Мороз стоял крепкий, снег скрипел под ногами, а в воздухе висела острая свежесть тайги. Мы с егерем Иваном шли к горельнику, за ёлками на Новый год. Иван был мужиком крепким, с морщинистым лицом, изрезанным шрамами, словно карта непроходимых лесов. В его глазах была такая глубокая мудрость, что казалось, он видит сквозь древесные стволы и снежные завесы самую суть тайги.
- Вишь, как снег ложится узорчато, - сказал он, кивнув головой в сторону леса. - Не просто так это, знаешь... Тайга говорит с нами, только услышать её нужно.
Я кивнул, хотя и не варил в эти сказки про души леса и говорливые деревья. Но в тайге невольно начинаешь чувствовать некую невидимую силу, которая властвует над всем, над животными, птицами, и даже над человеком.
Мы шли молча, погруженные в белоснежную тишину, и только скрип снега нарушал безмолвие. Вдруг Иван остановился, и взгляд его устремился в даль, куда уходила лесная тропа.
- Видел? - спросил он, голос его стал хриплым, словно от зимнего холода.
- Кого? - Я огляделся, но никого не увидел.
- Человека. Там, в лесу. В оранжевом.
Он показал рукой в сторону тёмных деревьев. Я пригляделся, но не увидел ничего кроме снега и раскидистых сосен.
- Может, показалось? - сказал я, но в голосе уже чувствовалась неловкость.
- Не показалось, - Иван посмотрел на меня с тревогой. - Помнишь пожар пятилетней давности? Вот он и есть...
Он замолчал, и мы еще долго шли молча. Огонь охватывал тайгу, словно страшная чума, и оставлял после себя черные раненые стволы деревьев. Огонь был беспощаден, и пожирал всё на своем пути.
- Пришел за новыми жертвами, - прошептал Иван, словно сам себе. - А тайга не прощает.
Я не понимал, что он имеет в виду, но чувствовал не просто холод, а холод страха, который охватил меня с головы до ног.
Мы нашли прекрасные ёлки, уже почти ночь, и я пытался отвлечь Ивана от его темных мыслей, но он был не в себе.
- В то лето, - начал он, словно сам не заметив моего вопроса, - пожарные пришли тушить. Пятеро было, все молодые, в оранжевых комбинезонах. Один парень, Саша звали, отстал от группы, пошёл вперёд. И там его медведь встретил.
Иван замолк, глаза его были устремлены в пламя костра, словно видя в нём страшные сны.
- Не просто медведь это был, - продолжил он спустя минуту, голос его дрожал. - Не простой зверь... Сказали местные шаманы, что душа парня в нем осталась. В том, кто убил его. С тех пор медведь старый стал злым, людей не боится, и кого видел, того и рвал.
Я вздрогнул, вспоминая истории о злых духах тайги.
- А парень тот, Саша, - Иван посмотрел на меня с такой тоской, что я забылся о страхе. - Он здесь бродит. Призраком. Иногда его вижу. В оранжевом...
Он схватился за руку, как будто увидел что-то страшное, и затем уставился на снег перед собой.
- Он хочет справедливости, - прошептал Иван. - И мести...
В тайге было тихо, только трещали сучья в костре, и снег бесшумно падал с деревьев. Я смотрел на Ивана и чувствовал, как холод пробирает меня до костей.
Весь обратный путь мы шли молча, погруженные в тяжелые мысли. А за спиной лежала тайга, полная тайн и страхов, и призрак пожарного бродил в её недрах, ища справедливости.