла-таки чем раскрыть меня!” И в следующий момент на лице моей гостьи сверкнула та самая, настоящая человеческая, женская, улыбка любящей матери, а мой палец нажал на кнопку, послав ошалелый мозг на ху...тор бабочек ловить.
В следующий миг “рабочая маска” была снова надета. Валерий Иванович продолжил свою беседу и съёмку. А я, “добив” последний кадр на “просто так”, сказала: “Спасибо!”, и спокойно удалилась из павильона.
Через несколько минут вышел и Валерий Иванович. Зыркнул на меня огнедышащим драконом, попрощался с героиней вечера и почти сразу ушёл сам, пробурчав всем присутствующим слова прощания.
...В назначенный день в журнал, где должна была быть напечатана та самая статья, два фотографа, независимо друг от друга, принесли свои варианты портретов известной персоны. А в определённый день вышел его очередной номер с означенной выше статьёй, где красовался портрет Дамы, подписанный: “фотограф Елена Герасимова”.
...К слову сказать, я всегда отдавала своим журнальным моделям их фотопортреты в напечатанном виде самого приятного смотрибельного формата 15см х 21см., плюс номер журнала, для которого проводилась съёмка. Флюре Газизовне, разумеется, тоже. Но в этот раз моя модель журнал-то взяла, а вот фото перевернула тыльной стороной и, положив его на журнал, приятным, почти студенческим, почерком написала: “Милой Леночке в знак особой признательности за высочайший профессионализм и умение расположить человека даже со скверным характером”, - а ниже подпись: “С уваж. Ф.Зиятдинова. Депутат ГД РФ. 14.10.01”. Подписала и отдала его мне.
Сказать, что я обалдела — значит не сказать ничего! Но я держала себя в руках. Вежливо поблагодарила её, сказав, что мне было очень приятно с ней работать, пожала ей руку и с достоинством проводила её до двери студии, в которой проводилась съёмка, и где мы опять встретились.
...Это фото я бережно храню и по сей день. Оно мне дорого. И дорого даже не из-за своей уникальной подписи, а потому, что именно тогда я поняла, что МОГУ и ЗНАЮ КАК!
С тех пор, уважаемый мною до глубины души Валерий Иванович, перестал со мной общаться. А когда увидел меня в институте среди своих студентов, просто ошалел, в прямом смысле слова выпучив на меня глаза и потеряв дар речи.
Однако, он довольно быстро сообразил, что наши с ним социальные позиции в данном случае весьма неоднозначны, и решил, видать, этим воспользоваться. Всю мою учёбу он гнул меня и прогибал, прилюдно срамя и ругая мои фотоработы. Придумывал (реально ПРИДУМЫВАЛ) недочёты, разглядывая мои работы без очков, имея не 100% зрения, и говоря, что они не резкие. Задавал каверзные задания, рассчитывая на то, что я с ними не справлюсь. Придирался к тому, что тени на фото слишком темны, разглядывая их в полумраке, граничащем с полной темнотой. В итоге всё это привело к одной ситуации, возымевшей резонанс чуть ли на весь институт.
Решил как-то Валерий Иванович для поднятия, так сказать, престижа факультета Кино и ТВ и его воспитанников организовать внутреинститутскую выставку фоторабот своих студентов - то бишь нас, будущих кинооператоров, о чём, собственно, и не замедлил нам сообщить. Определил дату сдачи работ в электронном варианте в деканат для последующей их печати необходимого формата через институт, так как далеко не каждый студент мог позволить себе оплату печати нескольких больших (30см х 40см) фотографий. Это было дорого. Но сперва устроил отбор из того, что мы принесли, напечатав в пробном формате (15см х 20см).
Я, как и все, принесла свои работы (исключительно институтские - таково было требование) и предоставила их Валерию Ивановичу. Он смотрел, фыркал, высказывал свои замечания и небрежно отбрасывал мои опечатки со словами: “Ну, что ты принесла, что ты принесла! Смотреть невозможно!” Особенно он негодовал по поводу одной моей работы, которая незадолго до этого стала любимейшим фото всего факультета: милый страшный светотеневой тематический натюрморт, посвящённый Хэллоуину, с мягкой игрушкой, куском старого полусгнившего забора с торчащими ржавыми гвоздями и антикварным чайничком на одном из заборных колышков.
Как он ругался, взглянув на этот снимок! Как он ругался!!! Весь покраснел, вены вздулись, глаза чуть из орбит не вылезли! Он прямо кричал: “Что это такое?! Как ты могла?! Это уму не постижимо!!!” На мою просьбу объяснить, в чём, собственно, дело, ответа так и не последовало, однако, распалившись уже не на шутку, он пообещал мне напечатать её огромного формата и выставить в фойе института, снабдив двумя ящичками для голосования: один с надписью “Нравится”, другой - “Не нравится” и добавил: “Пусть общественность нас рассудит, что бы ты поняла весь смысл!”... От такого поведения и отношения преподавателя не только мои одногруппники и студенты всего нашего факультета были в шоке, но и многие обитатели деканата чутка прифигели. Однако, по понятным (хотя и не совсем...) причинам на всеобщий обзор тот инцидент вынесен не был, как не была напечатана и выставлена спорная работа.
Но вернёмся к выставке....
Продолжение следует...
(ваша Алёна Герасимова; июль, 2024 года)