АКСЕЛЬРОДЫ
Борис Михайлович Аксельрод (род. в 1950 г.) – поэт, прозаик, критик, художник.
Двоюродный брат Николая Ильича Аксельрода родился в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург).
Первые литературные опыты относятся к детству и ранней юности (позднее они вошли в «Записки блудного сына» и «Точку в виде запятой»).
Борис Аксельрод в 1968-1972 гг. получил экономическое образование, но проработал по специальности только два года, а затем ушел в кочегары, сторожа. Усиленно занимался самообразованием, делая регулярные выписки из прочитанного. В официальную печать свои произведения не предлагал, не входил ни в какие литературные объединения.
В трамвае едет пролетарий,
спит просвещенный офицер,
шуршит газетою татарин,
алеет толстый пионер,
читает Драйзера девица,
и человек стоит с ружьем...
Проклятье! мне опять приснится
Джордж Орвелл со своим зверьем.
1976 – 1977
Борис Аксельрод для разных целей использовал два творческих псевдонима – для публикации графических работ и статей он Борис Констриктор (первоначально Б. Констриктор); псевдоним для публикации стихов и прозы – Борис Ванталов. Участник музыкально-поэтического дуэта «Кипническая Констрикция» (совместно со скрипачом Борисом Кипнисом). Один из ведущих сотрудников Института русского авангарда. Почётный член Академии Зауми – международной независимой научно-творческой организации, объединяющей поэтов и ученых, пишущих в традициях русского авангарда, а также занимающихся изучением авангардного литературного наследия. Создана в 1990 году поэтом и учёным-филологом Сергеем Бирюковым.
Благодаря двоюродному брату, писателю А. Нику (Н.И. Аксельроду), познакомился с поэтами Малой Садовой, что расширило границы чтения (там- и самиздат, редкие, запрещенные книги). Общение с яркими представителями андеграунда, привело Бориса к дальнейшим изысканиям в области рисунка и слова. Примкнул к группе трансфуристов куда помимо братьев Аксельрод входили супруги Ры Никонова (Анна Таршис) и С. Сигей (Сигов) – это группа поэтов и художников, публиковавшихся в самиздатском журнале «Транспонанс», выходившем в южном городе Ейске с 1979 по 1987 год. Сотрудничал с журналом «Транспонанс» и другими изданиями литературного самиздата.
В 1990-х активно печатался в официальных газетах, журналах и альманахах; выпустил несколько книг. Как художник-график оформил несколько книг, участвовал во многих выставках в России и за границей. Последние годы Ведущий сотрудник Института Русского Авангарда, член редколлегии журнала «Крещатик» (Украина-Германия).
Давным-давно в ЦПКиО гремела музыка.
Зимой дымились пирожки. Гуляла публика.
С американских гор, вопя, катились школьники,
и в белых фартуках тогда стояли дворники.
Повсюду продавались раскидайчики,
речные бегали трамвайчики,
и были мы пушистыми как зайчики.
В 1993 г. вышла первая книга Ванталова "Стихотворения".
Поэзия Ванталова-Констриктора существует всегда на грани слова и рисунка, интонация которых, в свою очередь, также постоянно сталкивает печаль, иронию и строгую философскую мысль. Поэт мастерски говорит о серьезном несерьезно и наоборот, обращаясь к различным традициям русской поэзии. Так, например, он рассуждает о земной природе мозга, в сердцевине которого живет некое я, в одном из онтологических стихотворений первого раздела: «Мозг, земная таратайка, // по окружности бежит. // Угадай-ка, угадай-ка, // что так жалобно бренчит? // Это бьются мысли наши // о костлявые края. // В теплоте ментальной каши // преет выспренное я». Здесь, воспользовавшись сном жизни, освобожденное сознание смотрит на себя со стороны, самому себе задавая вопросы и самостоятельно же на них отвечая.
В биомассовом болоте
мы пускаем пузыри.
Тонем-тонем в теплой рвоте
по приказу раз, два, три.
Люди-люди. Стадо-стадо,
О, бараны! О, друзья!
Вот последняя отрада.
Я сжигаю шкурку «я».
Авангардистское творчество Ванталова так же, как и творчество его кузена А. Ника, сложно для восприятия, но опять же возвращает нас к конструктивистам 1920-х годов.
Снял очки. Мир так занятен,
непонятен и красив,
состоит из разных пятен,
в разной степени живых!
Вот пятно блуждает папа
и роняет звуки слов.
Вот пятно плывет анапа,
вот летит пятно тамбов.
Кошка книгой пробежала,
книга кошкой прилегла.
Без конца и без начала
ярких пятен чехарда.
Этот мир калейдоскопа
объяснить никак нельзя.
Вот плывет пятно европа,
вот летит пятно земля.
Внутреннее родство с А. Ником проявляется не только в поэзии, но и в таком сложном жанре, как однострочник. Вот, к примеру: «Дышала ночь восторгом самиздата».
В 2008 г. книга Ванталова «Записки неохотника» вошла в шорт-лист Премии Андрея Белого.
САД ДЗЕРЖИНСКОГО
Добро и зло бесхитростно цвели.
Махала ветка шапкой золотистой,
и, оторвав подошвы от земли,
над бабьим летом плыли футболисты.
Бутылки собирал горбатый гном,
акселераты шли, как макароны.
Младенец-херувим с раскрытым ртом
исследовал застылый труп вороны.
У дебаркадера качались катера,
в них изменяли женам инженеры.
В кустах по-черному с утра
глушили водку люмпен-офицеры.
На голубой эстраде старики
упорно дули в полковые трубы.
Последние порхали мотыльки.
И Феликс скалил бронзовые зубы.
АПОЛОГИЯ ЛЮБВИ
В любви не бывает излишеств.
В любви не бывает греха.
Из чресел бессмертие выжав,
трепещут самца потроха.
Под ним яйцеклетка нагая
визжит, словно раненый зверь.
Ну, вот ДНК, дорогая,
все кончено. Что же теперь?
Стихи Ванталова переводились на английский, испанский, итальянский, немецкий, польский, финский, французский и чешский языки. Лауреат этой премии Андрея Белого в номинации «За особые заслуги» (2022).
Борис Ванталов автор еще нескольких книг: «Стихограф. Книга взаимоилюстраций», 1993 г.; «Стихотворения», 1993 г.; «Коней цитаты. Проза», 1995 г.;
«Стихограф. Книга взаимоилюстраций. Том 2», 2003 г. «Триада. (Совместно с Олегом Осиновским и Татьяной Михайловской) – Центр поэтической книги при Русском ПЕН-центре, 2006 г.
Через несколько лет после смерти брата Николая, Борис ударился в такой уже немодный в XXI веке эпистолярный жанр, разродившись целой серией «Писем в никуда» (поскольку Николай Аксельрод их уже не может ни получить, ни прочитать), при этом о себе он отзывается в среднем роде:
«Дорогой брат!
Что-то не очень-то пишется «мне» на панцире черепахи. Дал тут Казарновский Йозефа Вахала «Кровавый роман» почитать. Ты его гравюры, вроде, собирал. Интересный был субъект этот Вахал. Мистик, переплётчик, наборщик, художник… Его книгу на русском издал Митя Волчек (2005), который на днях отказался издавать твои «Сны». Как говорил герой Юрия Никулина в «Бриллиантовой руке», будем искать.
Вышел И.В. Бахтерев, последний обэриут, с которым ты выступал в 1984 году (помнишь?). Два томика сочинений появились спустя семнадцать лет после смерти. Юношеский возраст.
Я говорило Казарновскому (он сейчас в Грузии), что до начала экспедиции на тот свет оно хотело бы подержать в руках томик (или два!) твоих сочинений. Хотя в случае «фелморивского пятикнижия» не ясно, кто кого сочинял. Парадокс «бабочки Чжуанцзы» срабатывает.
«Мне» понравилось, как Вахал ругает импрессионистов.
«Его взволнованное душевное состояние напоминало настроение первых французских импрессионистов, возвращавшихся из Лувра в свои мансарды, с похмельем от вчерашнего употребления алкоголя в затылке, с сознанием собственного бессилия и недостатка усидчивости, необходимой для добросовестной работы, требующей ясности мысли, и убеждающих себя в необходимости создать для охмурения самих себя и зрителей великолепное и могучее ничто».
Как это звучит! «Великолепное и могучее ничто». Просто здорово. Бодрит, брат, бодрит. Как холодный душ.
Вот вчера и Хока туда перешёл, японский хин Елены Шварц. Только половину своего собачьего века прожил. А у «меня» в стихотворении «Lieb Frau Мilch» (2008) последняя строфа такая:
Бегал пёс, японский Хока
чёрно-белый самурай.
Бог, не надо, раньше срока
этих двух не забирай.
Не внял Универсум. Не внял.
Жалко Хоку, жалко Лену, жалко Тамару Аксельрод и тебя, Коля, жалко, и Кудрякова, и Дасика. Да что тут поделаешь…
Ни-че-го.
26.06.2013»
«Дорогой брат!
Во второй раз к нам приехала Зденка с дочерью Катей. Вчера ходили с твоей вдовой на Серафимовское кладбище. Оказывается, могилка Александры Петровны (бабушки) прямо напротив церкви. Прибрали там и выпили немного коньяка. Зденка сказала, что А. П. уважала «Мартель». Табличка на кресте совсем старая, «я», по слепоте, ничего не разобрал, и Зденка извлекла из небытия осколок фамилии твоего предка – Юркин.
Анонимность – признак вечности. Мы, по душевной слабости пребывая в дискретном времени, мастурбируем с памятью. Перспектива безликого пребывания в атолле нам ужасна. Мысль же о полном исчезновении самого атолла у многих парализует мозг. «Моё» же патологическое «я» почему-то обожает заглядывать в эти бездны, как бы испытывая «себя» на прочность. Не хрястнет ли разум? А ему, подлецу, всё хоть бы хны. Сердце – другое дело. Например, там бывает жалко. Чего разуму жалеть? Бороздки извилин, эту пашню мозга, на которой растут вопросительные знаки непостижимости. Разум – пишущая машинка «реальности». Арифмометр «событий». Кузнец кандалов кавычек. Предбанник нас нет.
В чём назначение науки, брат? В обострении чувств! Взять ту же Землю, то она плоская на черепахе или на трёх китах. Потом – круглая в центре мира, потом – вокруг солнца, потом – песчинка в одной из множества вселенных.
Мифу миф, как я уже когда-то писало. Какой источник для рефлексий малахольной козявки! Вместо того чтобы возделывать «свой» огород, она вглядывается в черноту неба.
– Кто, кто в теремочке живет?!
– Мышка-наружка, гэбэшная служка.
Ха-ха-ха. Прости, брат. Юмор висельника и А. Ника. Пора в магазин. Вечером – гости».
Впрочем, средний род иногда прорывался и в стихах Ванталова:
ПЛЯСКА СВОБОДЫ
Я вышло из ослиной шкуры.
Теперь без кожи. Мозг в огне.
Молекулы литературы
еще мотаются во мне.
В закатном таинстве природы
все ярче неизбывный свет
костра танцующей свободы,
которой в яме мысли — нет.
Грусть сменялась юмором и Ванталов писал «Забавные стихи»:
НОЗДРЯ-ВСЕЛЕННАЯ И МАЛЬЧИК
Ноздря-вселенная и мальчик,
сидящий тихо у воды.
Он солнечный пускает зайчик
и не предчувствует беды.
Над ним нависло грозно небо,
реки мерцает полотно…
А был ли мальчик или не был
природе, в общем, все равно.
***
Дуб Петра Первого умер,
а я его помню живым.
Вместе с бабушкой русской
часто гулял под ним.
Дуб Петра Первого умер,
теперь это пень давно,
нет больше бабушки русской
и много еще кого.
***
Проходят лето и зима,
проходит осень и весна проходит.
Проходит всё, но остаётся тьма,
в которой что-то колобродит.
***
Должно быть, Сизифом обрушен
на площадь Сенатскую камень.
Кентавр, падучей придушен,
сдает на блаженство экзамен.
Ведь мертвому больше не больно
в квадратном раю Мондриана,
и город, подохший подпольно,
похож на портрет Дориана.
А иногда в поэте побеждал художник, и тогда рождались «АКВАРЕЛИ СКАЗУЕМОГО»:
ОТРИЦАРСТВО
ни бэ
ни констриктор
ни ванталов
ни аксельрод
ни борис
ни михайлович
ни мэ
МЕТАМПСИХОЗ
кубик-рубик генетики
парадокс национальности
щепка истории
продираю глаза
на горизонте
очередного я
опять?!
МЫК
мы
акварели сказуемого
мы
мимы мимолетного
мы
летальные летчики
мы
мычим
мы
В 2012 году в Мадриде вышла новая книга Бориса Ванталова с футуристическим названием «Промозг». В предисловии к книге критик Дмитрий Безносов написал так: «Новая книга Бориса Ванталова (поэта) и Бориса Констриктора (художника) озаглавлена довольно необычно – «Промозг». Такое сплошное беспробельное написание двух слов в одно, подобно крученыховскому мирсконца, намекает на множество различных коннотаций. С одной стороны, безусловно, это книга «про мозг», т.е. мозг является в ней и предметом исследования, и исследователем, и, возможно, лирическим героем (или героями). С другой, но отнюдь не противоположной, стороны «промозг» может восприниматься как слово с приставкой «про» или его фантомными вариациями «пра» и «прото», так или иначе означающими предшествование и первичность.
Таким образом, в книге Ванталова-Констриктора мы имеем дело не просто с «мозгом», но с проторазумом, прарассудком, первичной формой мышления, в итоге закостеневшей и превратившейся в мозг. Все, что происходит с этим одиозным персонажем на протяжении фрагментарного повествования, – это попытка осознать динамику своего существования. Проще говоря, понять: что дальше?
Обращаясь к протосмыслам суще(ствующе)го, герой, а вслед за ним и автор(ы), пытается от противного вывести формулу своего конкретного бытия в конкретной точке настоящего. А настоящее неизбежно статично; оно одновременно пролито во все стороны, дабы охватить размахом и предпосылки, и последствия.
«Промозг» Ванталова-Констриктора – ни в коем случае не может восприниматься как сборник стихов; это запечатленный и явленный в словесном обличии процесс кропотливого исследования, представленный поэтапно. Поэтические плоскости четко структурированы, при очевидной сложности затронутой темы...
… Итак, исследование про(то)мозга продвигается по следующей весьма прихотливой траектории (так озаглавлены по порядку все восемь разделов книги): «Сон жизни», «Конец фантома», «Гуляет мозг по улицам себя», «Остановка по требованию», «Северное сияние», «Дорога домой», «Прыжки и танцы» и, наконец, «Сон времени». Уже по заглавиям становится ясно, что маршрут странствия, совершаемый на наших глазах, движется по кругу или (что вероятнее) по спирали».
Гуляет мозг по улицам себя,
сквозь щелки глаз разглядывая нечто.
Частиц потоки, чувства теребя,
играют в разум бесконечно.
Мы впитываем магму слов и снов,
как молоко из материнской груди.
Не ведая, что нет у нас основ.
Воронки мы, воронки, а не люди.
ПЛАЧ
В моей душе тишайший плач.
Он неизбывен, словно море,
ведь никакой на свете врач
не вылечит немое горе.
Мать угасает с каждым днем.
Лежит прозрачная, как льдинка.
Я говорю ей, поживем,
мы поживем еще, снежинка.
Торчат из почек провода,
по ним моча ползет в мешочки.
Трудна дорога в никуда
для нашей бренной оболочки.
Подписывайтесь на канал, делайте ссылки на него для своих друзей и знакомых. Ставьте палец вверх, если материал вам понравился. Комментируйте. Спасибо за поддержку!