Химия
(Из жизни судового механика)
Юрий Семёнович зачем-то вызвал Румянцева к себе в каюту. Зачем он ему понадобился, дед не объяснил, поэтому Румянцев, бросив все дела и вымыв руки, направился к нему.
Дверь в каюту деда, как всегда, оказалась открытой.
Постучав костяшками пальцев о косяк, Румянцев вежливо поинтересовался:
— Можно?
— Заходи, заходи. Где тебя только черти носят? — недовольно пробурчал дед, посмотрев на Румянцева поверх очков.
— В котельной был, а там трансляция не слышна, — начал оправдываться за опоздание Румянцев, но дед прервал его взмахом руки:
— Харэ трындеть, лучше слушай сюда, что я тебе скажу, — и поманил его пальцем.
Подойдя к монументальному письменному столу, на котором под прозрачным листом плексигласа лежали главные чертежи и схемы ледокола, Румянцев преданно уставился на деда, всем своим видом показывая, что он готов выполнить любое приказание любимого начальника.
Довольно хмыкнув, Юрий Семёнович начал:
— Ты знаешь, что по приходе во Владивосток нас ждёт Регистр? — Дед, нахмурив брови, грозно взглянул на застывшего механика.
— Слышал об этом … — нерешительно начал Румянцев, но дед его перебил, не дав договорить.
— Это хорошо, что слышал. Но ты знаешь, что тебе надо сделать, чтобы предъявиться Регистру?
Юрий Семёнович замолчал и, как экзаменатор ждал ответа от озадаченного Румянцева.
— Котлы предъявить надо… — начал мямлить Румянцев.
— Вот-вот, — довольно продолжил дед и, подняв указательный палец, веско произнёс: — Котлы!!! — и уже мягче продолжил допрос: — А что для этого надо сделать?
— Вскрыть и почистить… — нерешительно ответил Румянцев, не зная, куда клонит дед.
— Вот-вот, — довольно улыбнулся Юрий Семёнович, — почистить. А теперь объясни мне, дорогой ты мой, как ты собираешься их чистить?
— Как? — вытаращил глаза Румянцев от такого наивного вопроса. — Вскрою топку, залезу туда и струёй воды под давлением, а потом щётками собью всю сажу.
— А водяную часть? — не отставал от него дед.
— А водяную часть надо химией чистить, — уверенно подвёл итог допрашиваемый.
— Молодец! — довольно крякнул дед и сделал заключение: — Значит, один котёл запитай химией и оставь на трое суток при постоянной циркуляции. Потом вскроешь его и мне покажешь. Понял? — Дед вопросительно глянул на застывшего от такой перспективы Румянцева.
— Конечно, понял, — поспешно заверил тот деда.
— Ну а если понял, то давай дуй к своим котлам и претворяй в жизнь решение партии и правительства, — уже пошутил он.
— Понял, — покорно ответил Румянцев и в расстроенных чувствах покинул каюту деда.
Да и было отчего. Почистить топку — это ещё полбеды. Работа, конечно, грязная и неблагодарная, но выполнимая. Со своим котельным машинистом Сашкой Обориным он с ней справится, но вот как быть с химической очисткой — он понятия не имел. Конечно, теоретически это всё просто. Прочитал инструкцию, развёл кислоту, заполнил ею котёл — и жди трое суток. Потом спусти воду, струёй воды под давлением промой барабан да опять щётками убери ржавчину. Всё это понятно.
В одной из кладовых у него хранились какие-то бутыли с какими-то химикатами. Но что в них налито и какая концентрация этой жижи, он понятия не имел. Где там щёлочь, где кислота? Да к тому же какая? Соляная или серная? Надписи на бутылках отсутствовали. Эти бутыли стояли в отдельных ящиках в кладовой надёжно привязанные кончиками к стеллажам. Там же находились папки с инструкциями.
Вот в таких раздумьях Румянцев и направился в свои владения.
Вход в кладовую находился на шлюпочной палубе. Открыв дверь и включив свет, Румянцев в нерешительности застыл на пороге. Требовалось подождать, пока свежий воздух заполнит кладовую. Ведь он уже пару месяцев не навещал её.
Ледокол стоял. Борт с кладовой находился на солнечной стороне, и Румянцев, понежившись под неярким полярным солнышком и выкурив сигарету, решился зайти внутрь.
Запашок в кладовой стоял ещё тот, поэтому, переселив отвращение, Румянцев начал осматривать ящики со вставленными бутылями.
Открутив пластиковую пробку на одной из бутылей, он осторожно ладонью смахнул с неё вышедшие невидимые пары и понюхал их.
В нос резко ударил запах кислоты. Румянцеву и без этого понимал, что это кислота, но какая? Соляная или серная? Вот это был для него главный вопрос.
Тут на его случай невезучий мимо проходил Виталик.
Румянцев сразу вспомнил, что Виталик постоянно имеет дело с аккумуляторами, поэтому наверняка сможет отличить эти чёртовы кислоты.
— Слышь, Виталя, — окликнул своего друга Румянцев, — ты там не сильно занят?
— А чё случилось-то? — поинтересовался, подходя к Румянцеву, третий электромеханик.
— Помощь твоя нужна. Я никак врубиться не могу, чего тут налито, — показал внутрь кладовой Румянцев.
— А этого тебе никто не скажет, — хохотнул Виталий. — Тут как с приёмки всё положили, так никто больше ничего и не трогал.
— Но ты же аккумуляторы пополняешь. Должен же знать, где какая кислота?
— Не-е, — отрицательно покачал головой Виталий, — у меня для этих целей есть только электролит и дистиллят. А бодяжить — я не бодяжу.
— Так что делать-то? — в недоумении посмотрел на своего друга Румянцев. — Дед сказал, чтобы я химчистку котла делал.
— Да-а-а, — задумчиво протянул никогда не унывающий Виталий, но тут же ухватился за пронзившую его мысль: — А ты к училке сходи. Та уж точно знает, где какая кислота.
— Точно! — обрадовался Румянцев такому простому выходу из создавшейся ситуации.
— Только будь осторожнее, — тут же предупредил его Виталик. — За ней начальник рации ухлёстывает. А он чёрт ревнючий, как бы у тебя проблем с ним не случилось…
— Да ну, — отмахнулся Румянцев, — я же не конториться собрался, а по делу…
— Ну, смотри, — усмехнулся Виталик, — тебе жить, — и, посвистывая, продолжил свой прерванный путь.
***
На ледокол недавно прислали учительницу. Она преподавала химию парням и девчонкам рядового состава, которые не получили среднего образования.
Молодая, стройная, красивая девушка. Блондинка с шикарной тугой косой, голубыми глазами и точёной фигуркой.
Матросы и мотористы перестали пропускать занятия, как пропускали, когда им преподавали физику, математику и литературу. На занятиях у Людмилы Владимировны они присутствовали в полном составе. Каждый из них старался сделать комплимент очаровательному преподавателю и всячески завоевать её внимание. Но дальше этого у них дела не шли, потому что начальник рации перещеголял их всех, а девушка увлеклась им.
Да и было от чего. Начальник был высоким энергичным брюнетом. Он отлично играл в волейбол, и они с Юрой Семёновым устраивали в ангаре вертолёта невероятные баталии. Весь экипаж ходил смотреть, как эти два красавца выпрыгивали чуть ли не по грудь над сеткой и виртуозно владели мячом.
***
Перспектива иметь неприятный разговор с начальником Румянцева не прельщала, но над ним висел Дамоклов меч в виде приказа деда о химчистке котла.
Поэтому в тот же день после обеда он подождал, пока Людмила поест, и подошёл к ней.
— Извините, что отвлекаю вас, — вежливо начал Румянцев, — но мне необходимо с вами поговорить.
От такого начала разговора девушка опешила. Вначале она побледнела, затем краска кинулась ей в лицо, но, справившись с первыми эмоциями, она официально ответила:
— Слушаю вас, — приняв Румянцева за одного из местных ухажёров, которые ей тут порядком надоели.
Поняв её состояние, Румянцев улыбнулся.
— Да вы не подумайте ничего плохого, мне просто надо с вами посоветоваться, — успокоил он напрягшуюся учительницу и для смягчения обстановки добавил: — Меня зовут Николай. Я третий механик.
Строгость с лица девушки пропала, и она уже более мягко, но ещё с ноткой холодности ответила:
— Людмила Владимировна, — и протянула Румянцеву руку.
— Очень приятно, — пробормотал он, осторожно пожимая её нежную ладошку.
— А я вас знаю, — уже веселее продолжила Людмила, — вы сидите за столом механиков, — и неожиданно с детской непосредственностью поделилась: — Вы там все такие серьёзные. Никогда не улыбаетесь и ни с кем не разговариваете. Покушаете — и сразу уходите. Наверное, работы и проблем у вас много? — тут же задала она вопрос, с сочувствием посмотрев на Румянцева
— Ну, как вам сказать, — пожал плечами Румянцев, осторожно выпуская ладошку учительницы из своей заскорузлой ладони, — есть проблемы, — но, бодро улыбнувшись, пояснил: — Но мы их решаем. Поэтому ледокол не стоит и ходит.
— Так что у вас за проблема? — прервала его Людмила, понимая, что Румянцев может отклониться от главной темы разговора, да к тому же выходящие из кают-компании третий помощник и радист с подозрительным любопытством покосились на них.
— Ах да! — вспомнил Румянцев, уже немного обалдевший от обаятельности Людмилы. — Проблема в том, что дед мне дал задание сделать химическую чистку котла. Кислота у меня есть. Инструкция есть. Но какая и где эта чёртова кислота — я не знаю. Поэтому у меня к вам будет большая просьба. — Румянцев с подхалимажем заглянул озадаченной Людмиле в глаза. — Не могли бы вы пройти со мной и определить, что за жидкость у меня в бутылях. А то они не подписаны, и я вообще не представляю, что я в них имею и как сделать эту чёртову химчистку…
От его сумбурной речи глаза Людмилы округлились, и жестом руки она прервала Румянцева.
— Так, мне всё ясно, но для начала давайте определимся. Кто такой этот злобный дед, который даёт вам такие приказания?
— А-а, дед… — улыбнулся Румянцев. — Так это наш главный механик Юрий Семёнович. Так он совсем не злобный. По приходе во Владивосток мы должны предъявить ледокол Регистру, поэтому он всем нам дал задание готовиться к сдаче.
— Так мы что, — радостно воскликнула Людмила, — во Владивосток пойдём?
— Получается, что так, — кивнул Румянцев, не понимая радости Людмилы.
— Вот это здорово! — Счастье лучилось из глаз Людмилы. — Это мне тогда не придётся из Певека лететь домой на самолёте! — пояснила она удивившемуся её радости Румянцеву, но поняв, что прервала ход беседы, тут же приняла серьёзный вид преподавателя. — Да! Тогда Вы должны мне обязательно показать эти ваши бутылки.
— Правильно! — обрадовался Румянцев, поняв, что Людмила не против помочь ему. — Только это не бутылки, а бутыли по двадцать литров и их с десяток, — поправил он её и перешёл к главной теме разговора: — Тогда давайте договоримся о встрече. Когда у вас будет свободное время?
— Да хоть сейчас! — развела руками Людмила. — У меня уроки начнутся только после ужина. Так что я сейчас полностью свободна.
— Ну вот и отлично! — обрадовался Румянцев. — Так что давайте сделаем так. Я схожу на разводку, и после часа дня встретимся на «пяти углах».
— Где-где? — невольно вырвалось у Людмилы.
Поняв, что такое название для Людмилы в диковинку, он пояснил:
— Это палубой ниже. На главной палубе, как раз у лифта. Договорились? — Он с надеждой посмотрел в загоревшиеся глаза девушки и предупредил: — Только оденьтесь потеплее. Кладовая находится на палубе. Хоть и лето, но ветерок там дует.
— Хорошо. До встречи, — с улыбкой подтвердила Людмила и, развернувшись, пошла к своей каюте, а озадаченный Румянцев смотрел ей вслед, восхищаясь стройностью фигуры и изящной походкой девушки.
Ему невольно подумалось: «Повезёт же кому-то, у кого будет такая жена».
После разводки он, надев телогрейку, вышел к «пяти углам». К своему удивлению, он обнаружил, что Людмила уже ждёт его, одетая в тёплую куртку, и милой вязанной шапочке на голове. Девушка ходила вдоль переборок, рассматривая агитационные листки и стенгазеты, вывешенные на них. Помполит работал не покладая рук, воспитывая новое поколение моряков.
— Людмила Владимировна, — окликнул он увлечённую чтением девушку, — мы можем идти.
— Ах да! — Людмила оторвалась от стенгазеты и повернулась к Румянцеву. — Я готова!
Она кокетливо расставила руки, как бы давая Румянцеву убедиться в её полной готовности идти на подвиги.
Невольно улыбнувшись от непосредственности девушки, Румянцев указал жестом на броняшку, выходящую на главную палубу, добавив при этом:
— Ну, тогда пошли.
Послеобеденное солнце не на шутку грело. Даже от редких луж, оставшихся после последней замывки надстройки, кое-где видневшихся на палубе, шёл небольшой пар.
— А вы говорили, что холодно, — задорно посмотрела Людмила на Румянцева. — Смотрите, какая красота! — И она обвела рукой бескрайние ледяные поля, в которых стоял ледокол.
— Красота-то красота, но нам, механикам, порой бывает не до неё, — охладил восторг Людмилы Румянцев, прищурившись от ослепительной белизны, окружающей ледокол, и пожалев о том, что не прихватил солнцезащитные очки. — Вы бы поменьше смотрели на эту красоту без очков, а то от такого яркого солнца можно обжечь сетчатку глаза и ослепнуть, — добавил он.
— Да вы что? — нешуточно удивилась Людмила. — Обязательно буду их надевать, - заверила она Румянцева. - Может быть, я схожу за ними? — вопросительно посмотрев на него.
— Не стоит, — поморщился он, опасаясь, что отлучка девушки может затянуться. — Мы здесь ненадолго. Но что для вас будет интересным, то после такого солнца в кладовой будет абсолютная темнота, даже несмотря на то, что я там зажгу свет.
— Да неужели?! — рассмеялась Людмила. — Ну, тогда быстрее ведите меня в свою пещеру, чтобы я здесь вообще не ослепла.
Поднявшись по трапу к кладовой, Румянцев открыл её дверь и зажёг свет, жестом приглашая девушку пройти внутрь.
Как только Людмила вошла, он сразу же закрыл за ней дверь. От его действий озадаченная девушка непроизвольно вскрикнула:
— Ой! А зачем вы закрыли дверь?
Людмила стояла посередине кладовой, часто моргая и выставив руки перед собой. Румянцев сразу заметил, что она потеряла ориентацию в пространстве.
— Да не переживайте вы так, — попытался успокоить её Румянцев. — Через минуту глаза ваши привыкнут к свету люминесцентных ламп, и вам всё станет видно. Тогда я вам покажу бутыли, а потом мы вновь откроем дверь, чтобы тут не воняло кислотой. А пока я вытащу их из корзин.
С этими словами он прошёл к закреплённым ящикам и вынул одну из бутылей с жидкостью жёлтого цвета.
Осторожно поставив её на середину кладовой, он поинтересовался у Людмилы:
— Ну что? Привыкли глаза? Видите что-нибудь?
— Да, сейчас всё вижу, — кивнула она головой. — Теперь даже цвета различаю, — доверчиво сообщила Людмила.
— Ну, значит, тогда всё в порядке, — заверил её Румянцев, — глаза ваши целы, — и открыл дверь из кладовой на палубу.
От яркого наружного света, ворвавшегося в открытую дверь кладовой, в ней вновь всё стало различимо, а дневной свет от люминесцентных ламп поблёк.
— Вот в этой бутыли, — указала Людмила на бутыль, вынутую Румянцевым, — концентрированная соляная кислота. Концентрация процентов так тридцать. Только почему она налита в бутыли из светлого стекла? — с вопросом посмотрела она на Румянцева. — Стекло должно быть тёмным.
— Да кто ж его знает? — в недоумении только пожал тот плечами. — Я сам впервые эти бутыли тут вижу.
— Так, всё ясно, — подвела итог Людмила и подошла к остальным принайтованным ящикам.
Пошевелив бутыли в них, она сделала заключение:
— В этих — соляная кислота, а в тех, что в самом углу, по виду серная, — и, увидев удивлённый взгляд Румянцева, пояснила: — В них вязкая маслянистая прозрачная жидкость, — и тут же посоветовала: — Вы её лучше электромеханикам отдайте. Она им нужнее будет в аккумуляторах. А для химочистки берите только соляную кислоту. Я вам напишу формулу, как её разводить. Только пятипроцентную используйте для своих целей, а то все трубы у вас быстро проржавеют, — усмехнулась она и, вопросительно посмотрев на озадаченного механика, спросила: — Ну что? Всё? Ещё вопросы будут?
— Да вроде бы всё ясно, — пожал плечами Румянцев. — Вот и инструкция. Тут то же самое написано.
— Ну, тем более, — согласилась Людмила, — если написано, то, значит, всё правильно. Больше нечего не надо прояснять? — Она вновь с интересом посмотрела на Румянцева, который озадаченно чесал макушку.
— Да вроде бы нет. Спасибо за советы, — пробурчал он, задумавшись о работах, предстоящих ему выполнить.
— Ну, тогда я пошла? — нерешительно поинтересовалась Людмила.
— Ага. Спасибо за всё, — так же безразлично ответил Румянцев и, подхватив бутыль с кислотой, понёс её на прежнее место, а Людмила, переступив порог кладовой, вышла на палубу.
Когда Румянцев закончил все дела и запирал дверь кладовой, то девушки на палубе он уже не увидел.
Сегодня у Румянцева прошёл нелёгкий день. Они с Сашкой вскрывали котёл и готовили его к химочистке. Готовили все инструменты и оборудование. Сашке с трюмными назавтра предстояла чистка топки, а Румянцеву — все химические операции. Этим он занимался с восьми утра, а потом заступил на ходовую вахту до двадцати часов. Да тут ещё первый четвёртый механик приболел, и пришлось по просьбе второго основного механика два часа стоять за него вахту.
Румянцев лежал в каюте на диване, в бессилии распластавшись на нём. У него не было ни сил, ни желания на то, чтобы переодеться. В голове стоял только гул от работавших на полном ходу дизелей.
Он лежал в робе, лишь скинув сандалии, и ни о чём не думал, только тупо смотрел в подволок, разглядывая на нём разводы после последней Наденькиной приборки.
Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге каюты появился начальник рации.
Влетев в каюту, он остановился и, в бешенстве вращая глазами, уставился на Румянцева.
— Ты чё это себе позволяешь?! — громче бешеного быка в стаде заорал он.
Ничего не понимающей Румянцев с некоторым усилием приподнялся на диване и присел.
— Чё случилось? — Он с удивлением задрал голову, уставившись снизу-вверх на начальника.
Начальник – высокий, статный брюнет ростом больше, чем метр восемьдесят. Прекрасный волейболист, обладающий недюжинной силой. Румянцев со своим ростом в метр семьдесят во многом ему проигрывал, хотя и был намного шире в плечах, да к тому же он сидел на диване, находясь в невыгодной позиции.
Румянцев мог бы, конечно, подраться с ним, но его навыков бокса хватало бы лишь на то, чтобы нанести пару ударов, пока начальник не схватил его в охапку. А там… А там уже трудно предположить, чем бы закончилась схватка. Скорее всего, начальник свернул бы Румянцева в бараний рог.
Поэтому Румянцев лихорадочно искал выход из создавшейся ситуации, чтобы не довести её до критической.
Во-первых, он не понимал, что так взбесило начальника, поэтому он старался выиграть каждую секунду, чтобы как-то сгладить обстановку.
— Чё ты такой бешеный? Чё ты тут ворвался и орёшь? — с таким же надрывом в голосе проорал он в ответ начальнику. — Ты сначала объясни, что тебе тут надо, а потом разоряйся. А если надо поорать, то давай поори на своих радистов, а у меня в каюте нечего разоряться не по делу.
— Как это не по делу?!! — не снижая темпа проорал в ответ начальник.
— Да так… - и, расставив руки, Румянцев рывком встал с дивана, сделав пару шагов в сторону начальника. От его криков и встречных шагов начальник непроизвольно отступил на шаг, но продолжил орать:
— Ты чего это к Людмиле клинья бьёшь? Ты чего это удумал? У меня с ней, понимаешь ли, отношения, а он лезет туда, куда его не просят!
Выкрикнув всё это, начальник сделал навстречу Румянцеву пару шагов и вцепился обеими руками в обшлага его комбинезона.
Ситуация казалась патовой. Начальник ведь на голову выше Румянцева, да ещё к тому же своей хваткой он вообще обездвижил Румянцева. Конечно, он мог сделать подсечку, выкрутить руки нападавшему, но Румянцев понимал, что это не метод решения спора, поэтому, привстав от захвата на цыпочки, он постарался уже спокойным голосом утихомирить разбушевавшегося начальника:
— Ты чё? Офонарел, что ли? Какая Людмила? Какие клинья? У тебя все дома? Или тебе твоей морзянкой вообще весь мозг прострелили?
— Чё ты тут базланишь, козёл? Я тебе тут сейчас бо́шку расшибу. Убью падлу, — уже брызжа слюной, выкрикивал начальник в лицо Румянцеву.
— Не-е-е, — с хрипом от перехватываемого дыхания выдавил из себя Румянцев. — У тебя точно крышу снесло. На какого чёрта мне твоя Людмила сдалась? У меня дома жена на сносях, а он про какую-то херню мелет.
От его слов начальник ослабил хватку и уже спокойнее прорычал:
— А чего это ты с ней у кают-компании базланил да по палубе прогуливался?
Теперь Румянцеву стала понятна ярость начальника. Кто-то из доброхотов поведал ему о том, что он говорил с Людмилой несколько дней назад после обеда, поэтому он как можно естественнее ухмыльнулся — конечно, насколько позволила ему полувисячая поза:
— Так это мне дед дал задание сделать котлу химочистку, вот я и просил её посоветовать мне, как эту чёртову кислоту определить да разбодяжить.
— Всё, что ли? — недоверчиво смотрел начальник на Румянцева.
— Всё, всё! — Румянцев схватил руки потерявшего бдительность начальника, вывернул их и освободился от захвата.
Потирая перехваченное горло, он отошёл на пару шагов от начальника и покрутил у виска пальцем:
— Башку лечи лучше, а не со всякой ерундой ко мне цепляйся… — и, откашлявшись, прояснил: — По работе мне с ней надо было поговорить. Понятно тебе? — и уже с улыбкой добавил: — Отелло местного формата…
Обалдевший от такой новости начальник потерянно, опустив руки, стоял посередине каюты. Увидев, что начальник успокоился и переваривает полученную информацию, Румянцев подошёл к нему и, хлопнув по плечу, посоветовал:
— Шёл бы ты, Гена, отдыхать, а то, не дай бог, крыша от всякой дури съедет. — Придерживая начальника за плечо, Румянцев подтолкнул его к двери. — Иди, Гена, иди, а то мне и без тебя тошно.
Начальник покорно переступил порог каюты, но, обернувшись, погрозил Румянцеву кулаком:
— Узнаю что-нибудь — убью падлу!
На что Румянцев только махнул рукой:
— Давай, Гена, иди, иди отдыхай, — и, не дожидаясь ответных слов начальника, быстро закрыл за ним дверь, повернув защёлку в замке.
Тут силы Румянцева вообще оставили, и он рухнул на диван. Посидев так пару минут и осмыслив произошедшее, он от души рассмеялся, скинул провонявший комбинезон и пошёл в душ.
Сегодня Румянцева радовало то, что ледокол снимется на Владивосток и это произойдёт не на его вахте. Не надо будет, как загнанная лошадь, носиться по машинным отделениям и запускать дизеля́, а потом вновь бегать и смотреть, как они работают на переменных и постоянных нагрузках.
Сегодняшняя вахта прошла спокойно. В начале вахты он закончил все дела с котлами и отпустил своего котельного машиниста отдыхать. Трюмные принесли замеры топлива. Он их пересчитал и накатал необходимое количество в отстойные цистерны, а остаток вахты мило протрепались с Виталиком, который изнывал от скуки в ЦПУ.
Вернувшись в каюту, помылся в душе и уже собрался пройти в столовую команды, чтобы выпить стакан чая с бутербродом, как раздался телефонный звонок.
Пришлось вернуться от двери к телефону.
Из трубки послышался таинственный голос Виталика:
— Слышь, Коля, зайди-ка ко мне. Дело есть срочное.
— Чё за дело? — недовольно поморщился Румянцев.
Что там забыл сказать Виталик? Что ему такого особенного понадобилось?
— Ну зайди, тогда всё сам и узнаешь. — Таинственность из голоса Виталика не исчезала.
— Ладно, сейчас зайду, — недовольно буркнул в трубку Румянцев и вышел в коридор, закрыв за собой дверь на ключ.
Для приличия стукнув в дверь третьего электромеханика пару раз, он открыл дверь каюты.
От увиденного он онемел. В каюте, кроме Виталика, находился начальник. Он сидел на диване и внимательно смотрел на Румянцева.
Румянцева тут же пробила мысль: «Опять этому гаду неймётся? Чё ему опять надо? Драку, что ли, хочет затеять?» И он, непроизвольно напрягшись, с тревогой ждал дальнейшего развития событий.
Но самые худшие его ожидания не оправдались, потому что при виде Румянцева начальник поднялся с дивана и двинулся в его сторону. Прежней злобы и бешеных глаз на лице у него уже не было. Он улыбался, а глаза излучали доброту.
Начальник приближался к Румянцеву с протянутой для рукопожатия рукой, подтверждая свои благие намерения.
— Ты, Коля, прости меня. Чёрт меня попутал. Планка как будто рухнула, когда услышал, что ты с Людмилой встречался. Ну не совладал я с собой. — Он подошёл к Румянцеву и крепко вцепился в его ладонь. — Всё радист мой, мать его трижды, дышло ему поперёк глотки… Тебя с панталыку с РДО сбил, да и мне чёрт-те что наговорил. Я уже выдал ему по полной схеме. На Японию я уже заказал себе другого радиста. Так что ты прости меня, — повторил он вновь, стараясь заглянуть в глаза Румянцеву.
— Да ладно тебе, - миролюбиво проговорил Румянцев. - Я же знал, что ты не со зла. Ну с кем не бывает, когда не разберёшься. Ладно, — Румянцев отпустил руку начальника, — забыли, — и попытался развернуться, чтобы выйти из каюты.
Но, увидев, что румянцев собирается уйти, начальник запротестовал:
— Стой, куда ты? Обожди. Я тут мировую принёс, так что ты просто так не отделаешься. Садись, садись. — Он обхватил Румянцева за плечи и чуть ли не силой усадил того на диван, затем повернулся к до сих пор молчавшему Виталику: — Ну а ты чего сидишь да молчишь? Доставай стаканы. Мировую пить будем!
После такой команды Виталика долго уговаривать не пришлось. Он моментально на неё отреагировал и выставил на стол три гранёных стакана. Попутно из каких-то своих закромов выгреб половину буханки белого хлеба и банку кабачковой икры.
— Ты смотри, что у него тут есть, — пошутил начальник, — он даже икру заморскую где-то закурковал.
В этом рейсе только ленивый не сделал себе ножей. Поэтому Виталик своим новым ножом из кованой рессоры, с ручкой из бивня мамонта, показывая его остроту, нарезал тонкими ломтями хлеб, одним круговым движением вскрыл банку с икрой и толстым слоем размазал её по хлебу.
Приготовив таким образом экстравагантный закусон, он по-хозяйски выудил из-под подушки дивана бутылку и налил присутствующим по полстакана.
— Ну что? — Подняв стакан, начальник осмотрел присутствующих и, усмехнувшись, начал тост: — Торжественно заявляю, что был неправ, и прошу принять это заявление за чистую монету — такой чистоты, как этот нектар в моём стакане.
Придвинув свой стакан к стаканам Румянцева и Виталика, он осторожно прикоснулся к ним.
Всем морякам хорошо известно, что звон соприкоснувшихся стеклянных стаканов далеко разнесётся за пределы каюты, поэтому чоканье в морской среде автоматически заменилось на соприкосновение «камушками».
Выпив и закусив, парни несколько минут помолчали и на следующее предложение начальника:
— Ну что? — когда тот выразительно глянул на опустошённые стаканы и ополовиненную бутылку, одновременно и выразительно кивнули, застыв в ожидании процесса продолжения банкета.
Но тот «банкет» нарушил звук запускаемых главных дизелей.
— Ну всё, — отреагировал начальник на этот звук, — пошли на Владивосток. Вот именно за это и надо выпить.
Закончив разлив по стаканам и от ощущения важности происходящего процесса, парни вновь произвели соприкосновение «камушками».
Виталик только вымазал остатки икры на ломти хлеба, как ледокол начало покачивать. Это он вышел из «гаража» на чистую воду. Начальник, который сидел напротив иллюминатора, привстал и, посмотрев в него, прокомментировал увиденное:
— Ну всё, сейчас пойдём вдоль берега, и так начнёт валять, что мама не горюй.
Увидев удивлённые взгляды друзей, он пояснил:
— Ветер с берега, по прогнозу, идёт очень сильный. Лёд отгонит от берега, и нам придётся идти до самого Берингова пролива по чистой воде. Так что давайте-ка, ребятки, завязывать с этим банкетом, - начальник кивнул на стол со стаканами и бутербродами. - Надо идти по каютам да крепить там всё по-штормовому.
Не успел он сказать это, как ледокол резко заложило градусов на двадцать на левый борт, затем на правый, и всё, что стояло на столе, посыпалось на палубу.
Придя в себя от первых двух качков, парни кинулись за стаканами, катающимися по палубе. Хорошо, что они оказались пустыми и, свалившись на толстый палас, не разбились, а бутылку с остатками «нектара» Виталик предварительно засунул за диванную подушку.
Так что тара оказалась целой, зато с закуской не повезло. Бутерброды с икрой соскользнули со стола на палас и «по закону всемирного тяготения» приземлились на него нежной, светло-жёлтой, излучающей невероятный аромат икрой.
— Мама родная! — непроизвольно вырвалось у Виталика. — Чё деется-то! Держите меня за здесь! — и, кинувшись на палас и, встав на четвереньки, он попытался поднять с паласа хоть один бутерброд.
Хлеб-то он поднял, а самая цимусная его часть осталась размазанной по паласу.
— Коля, нож давай! — крикнул Виталик Румянцеву, держа в руках кусок хлеба.
— Да на хрена он тебе сдался? — в ответ прокричал Румянцев, унесённый креном от стола к кровати.
— Отдирать икру буду, - возвестил Виталик.
Чего отдирать, как отдирать, Румянцев не понял, но кинулся за ножом, который унесло в дальний противоположный угол каюты.
Подобрав нож и преодолевая очередной крен, он вложил его в протянутую руку Виталика. Тот, по-прежнему стоя на четвереньках, принялся соскребать прилипшую икру с паласа, а чтобы его очередным креном оттуда не унесло, Румянцев вцепился в зад Виталика обеими руками.
— Вы что делаете, дурни? — попытался остановить их начальник. — Палас же грязный!
— Ты чё? Надька же из него все бактерии отсосала. Он же стерильный! — уставился на него из позы партера Виталик.
Начальник не стал больше ничего возражать, потому что от вида работающего Виталика у него пропал дар речи.
Виталик, стоя на четвереньках, соскребал с паласа икру и намазывал её на ломти хлеба. Румянцев, балансируя и с трудом удерживаясь на уходящей из-под ног палубе, держался за зад Виталика, принимая у него намазанные бутерброды и передавая их начальнику, который, корчась от смеха, лежал на диване и дрыгал в конвульсиях ногами.
Наконец то икру с паласа соскребли, бутерброды уложили на диване, вдоль которого, широко расставив ноги, стояли Виталик с Румянцевым.
— Ну, парни, вы даёте! — чуть не икая в промежутках между приступами смеха, выдавил из себя начальник. — Ну, вы меня уморили! Ну, вы братцы-акробатцы. Только больше никому этого не показывайте, а то вас неправильно поймут. — Но увидев непонимающие взгляды механиков, он перестал всхлипывать и уже спокойнее продолжил: — Давайте лучше выпьем за Колиного сына, который уж точно появится, когда мы придём во Владивосток, — и разлил остатки из бутылки в подставленные стаканы, которые механики уже не выпускали из рук.
А ледокол, «падая» с борта на борт чуть ли не на тридцать градусов, «кувыркался» в сторону Берингова пролива.
Через десять дней он должен прийти во Владивосток.
09.05.2022
Рассказ опубликован в книге "Морские истории" https://ridero.ru/books/morskie_istorii/