Декабристы вышли на Сенатскую площадь почти 200 лет назад, их биографии за это время были изучены вдоль и поперек, и казалось бы, уж на этой теме вряд ли возможно какое-либо «передергивание» в политических спорах. Тем не менее, такие спекуляции по-прежнему периодически возникают, создавая у плохо разбирающихся в истории декабристов людей искаженные представления о них и о той эпохе, когда они жили.
Так, дзен-блогер Наталья Баева продвигает сейчас на своем канале мысль о том, что один из участников декабрьского восстания 1825 года, Иван Якушкин, уже будучи в ссылке, продолжал пропагандировать революционные идеи и настраивать народ против власти, действуя скрыто, через школьные учебники собственного авторства. Однако для любого, кто достаточно подробно изучал биографию этого человека, особенно тот период его жизни, который он провел в ссылке, очевидно, что эти утверждения – полный абсурд и что сам Якушкин от того, что пишут о нем современные поп-блогеры, уже извертелся в могиле.
Свои далеко идущие выводы Наталья Баева сделала на основании одной задачи из учебника математики, который декабрист Якушкин действительно написал во время проживания в ссылке в сибирском городе Ялуторовске. Выглядит эта задача так: «Собрал крестьянин десять мешков зерна. Три из них отдал помещику за аренду, четыре тому же помещику за долги, один мешок отдал попу за крестины, и два – купцу за хозяйственный товар. Сколько осталось?» И да, на первый взгляд звучит она вполне крамольно: показывает, насколько плохо живется в России крестьянам, которые вынуждены отдавать высшим классам весь свой урожай, оставаясь ни с чем. Можно подумать, что Якушкин, в прошлом участвовавший в восстании и мечтавший свергнуть императорскую власть в стране и отменить крепостное право, а затем сосланный за это на каторгу, не изменил своих убеждений и стал распространять их завуалированно среди детей. Чтобы позже они задумались, нормально ли такое положение вещей, когда те, кто выращивает хлеб, не могут оставить себе ни зернышка. А заодно о том, что целый мешок зерна стоят крестины ребенка.
Но если рассматривать не одну задачу из учебника, «вырванную из контекста», а всю жизнь Ивана Якушкина после восстания на Сенатской площади, то складывается совсем другая картина, из которой совершенно не следуют все эти далеко идущие выводы. А сам Якушкин предстает весьма сложной личностью, которую иногда бросало в крайности, но которая была способна пересмотреть свои взгляды и уж точно не была всю жизнь зациклена на одной идее.
Родился этот человек в 1794 году. В детстве он воспитывался и близко дружил со своим троюродным братом Сашей, с которым они были почти ровесниками. Позже Ваня Якушкин вырос в декабриста, а его кузен – в писателя и поэта Александра Грибоедова. В 1811 году Иван поступил служить в лейб-гвардии Семеновский полк, в котором прошел всю Отечественную войну 1812 года, получив несколько наград. А в 1816 году стал одним из основателей «Союза спасения».
Дальше началась его тайная жизнь, которая еще до восстания была очень бурной и полной противоречий. В первые годы существования тайных обществ большинство их участников не хотели торопиться с радикальными действиями и считали, что сперва нужно как следует все обсудить и проработать планы на будущее, а потом уже свергать «тираническую» власть и устанавливать в стране новые порядки. Многих устраивало такое «спокойное» участие в заговоре: тайные «посиделки», неспешные беседы о судьбах России, мечты о «прекрасном будущем» - с одной стороны, это было интересно и романтично, с другой почти безопасно. Но Иван Якушкин был одним из немногих, кому такая «расслабленная» подготовка к восстанию не нравилась и кто выступал за решительные действия в ближайшем будущем, из-за чего у него нередко возникали конфликты с единомышленниками. Кроме того, Якушкин был одним из тех декабристов, кто настаивал на убийстве императора и даже сам вызывался сделать это – из-за этого у него, в конце концов, возник конфликт с теми, кто был против политических убийств, и он на время вышел из «Союза спасения». Правда, позже, когда это общество уже называлось «Союзом благоденствия», он вернулся в его состав – и возобновил регулярные споры с остальными его членами.
Видя, что его единомышленники не спешат с действиями, Якушкин попытался сам кое-что сделать для освобождения крестьян в отдельно взятом имении – своем собственном. В 1819 году он объявил своим крепостным, что они могут стать свободными, получив в собственность участки раньше принадлежавшей ему земли, но крестьяне не захотели освобождаться и попросили его оставить все как есть: они, в отличие от стремящихся причинить им добро декабристов, понимали, что к зависимости от барина прилагается также защита от него же, а став свободными, они будут вынуждены решать все проблемы сами. Иван был разочарован, но настаивать на своем не стал – однако эта ситуация ничем его не научила, и от мысли о том, что крепостных надо освободить силой по всей стране, он не отказался.
Параллельно с секретными заседаниями и выяснением отношений с сообщниками Иван Якушкин успел обзавестись семьей: в 1822 году он женился на девушке по имени Анастасия Шереметева, и через год у них родился сын Вячеслав. В те годы в высшем свете уже ходили слухи о его участии в тайном общества, так что родные Анастасии не были в восторге от ее брака с ним и пытались отговорить девушку от этого шага. Но сама она была влюблена в Якушкина и настояла на том, чтобы ей позволили выйти за него замуж.
В декабре 1825 года Анастасия Якушкина ждала второго ребенка. Родился этот ребенок – мальчик, которому дали имя Евгений – когда его отец уже сидел в Петропавловской крепости, ожидая суда, и вскоре после этого Анастасия добилась свидания с ним, на которое приехала с обоими их детьми. Это был единственный раз, когда вся их семья собралась вместе в полном составе. Позже, когда Якушкина отправили на каторгу в Сибирь, супруга встречалась с ним еще дважды, приезжая на станции, где он останавливался, и во время этих встреч они жарко спорили о том, что ей следует делать дальше. Анастасия хотела, по примеру других жен декабристов, тоже отправиться за мужем к месту его каторги, но Иван требовал, чтобы она осталась дома с детьми, которым нужна была ее материнская любовь и которых, по его мнению, только она могла правильно воспитать. Так Анастасия Якушкина стала одной из двух жен декабристов, которые не поехали следом за своими мужьями, несмотря на то, что очень хотели этого. Кроме нее, так же – по другим, но не менее серьезным и уважительным причинам – поступила Мария Поджио.
Сам же Иван Якушкин был отправлен отбывать наказание в Читу, затем переведен оттуда в Петровск-Забайкальский, а в 1835 году освобожден от каторжных работ и выслан на поселение в Ялуторовск. С этого момента в его жизни начался новый этап, который, наверное, можно назвать полностью противоположным всей его предыдущей жизни. Если раньше он стремился к разрушению и даже к убийству, жаждал свергнуть старый порядок в стране, хотел уничтожить все, что считал неправильным, то теперь развернулся на 180 градусов и направил свои усилия на созидание. Бывший революционер стал заниматься наукой – он исследовал силу ветра и способы ее измерения – и обучением детей, добился открытия в Ялуторовске сначала школы для мальчиков из простых сословий, а позже, после смерти Анастасии Якушкиной, и для девочек – в память о покойной жене, которая выполнила его желание, посвятив себя воспитанию и обучению их сыновей.
И вот об этом периоде его жизни революционно настроенные блогеры пишут, что на самом деле в нем ничего не изменилось и он продолжал ненавидеть российские порядки и бороться против них. С той лишь разницей, что боролся он теперь скрытно, исподволь, влияя на неокрепшие детские умы посредством арифметических задач в своих учебниках. Чтобы дети, посещающие уроки в созданных им школах и решающие задачи о том, как крестьяне остаются без хлеба из-за жадных помещиков и священников, постепенно приходили к мысли о том, что такое несправедливое устройство мира необходимо разрушить до основания.
Могло ли так быть на самом деле? Если внимательно изучить этот период жизни Ивана Якушкина, то ответ очевиден: это очень и очень маловероятно. Школа для мальчиков была создана в Ялуторовске в 1842 году, и «пробить» ее открытие декабристу помогли губернатор города, местный правящие архиерей и священник Стефан Знаменский, который был не просто соратником Якушина, а одним из его близких друзей. Причем сделать это было непросто, так как против этой школы выступал смотритель училища Ялуторовского уезда, не желавший, чтобы у его учебного заведения появились конкуренты. То есть, осуществить свой замысел Якушкин смог только с помощью представителей власти, и светской и духовной. Стал бы он после этого исподтишка подрывать репутацию обеих этих властей в школе, которой не было бы без их поддержки? Безусловно, людей, способных на такое двуличие, в мире более, чем достаточно, но относился ли к ним Иван Дмитриевич?
Чтобы ответить на этот вопрос, стоит вернуться немного назад во времени и вспомнить, как Якушкин вел себя после ареста, во время заключения в Петропавловке. А вел он себя хоть и не самым идеальным образом, но все же во многом достойно: в отличие от подавляющего большинства декабристов, которые на первых же допросах выдали всех участников восстания и членов тайных обществ, кого знали, этот человек довольно долго отказывался называть чьи-либо фамилии, заявляя, что выдавать соратников и друзей бесчестно. Он не изменил своей позиции, даже когда узнал, что сами его товарищи преспокойно рассказали о нем все: в первые же дни все декабристы, знавшие о его желании убить императора, в красках расписали это во время допросов. И лишь спустя несколько месяцев, когда следствию уже и так было известны все причастные к восстанию фамилии, Якушкин согласился назвать нескольких декабристов в обмен на смягчение тяжелых условий содержания в камере.
Одним словом, Иван Якушкин был принципиальным человеком и действия за спиной друзей и единомышленников считал подлостью. Этот человек долго держался, чтобы не совершить этой подлости, в тюремном заключении – так неужели же он пошел бы на такую подставу во время свободной жизни в Ялуторовске, где ему ничто не угрожало? Думать о нем так – значит, относиться к нему, как к последнему негодяю, которым он, совершенно очевидно, не был.
Кроме того, есть еще один аргумент в пользу того, что Иван Дмитриевич не использовал собственные школьные учебники для «идеологических диверсий» - это его искренняя любовь к детям. Она очевидна, прежде всего, из его отношения к собственным сыновьям – у большинства женатых декабристов, за которыми их супруги уехали в Сибирь, были дети, но Якушкин был единственным, кто не захотел, чтобы его жена рассталась с их сыновьями, и предпочел одиночество в ссылке, лишь бы только его мальчики не остались без матери. Также он придавал очень большое значение хорошему образованию, и это было одним из доводов, с помощью которых он уговорил Анастасию не оставлять детей: ему было необходимо, чтобы она позаботилась об их обучении. И эти его убеждения проявились и в Ялуторовске, когда он начал заботиться о чужих детях – при том, что у него было еще одно любимое дело, научные исследования, так что он вполне мог бы вести интересную жизнь и без организации школ и написания учебников.
Но будет ли человек, искренне любящий детей и считающий, что взрослые ответственны за их воспитание, использовать их в политических целях? Ответ очевиден: «искушать малых сих» способны только законченные беспринципные негодяи. А беспринципными большинство декабристов, включая и Якушкина, точно не были.
Что же тогда означает задача о крестьянине, оставшемся без хлеба, опубликованная в созданном Иваном Дмитриевичем учебнике, в чем ее глубокий смысл? Если учесть все перечисленные выше факты, то напрашивается мысль, что в данном случае «банан – это просто банан» «задача – это просто задача», и никакой иной цели, кроме как научить детей считать, она не несет. Почему в ней говорится о крестьянине – потому что учебник был предназначен для крестьянских детей, а значит, задачи в нем должно были быть на знакомые им темы. Почему в ней крестьянин остается без зерна – потому что детей как раз надо было научить считать, чтобы они, когда вырастут, не попадали в такое положение. А возможно, и эту, и другие задачи Якушкин придумал не сам, а взял из более ранних учебников или из собственного детства, когда его самого учили считать – если вспомнить, что в Ялуторовске он еще и занимался разными организационными моментами, связанными с открытием школ, а также научными изысканиями, то свободного времени у него оставалось не так много, и не факт, что он успевал полностью самостоятельно сочинять все учебники.
В любом случае, делать по одной задачке такие далеко идущие выводы об этом человеке, мягко говоря, странно. Иван Якушкин был участником заговора против царя и мог стать его убийцей, но он был также и вполне добропорядочным жителем Сибири, ученым и основателем школ, немало сделавшим для науки и образования и, уж наверное, искупившим свою вину перед Россией. Он прожил 63 года, его сыновья, став взрослыми, приезжали к нему в Ялуторовск и были очень дружны с ним, и с их помощью он добился в конце жизни разрешения вернутся в Москву, где вскоре и скончался. Вторая, сибирская часть его жизни была более спокойной, чем первая, но, пожалуй, не менее интересной и захватывающей, и сводить ее к замаскированной антироссийской пропаганде, как это делают некоторые современные псевдоспециалисты – верх глупости.
Татьяна Минасян
