Промозглый октябрьский день, дождь уже не моросит, он просто легкой взвесью носится в воздухе, оседая на одежде каплями, пробираясь к самой коже холодом. В такие дни на стадионе никого не бывает, все тренировки переносятся во внутренние залы спорткомплекса, а трава на футбольном поле становится одной сплошной лужей.
Но вот на трибуны вышел мужчина в чёрной непромокаемой куртке, поставил свою сумку на сидение, не спеша переобулся, натянул на голову капюшон, включил музыку в наушниках и, легко отталкиваясь ногами, побежал по дорожке. Сначала медленно, потом набрал любимую скорость, весь сгруппировался, стал выделывать в воздухе пассы руками, как будто боксирует с невидимым противником.
Сторож, Петр Николаевич, из своей деревянной, выкрашенной в зеленый цвет будки следил за бегуном, покрякивал, когда тот делал особенно удачные выпады, кивал, притоптывая ногой, как будто сам бежал по той же дорожке.
Потом внимание старичка привлекло красное пятнышко, образовавшееся на трибуне чуть справа от сумки бегуна. Маленькая, как будто подросток, девушка в ярко–красной курточке и такого–же цвета кроссовках положила на сидение рюкзак, поправила шапку, натянула её почти до самых глаз, вся скукожилась и мелкими шажками вышла на дорожку. Спортсменка оглядела футбольное поле, заметила бегущего мужчину, несколько секунд постояла и тоже пошла вдоль мокрой травы, постепенно ускоряясь.
Петр Николаевич теперь следил за перемещением двух фигурок, сравнивал их манеру бега, кривил рот, вздыхал и усмехался.
Красная курточка семенила вперед, но никак не могла догнать мужчину. Девушка уже как будто выбилась из сил, а мужчина, как бежал, так и бежит.
Девчонка уже перешла на шаг, держась за бок, отхлебнула из бутылки воды, стала выполнять какие–то упражнения, а тот всё бежит.
— Да… — протянул сторож. — Дела…
Что именно это означало, он и сам не знал. То ли его восхищало механическое устройство мужского, сильного, выносливого тела, то ли беспокоила немощь девушки, но, как бы там ни было, кипятильник уже давно выдает бульки в стакане, пора заваривать чай и грызть припасенные на случай таких хмурых, тоскливых дней сухарики.
Юля с досадой смотрела на своего конкурента. Ей тоже хотелось вот так, как он, бежать и бежать, но на горло уже как будто набросили удавку, а ноги отказываются повиноваться.
— Да, старушка… Сдала ты, мать! Просто ужас какой–то! — корила себя девчонка. — Да ты моложе него в три раза, а проигрываешь…
Она затянула шнурки, смахнула капельки дождя со лба и снова побежала, решив во что бы то ни стало догнать соперника.
Михаил давно заметил красную курточку, забавлялся её метаниями, судорожными рывками в попытках его догнать, хотел даже сбавить скорость, поддаться, но потом отвлекся, погрузился в музыку, стучащую в ушах. Бег для Мишки был как бы состоянием сродни ходьбе, то есть естественным, обыкновенным, а потому доведенным до полного автоматизма. Какая разница, идешь ты, спокойно переставляя ноги, или с силой выкидываешь их вперед? Были бы ноги, а уж бежать они и сами умеют!
Пробегая круг за кругом, Михаил работал. Он обдумывал предстоящие сделки, прогонял в памяти пункты контрактов, анализировал результаты проведенных с потенциальными заказчиками встреч, потом переключался на домашние дела, планировал выходные, выкраивал в своем мысленном ежедневнике местечко, чтобы встретиться с друзьями. А ноги работали как будто сами по себе: левая, правая, левая, правая… Руки двигались в такт, помогая переносить вес тела, бежали по нервным тяжам импульсы, но до мозга как будто уже не доходили, там шел иной процесс — глубокие раздумья о смыслах всего сущего…
А девчонка в красной курточке так не могла. Она вся сосредотачивалась на беге — сколько уже пробежала, какой пульс, скорость, запыхалась ли, сколько кругов еще осталось. Юля переживала, что не сможет осилить намеченную дистанцию, убеждала себя, ругала, выдумывала разные стимулы, чтобы добежать до очередной намеченной точки. Это отнимало много сил и энергии, становилось тяжело шевелить ногами. Юля тогда начинала паниковать, что совсем слабенькая, от этого двигалась еще судорожнее, потом вовсе останавливалась, уперев ладошки в колени и хватая ртом воздух.
Михаил, пробегая мимо, видел пунцовые щечки девушки, с интересом разглядывал Юлино личико, но быстро отвлекался, уносясь прочь.
— Такой куколке в фитнес–центре бы скакать, а не тут, под дождем ежиться! — подумал он. — Хотя… Молодец всё же девчонка! Видно, что не забавы ради сюда ходит. Молодец…
Они пересекались вот уже недели две. Юля по–прежнему краснела от быстрого бега, Миша, как и раньше, держал ритм и вообще не замечал, сколько километров уже пробежал.
Промозглые дни вдруг сменились настоящим летом. На градуснике плюс двадцать пять, на небе ни облачка, в воздухе опять пахнет пылью и раскаленным асфальтом.
Юля теперь бегает в футболке и спортивных штанах, а Михаил облачился в шорты. Он бы вообще снял футболку, но тут так не принято, всё же общественное место…
Юля, плетясь за своим новым кумиром, видела, как напрягаются мышцы на его икрах, как просматриваются все анатомические особенности работы ног при сильных нагрузках. Миша вообще был мускулистым, но не перекаченным, а скорее чуть суховатым, как будто мягкой влажной прослойки в его теле не было вовсе, остались одни мышцы. Заметен стал и шрам под левым коленом.
«Разбился или оперировали? А может след уже с детства? — задумалась Юля. — Поближе бы рассмотреть, тогда станет понятнее…»
Но догнать Михаила никак не получалось.
«Пришла… Опять сейчас мучиться будет… — как будто равнодушно думал Миша. — И вроде как тело у неё спортивное, но, видимо, бег не дается. Бывает… Надо бы поглядеть, может с техникой беда… Ой, да ну её, своих дел полно!»
А Юлька бежала за ним, тянулась просто потому, что он стал в этих скучных, однообразных интерьерах беговых дорожек для неё ориентиром, живым примером, эталоном движения.
Юля начала бегать, чтобы хоть немного отвлечься от навалившихся забот. Вкладываясь в скорость, у неё не оставалось уже сил на то, чтобы прокручивать, прожёвывать, как жвачку, невеселые события последнего времени. Добегавшись до красных точек перед глазами, она еле доходила до дома, принимала душ и падала на кровать. Мозг уже мало что соображал, вяло всплескивал иногда планами на следующий день, но тут же утихал, повергнутый в сон.
Для Юльки тренировки были побегом от реальности.
Для Михаила наоборот — временем, когда об этой реальности можно совершенно спокойно порассуждать, посмаковать пережитое, попрепарировать свои поступки, выискивая в них ошибки.
Нет, Мишка не был занудой. Наоборот, все друзья отмечали, что с ним всегда легко, приятно. Но это благодаря грамотному разделению времени на веселье и погружение в себя.
С трассы Миша уносил готовые решения, а Юля ныряла в те вопросы, от которых бежала. Им бы обменяться опытом, соорудить нечто среднее между полным отключением раздумий и их усилением, но Юля стеснялась заговорить с красивым мужчиной. Она думала, что он на нее и внимания–то не обращает.
А у Миши было одно железное правило в отношении женщин: никогда не задумываться о них, не фантазировать, не давать повода им понять, что они ему интересны. Слишком часто эти хитрые лисицы подкрадывались совсем близко к Мишиному делу, деньгам, пытались завладеть тем, что им не принадлежит, поэтому женщинам, понял Миша, доверять не стоит, да и вообще не до них ему!..
Теория его работала исправно, помогала сосредоточиться на главном — работе, пока однажды Михаил не стал невольным слушателем Юлиного разговора с кем–то по телефону.
— Ну я прошу вас! Хотя бы неделю еще дайте! Нам задерживают зарплату, это непредвиденное обстоятельство! А квартира мне нужна, очень нужна! Вы же знаете, я забираю Свету через два дня, всё уже оформлено, но, если узнают, что у меня нет жилья, мне опять её не дадут! Яна Валерьевна, ну какой кредит?! Подо что мне его брать? Послушайте… Нет, выслушайте меня… Как съезжать? Когда?..
Юля бежала, активно жестикулировала, задыхалась, краснела, потом перешла на шаг, вовсе остановилась и в сердцах кинула телефон в траву. Потом, опомнившись, побежала поднимать его.
Равнодушно глядя на треснувший экран, девчушка пошла к трибунам, не заметила маячившего рядом бегуна, тот едва увернулся от вскинутого ею кулака. Удар пришелся по воздуху, но, Миша был готов поклясться, он был нанесен по чьей–то физиономии…
— Проблемы? — нарушая все свои правила, поинтересовался мужчина. — Извините, вы так громко говорили, я невольно стал свидетелем…
— Не ваше дело! — огрызнулась Юлька. — Бегаете? Вот и бегите себе дальше.
— Да я бы с радостью, только ноги не идут. У вас беда, а я убегу? Не по–мужски это!
Миша уже шагал рядом с поджавшей губы девчонкой. Она ему едва до плеча доставала, этакая миниатюра, искусно выточенная из фарфорового кусочка.
— Ой, да что вы тут мне заливаете?! — кинулась на него Юля, сердито хмурясь. — Решили познакомиться? Не до того мне сейчас, понятно? Бегите уже!
— Хорошо, — кивнул мужчина. Ему и правда надо подумать, какой подход найти к этой колючке. — Но только после вас. Вам надо как следует пропотеть.
Девушка обреченно посмотрела на его лицо, потом перевела взгляд на линии беговых дорожек, махнула рукой и стала набирать скорость.
Вместе с тем, как учащался пульс, подступали к глазам давно прятавшиеся там слёзы.
Юля и её младшая сестра, Света, год назад остались без родителей. Юля к тому времени уже была совершеннолетней, могла устроиться на работу, чтобы прокормить себя и младшую сестру. Но в их поселке платили мало, а Света росла, ей надо и одежду, и продукты хорошие покупать. Тогда Юля решила перебраться в город, найти хорошую работу, а потом забрать к себе Светика.
— Ты же вернёшься за мной, правда? — шептала девочка–подросток с крашеной в фиолетовый цвет прядкой, держа Юлю за рукав куртки. — Или нет? Ты скажи сразу, чтобы я не ждала напрасно!
— Конечно вернусь! Ты что тут себе надумала?! Устроюсь и заберу тебя! Я уже и директору вашему сказала, что ты тут временно. Свет, я не предам, слышишь?!..
Юля видела, что сестра ей не верит. Они плохо ладили друг с другом, часто ссорились по пустякам. Мать говорила, что это из–за несовместимых стихий по гороскопу, но Юля считала, что просто они обе упрямые, уступать не хочет никто, вот и бодаются дни и ночи напролёт.
Прошел почти год с тех пор, как Света живет в детдоме. Они с Юлей иногда созваниваются, Юлька навещает сестру, привозит ей гостинцы и обещания.
— Когда? — вяло спрашивает Светланка, уставившись в окно.
— Совсем скоро! Работа есть, квартиру вот нашла, сниму, обустрою всё, и тогда…
Света кивала. Да, у Юли работа, развлечения, вон, бегает по вечерам, пьет коктейли в кафе, деньги водятся, одежонку прикупает себе, а ей, Светке, привозит всё замызганное, будто уже ношенное, немодное.
— Да не заберет она её, я вас умоляю! — как–то услышала Светлана голоса из учительской. — Сама молодая еще, и погулять хочется, и интересы свои, а тут сестра, да еще с таким ершистым характером… За ней глаз да глаз нужен! Уроки проверять, потом вечером пасти, чтобы не кинулась во все тяжкие... Юлии это ни к чему. Ладно, мы сами воспитаем Светланку, что поделаешь…
Света, не став больше слушать, развернулась и зашагала к спальне. Там, вытащив из–под кровати свой чемодан, она раскрыла его и, обернувшись к сидящим на подоконнике девчонкам, крикнула:
— Тряпки нужны? Мне сестра подкинула, но не по размеру. Вот, тут джинсы, кофты всякие, футболки. Кому надо, берите!
— Ты что? — удивленно спросила Даша. девочка, с которой у Светланки были довольно дружеские отношения. — Что на тебя нашло?!
— А то! Откупаться от меня не надо! Врать мне тоже не надо, я уже взрослая, всё понимаю. Юлька меня бросить хочет, даже приезжать стала реже. Сестра еще называется… Нет уж, тогда от нее ничего мне не нужно! Ну, девочки, подобрали что–то? — отвлекалась Света на подошедших подружек.
Тогда она раздала практически всё, что привезла Юля, а потом сидела на полу у кровати и смотрела перед собой…
Светлана перестала отвечать на звонки сестры, избегала её при посещениях, отстраненно слушала очередные пустые обещания и уходила.
— Свет! Светка, подожди! Вещи забыла! — совала ей в руки пакет сестра.
— Не нужно. Меня так не купить, не умаслить. Проваливай! — кидала Светка через плечо. — Ты всё врёшь: и про то, что заберешь меня, и про то, что я у тебя самая хорошая. Уходи, мне ничего не нужно!
Юля еще стояла пару минут в растерянности, потом разворачивалась и плелась обратно на автобусную остановку…
Но перестать любить сестру, единственного, кто остался у тебя на этой земле, было невозможно.
Юлия устроилась в офис «девочкой на побегушках», отвозила письма, заказывала бумагу, стаканчики для кулера, отвечала на звонки.
— Ты у нас универсал! — смеялись коллеги.
Маленькая Юлька им нравилась. Она вежливо со всеми здоровалась, приветливо улыбалась, с готовностью кидалась выполнять поручения, на работу не опаздывала, очень тактично говорила по телефону, даже если звонивший был не слишком вежлив с ней.
— Выслуживается… — говорили люди поопытней.
— Старается, ей сестру еще поднимать, — возражали другие…
Снять квартиру получилось далеко не сразу. У них со Светой остался домик в поселке. Но тот был совсем непригоден к жизни. Родители растащили оттуда все, что могли продать, даже лампочки повыворачивали, стулья, тумбочки под конец тоже пошли в ход — ими томили печку. Отремонтировать домик стоило бы немало, но смысла Юля не видела. Поселок как будто каким–то гнетом ложился на спину, там было муторно, тяжело, вокруг виделась одна безысходность. Закрывшиеся заводы оставили больше половины населения без работы, кто–то подался в города, сменил профессию, кто–то так и сидел дома, жалуясь на судьбу и глотая спиртное.
— Ничего, — ложась каждый вечер спать, говорила себе Юля. — Еще немножко поднакопить, и снимем квартиру. Заживем, Света, ты только потерпи…
Наконец Юле ни с того ни с сего заплатили премию, хватило на съём. Она, радостная, что только не прыгала по улице, стала обживаться в двушке на окраине города. Уютная кухонька, две небольшие комнаты, но все необходимое есть — и кровати, и столики. Посуда в шкафчиках, фарфоровая, вся в одном стиле, с гусями в синеньких шарфиках, так и тянула закатить приём, отметить начало новой жизни. Но надо экономить, поэтому Юля отложила новоселье до приезда сестры.
Светлану должны были отдать примерно через неделю, но детский дом закрыли на карантин, сама Светка подхватила корь.
— Юль, потерпите, сами понимаете, лучше, чтобы она под присмотром была, да и не положено нам отдавать детей при карантине, — тихо говорила заведующая, отведя Юлю подальше от корпуса. — Главное, что вы всё устроили, что справились. Юленька — вы большая молодец. Сами–то как? Вон, синячки под глазами, замоталась совсем, да?
— Нет, нет, что вы! — испугалась Юля. Вот сейчас скажешь, что жить очень тяжело, поди, еще Свету оставят, не отдадут… — Всё нормально, просто переживаю очень. Вот заберу сестру, решим все со школой, а там полегче станет!
— Ну да… Ох, ка же жалко вас, таких вот птенцов, у которых родители… — начала заведующая, но, заметив, как окаменело Юлино лицо, махнула рукой. — Ладно, не буду, извини. Ты поезжай домой, я позвоню, как только можно будет забирать Свету. Ты еще подготовься, ершистая она стала, ужас! Психолог говорит, что это нормально, но от этого не легче.
— Спасибо. Буду ждать звонка. Света хорошая, очень хорошая, вы ей от меня привет передавайте!
Юля быстро зашагала по усыпанному разноцветными листьями асфальту. У детского дома было сегодня очень красиво, торжественно: полыхали красным костром вдоль аллеи клены, осины, желто–зеленоватые, трепетали, дрожали на ветру, кланяясь прохожим под порывами ветра, какие–то кустики с багряно–коричневыми листочками и почерневшими ягодками солдатиками выныривали из–за поворота… Красота…
Но Юля не радовалась, шла и плакала, потому что ей было страшно… Как дальше станут они со Светой жить? А вдруг не справятся?..
Тогда Юля и стала потихоньку бегать на стадионе, чтобы немного отвлечься от мыслей, «обнулиться». Она все ждала, что позвонит заведующая, но вдруг на экране сотового высветился номер хозяйки квартиры…
Та вдруг решила повысить цену.
— Но у нас с вами договор! Вы подписали! — возмущалась Юля.
— Дорогуша, не нравится, съезжай. Я не держу. Я могу повысить цену без объяснения причин, это, в конце концов, моя жилплощадь! — огрызнулась хозяйка…
Вот и всё… Откуда Юльке взять лишние двадцать тысяч? Их просто не было. Свету опять придется оставить в интернате…
И вот теперь Юлька, шмыгая носом, бежала по дорожке, а рядом, не отставая и не вырываясь вперед, бежал этот незнакомец.
— А меня Мишей зовут. Михаил Савушкин. А вас? — проговорил он, кланяясь на бегу.
— А это не ваше дело, — буркнула Юлька.
— Красивое, но очень длинное имя, — покачал Миша головой.
— Юлия меня зовут, — через некоторое время не выдержала девчонка.
— Тоже красивое имя. Юля, у вас проблемы? — назойливо лез в Юлину жизнь мужчина.
— Нет.
— Ну я же вижу, что да! Зачем вы врете?! Вы даже не умеете хорошо врать!
Михаил не любил всех этих женских штучек. Говорят, что всё хорошо, когда всё плохо, поджимают губки, задирают подбородок… Да кому нужны эти мхатовские пантомимы?! Скажи, чем помочь, и дело с концом!..
Мужчина остановился, зарычал.
— Юля! Ну хватит! Что у вас там?! — заорал он, снова побежал за малышкой— Юлькой.
— Интересно? Ну хорошо, слушайте…
Юля выпалила всё и о Свете, и о квартире, и о родителях на одном дыхании, пошла шагом, как ребенок, всхлипывая и икая.
— Да… Дела… — поджал губы Михаил.
— Ну вот. А теперь идите уже! — прошипела девушка.
— Иду, иду. Только вот, сейчас… Так…
Он, поравнявшись со своей сумкой, вынул оттуда кошелек, сунул Юльке в руки наличные.
— Это что? — испуганно отпрянула она. — Я не из этих, я не...
— Да и я не из тех! — усмехнулся Миша. — Бери, ничего возвращать не надо! Просто… Просто когда–то вот также помогли мне, я запомнил добро. Теперь хочу тоже его кому–то дать…
Много лет назад Михаил только–только начинал свой маленький бизнес. Они с друзьями чинили машины. Сначала делали это в гараже, у знакомого Миши, дяди Лёни. Потом, когда Леонид решил, что делиться заработанным с ребятишками ему не выгодно, стал юлить, прятать деньги, Миша решил, что пора отделяться.
Они нашли старенький сарай на пустыре, стали там обживаться, натаскали инструментов с заброшенной автобазы недалеко от города. Миша помнил, как нашел тогда тот полуразворованный цех. Станки, инструменты, детали, приборы — кажется, там было всё, что им надо, чтобы худо–бедно начать своё дело. Даже глаза разбегались, как всего было много!
Перевозили всё на «Газели» одного из Мишиных приятелей. Ночью с фонарями шарахались от каждой тени, собирали нужное, остальное сдавали на металлолом. Почти всё успели растащить, оборудовали своё сарайчик, но их поймал участковый.
Начались разбирательства, что и откуда, зачем и почему.
— Ты понимаешь, что я тебе хищение государственной собственности впаяю! — шептал сидящий за столом мужчина, глядя на понуро мнущего в руках шапку Мишку. — Ты у меня уже на особом счету, Савушкин! Благодаря бурной юности ты себе подписал приговор. Сколько можно выгораживать тебя, да и зачем мне это нужно, а?
— Вам это совершенно не нужно, Иван Егорович, — кивнул парень. — Но там же всё ничейное… Гнило же, а мы в дело…
— Нет ничего ничейного, понял? Ишь ты, рыбка золотая! Больно хитрые все стали! — распалялся участковый, но тут в кабинет вошел посетитель, положил на стол пропуск, вальяжно отодвинул стул, сел, положил на стол барсетку.
— Ну и чего звал, Егорыч? — поинтересовался он, мельком оглядывая Михаила.
— А вот и хозяин той земли, Миша! Вот мы сейчас и узнаем у товарища Канарейкина, чейное или нет всё добро было! — участковый быстро рассказал, как поймали Мишку и его банду, что они там творили и…
— Погоди, погоди… — остановил его Канарейкин. — Михаил, а вы вообще кто по профессии?
— Автослесарь. Корочка есть, а работы нет. Везде либо не платят, либо просто нет деталей, а что просто так сидеть, а? Мне деньги нужны… — прошептал Миша.
— Деньги — это хорошо. Ты, Егорыч, посиди, подожди тут, я паренька этого на двор сведу, потом верну. Да не бойся ты, не убежим. Пойдемте, Михаил!
Канарейкин крепко взял за плечо паренька, вывел его на улицу.
— Я мотор заведу, послушай. Установишь, что барахлит, по звуку, будет тебе мастерская, — пожал мужчина плечами…
Миша установил, пять причин назвал, хотел под капот уже лезть, но Канарейкин только рассмеялся, повел парня обратно…
Мише тогда повезло, хотя время было смутное, перестроечное, каждый выживал, как мог, выбивались не все. Двое Мишкиных знакомых, не найдя себе применения, шагнули с моста, один стал криминальным авторитетом, тоже пропал потом, а Мише просто повезло. Канарейкин, мало того, что разрешил и дальше тащить всё из цехов, так еще сам помог сарай обустроить. Делали все какие–то темные личности, не то бывшие зэки, не то просто люди из воровской среды, Миша даже не интересовался, ходил только, чуть нахохлившись.
— Что взамен? — наконец спросил он у Канарейкина, оглянулся на стоящих у стены ребят. — Выручку вам отдать? Вы сразу скажите, честно.
Мужчина рассмеялся, свободно, расслабленно запрокинув назад голову и, присев, стал бить себя по коленкам.
— Выручку! Выручку! — всё повторял он, даже слезы по лицу его потекли. — Да ты выживи просто, Мишка! Ничего мне от тебя не надо, понял?! Только хорошо живи, честно!..
Канарейкина Михаил больше никогда не видел. Один раз только, года четыре назад, на счет Мишиной конторы поступила огромная сумма денег. Стали выяснять, подключили юристов, но внесенные деньги были оформлены как дар, придраться не к чему.
— Канарейкин… — почему–то догадался Миша. — Земля вам пухом…
Его могилу он нашел много позже, совершенно случайно, когда хоронил отца. «Канарейкин Вадим Сергеевич» — было выгравировано на камне. И изображение. Молодой, в кепочке, Вадик подмигивал тем, кто остался еще на этой земле…
… А теперь настало время самому делать добро. Миша это почувствовал как–то сразу, не рассуждая.
— Берите, Юля. Я знаю, вам нужно. Ой, опаздываю, извините!
Михаил схватил свою сумку и припустил по ступенькам к выходу со стадиона. А Юля так и стояла, растерянная, зареванная, с пачкой купюр в руках…
Вечером она сидела на кухне, перед ней, на столе, лежали деньги.
— А вдруг он жулик? Вор? Вдруг купюры ненастоящие? — всё накручивала она себя. — Избавился от подделок, потому что ждал облавы…
Мысли пчёлами жужжали в голове, хлопала на ветру деревянная рама форточки, гудел в углу холодильник «Север–3».
Посмотрев бумажки на свет и найдя водяные знаки, Юля немного успокоилась, собралась и набрала номер хозяйки квартиры.
— Ой, как хорошо! — заворковала та. — Завтра приеду, заберу. Заодно посмотрю, как содержите квартиру.
Потом еще много раз Юля переезжала, снимала квартиры, сталкиваясь с разными, очень разными хозяевами. Но такой дотошной, рыскающей по углам она не встречала. Приехав, Яна Валерьевна пересчитала все чашки в шкафу, принюхалась, не курит ли Юля. Заглянула в мусорное ведро, не пьет ли новая жиличка, холодильник тоже распахнула, чисто ли. Заметив пятнышко на обоях, нахмурилась.
— Не было этого! — строго ткнула она в него ногтем.
— Было, — спокойно ответила Юля.
— Не было! Вы врете! Вы что тут устраиваете? Притон? — завелась Яна, но потом, заметив, как чисто вымыла Юля окна, поутихла, ушла.
— Со следующего месяца оплата будет выше, учтите! — гаркнула она с порога…
Светланка, осунувшаяся, бледная, тоскливо смотрела на первый снег, накрывающий пушистым покрывалом алые головки кленов. Когда Светка была маленькой, Юля водила её в парк, набирала целую охапку таких вот красивых, акварельно–переливчатых листиков и устраивала салют. Света смеялась, ловила летающие цветные пятна, а потом, схватив Юлю за руки, прыгала вместе с ней, мечтая взлететь прямо к облакам…
Всё изменилось, слишком радикально, ужасно, стало черным, безысходным. Всё хорошее в прошлом, дальше — только плохое…
— Света! Светик, там к тебе пришли. Собирайся! — зашла в комнату заведующая.
— Кто? Меня переводят?
— Нет, детка. Пора нам просто сказать друг другу «прощай», — улыбнулась женщина.
Света вдруг сорвалась с места, помчалась по коридору, потом вприпрыжку по лестнице на первый этаж. Она налетела на сестру, чуть не сбив ту с ног.
— Юля, Юлёк, прости меня! Ты пришла, Юлька! Я так ждала, я думала, что ты обиделась и больше никогда не вернешься! Я больше никогда не стану тебе грубить! Я…
Они стояли и обнимались посреди холла, потом Света сбегала за вещами. Она быстро попрощалась с подругами и зашагала по аллее, крепко держа сестру за руку.
— Где мы будем жить? — спросила она наконец. — А учиться я где буду?
— У нас есть квартира с очень строгой хозяйкой, а школа через дорогу. Завтра пойдем, отнесем твои документы. Свет, я скучала…
— И я…
… Юля всё ждала, что Михаил опять приедет на стадион, хотела договориться, что вернет долг частями, но Миша не появлялся.
— И что, ты даже фамилии его не знаешь? — закрыв учебники и вздохнув, спросила Светлана. — Ты взяла деньги у совершенно чужого мужика просто так? Или ты… У вас с ним…
Немного обжившись в квартире, Света стала вести себя смело, дерзила сестре, воевала за своё личное пространство, не желала убираться в комнате. Юлька терпела, понимала, делала скидку на то, что почти год Света жила отдельно, отвыкла от нормального общения, но такие заявления уже не «проглотила».
— Что ты говоришь, Светка?! Ты за кого меня принимаешь? Как язык только поворачивается?! Человек нам помог, не зная нас, он тебе помог, а то так бы и сидела в детдоме! Я, по–твоему, торгую собой за эту жилплощадь?!
Юлька вдруг поняла, что устала, просто устала тащить всё на себе, устала от работы, от проблем. Она слишком быстро стала взрослой, хотелось в детство…
— Я не знаю, Юль, но взрослый мужик не дает так просто деньги… — хитро улыбнулась Светка. — Ну и как там было? Ну расскажи, взрослые же все!
Она хотела ещё что–то добавить, но задохнулась от пощёчины.
Юля встала, быстро оделась и ушла. Светка шмыгала носом, застыв в коридоре и смотрела на захлопнувшуюся дверь…
… Юля стояла перед темно–коричневой, железной дверью. Посередине двери слепым пятном блестел «глазок». Юля уже минут пять тут стояла. Ну вот что она скажет? Скажет, что пришла, но денег нет, пусть дадут ей отсрочку? Можно предложить что–то взамен, например, золотые сережки, но они столько не стоят…
Наконец девушка решилась, нажала на звонок.
За дверью разлилась пронзительная трель, послышались цокающие шаги.
На Юлю из прихожей смотрела женщина в коротком платье и туфлях на высоком каблучке. Её короткие волосы жёстким «ёжиком» торчали вверх, а в ушах болтались большие кольца–сережки.
— Привет, тебе кого? — осведомилась женщина.
— Мне… Ээээ… Михаила. Мне нужно с ним поговорить, я…
Женщина кивнула, отошла, пропуская Юлю в квартиру.
— Проходи, он в гостиной, — кивнула она. — Чай, кофе?
— Нет, спасибо, я на минутку… — замялась Юлька.
— Ну как хочешь.
Женщина ушла в другую комнату, а Юля, стоя на пороге гостиной, смотрела на лежащего на диване Михаила.
— О! Какие люди! Юлия, это вы?! Надо же… — кряхтя, сел он, опершись спиной на подушки. — Какими судьбами?
— Да вот решила узнать, что не приходите, не бегаете? — Юле стало вдруг так легко, даже все смущение пропало.
— А я, милая, заболел. Ножка вот переломилась, будь она неладна! — ткнул пальцем в гипс Савушкин. — Еще месяц тут валяться.
— Сочувствую… — кивнула Юля. — Я принесла остаток денег, остальное верну частями.
Михаил усмехнулся, кивнул на стул. Юля села.
— Как ты меня нашла?
— Сторож на стадионе знал ваш домашний адрес. Я сказала, что вы обронили бумажник, хочу вернуть. Он, сторож, хотел сам отнести, но я сказала, что надеюсь на вознаграждение… Ну и вот…
— Понятно… Конфиденциальность у нас на высшем уровне! — рассмеялся Михаил. — Повезло тебе. Я в свое время так и не нашел того, кому хотел отдать долг… Вернее, нашел, но уже поздно было… Марин! Маринка, подойди, слышь!
В гостиную зашла та самая женщина, что открыла Юле дверь.
— Марина, моя сестра. Я когда–то тоже ради неё повзрослел очень рано, и мне тоже повстречался на пути хороший человек, помог. Мариш, а давайте, всё же, попьем чайку… Юль, случилось что? — прищурившись, спросил он. — денег обратно не возьму, ты даже не старайся. Давай, выкладывай, что там? Удачно всё?
Юля сначала молчала, а потом стала рассказывать, как тяжело со Светкой, как она плохо учится, не слушается совсем, курит в подворотнях, а теперь вот еще думает, что она, Юля…
Миша слушал внимательно, не перебивал, только протягивал салфетки, Юля вытирала слезы.
— Мы это тоже проходили, Юлёк… — вздохнул мужчина, уселся поудобнее. — Маринка занимается такими делами, ну, помогает подросткам найти, куда бы деть энергию. Света чем–то увлекается?
— Граффити… — вздохнула Юля. — Пришлось даже обои переклеивать в квартире.
— Ну что ж, у нас новый офис открывается, надо фасад расписать. Возьмем её в команду, поглядим, что умеет… Юль, ты только не чувствуй себя мне обязанной, хорошо? Давным–давно мне сделали добро, я нашел способ за него расплатиться. Я теперь никому не должен.
Он снова рассмеялся, отхлебнул чай.
Марина покачала головой. Брат, как обычно, был неисправимым оптимистом…
… Юля стояла на улице и смотрела на разрисованный ребятами фасад новенького здания. На картинке — черные здания на фоне заката, силуэты людей, горящие фонари, а по проезжей части идут, взявшись за руки, две девушки. Они смело шагают вперед, их лиц не видно, но Юля знает, что это она и Светка, две девчонки, у которых ещё всё впереди.
Михаил тоже был на этом рисунке, Юля потом нашла его. Он стоял в стороне, в спортивном костюме, такой, каким его описывала сестре Юлька, — большой, красивый, мускулистый. Он смотрел девчонкам вслед и махал рукой. Он передал им эстафету добра и был счастлив…