Сегодня прочитала статью о Лилии Брик и решила нарушить порядок повествования.
Марина Яковлевна Волкова многое рассказала мне о семье своей прабабушки Марии Аполлоновны Волковой. Она и моя пра пра бабушка Наталья Аполлоновна были сестрами и как не странно, но связь таких далеких родственников сохранилась до наших дней. Потомки Марии Аполлоновны жили в Сокольниках и мама частенько возила меня туда.
После смерти родителей Мария получила согласно завещанию небольшой дом в деревне Гришкино, Ярославской губернии, немного земли и даже несколько крепостных крестьян. Родители умерли в 1838 году и до отмены крепостного права было еще четверть века.
У Марии Аполлоновны было два внебрачных незаконнорожденных сына Михаил и Аполлон. Про Михаила мне почти ничего не известно, а вот Аполлон еще юношей поступает на железную дорогу простым рабочим. Постепенно поднимаясь по служебной лестнице он, в 1913 году накануне своего 65-летия, заканчивает карьеру начальником службы движения Северной железной дороги и выходит в отставку в звании «потомственного почётного гражданина». Его портрет висит в Московском институте железнодорожного транспорта, а он с женой уезжает в Гришкино, теперь уже на постоянное жительство.
В 1873 году Аполлон Александрович жениться на дочери ярославского купца Анне Ивановне Ивановой. В семье растет десять детей: четыре мальчика – Александр, Пётр, Михаил, и Павел, и шесть девочек – Мария, Наталья, Елизавета, Лидия, Евгения и Зинаида.
Сегодня расскажу о Женечке. (1891–1955)
В 1912 году после окончания женской гимназии Женечка поступает и успешно оканчивает «московские женские педагогические курсы им. Д. И. Тихомирова при обществе воспитательниц и учительниц». Войну пережидает в Гришкино, но в 1916 возвращается в квартиру на Мещанской.
После революции работает в РОСТА (Российское телеграфное агентство). Там 30-летняя красавица Евгения Волкова знакомится с известным графиком и карикатуристом, 40-летним Дмитрием Стахиевичем Орловым (1883-1946), работающим под псевдонимом Д. Моор.
Из книги И.П. Абрамского «Смех сильных»
Псевдоним «Моор» родился довольно оригинально. Сначала под его рисунками можно было прочесть «ДОР» (Д. Орлов). Но известный фельетонист Оль-Дор, так сказать однофамилец, попросил его переменить псевдоним. «Тогда, – пишет художник в своей автобиографии, – я стал подписывать свои рисунки «МОР», а позднее, не без влияния образа одного из героев шиллеровской драмы «Разбойники», начал подписываться «Моор», и этот псевдоним остался на всю жизнь».
Рисунки Моора были испепеляюще гневны. Он вкладывал в них всю свою ненависть к рабству, угнетению, жестокости поработителей. Глядя на его работы, можно было подумать, что он человек мрачный, сердитый и даже злой. Но мы все знали, какой это был задушевнейший товарищ, приветливый, добрый и отзывчивый друг. Моор был страстным голубятником, и нужно было видеть, как, только что расправившись в очередном рисунке с Ллойд-Джорджем, Черчиллем или Брианом, он подымался на свою голубятню, помещавшуюся на чердаке над его квартирой на Серебрянической набережной. Поглаживая садившегося ему на руку любимого турмана, он сразу преображался, и его пронзительно голубые глаза, только недавно излучавшие молнии, начинали светиться мягкой улыбкой, глядя на птицу, жадно тянувшуюся к ласке.
Вот в такого талантливого, но противоречивого человека влюбилась Женечка Волкова.
Между ними завязывается нешуточный роман. Они поженились и в 1822 году у них родилась дочка Мара. Мара Моор.
Семья тесно связана с московской богемой. Дмитрий сотрудничает с Маяковским, они вместе работают над выпусками «Окна РОСТА».
Выступая на Втором пленуме правления РАПП, Маяковский с благодарностью говорил о карикатуре Моора, отстаивавшей право на жизнь его пьесы «Клоп». Сохранилось издание этой пьесы. На обложке читаем дружескую надпись: «Дорогому собойцу и сотоварищу Моору. Вл. Маяковский. 1929».
Самый знаменитый плакат Моора "Ты записался добровольцем?"
"Не случайно так удались художнику иллюстрации к поэме «Хорошо» – сказалась общность темперамента, страстности и пафоса творчества. Не только плакатами и карикатурами прославился Дмитрий, он еще прекрасно иллюстрировал детские книги.
Евгения дружна с Лилей Брик. Однажды встретившись на Покровке, они три часа просидели в кондитерской Бартельса.
Вот что об этом месте (кафе находилось в доме №14, на углу Покровки и Чистопрудного бульвара) пишет Валентин Катаев: «...Цветущие липы. Кондитерская Бартельса в большом пряничном доме стиля модерн-рюс на углу Покровки, недалеко от аптеки, сохранившейся с петровского времени. Кинотеатр «Волшебные грезы», куда мы ходили смотреть ковбойские картины, мелькающие ресницы Мэри Пикфорд, разворошенную походку Чарли Чаплина в тесном сюртучке, морские маневры – окутанные дымом американские дредноуты с мачтами, решетчатыми, как Эйфелева башня…»
Взволнованный долгим отсутствием Брик Маяковский успел поднять на ноги московскую милицию, так как подумал, что с его любимой Лиличкой, буквально на минуточку отлучившейся из дома, что-то случилось.
В семье сохранилась предание, связанное с Марой. Пока Мара была маленькая, Мооры почти каждое лето отдыхали в Коктебеле.
Однажды к ним на коктебельскую дачу на несколько дней приезжает Маяковский с Лилей. Играя с маленькой Марой, Владимир Владимирович носит её на руках и называет жемчужиной Коктебеля.
Я не знаю, в каком году Владимир Владимирович носил Мару на руках, но одно знаю точно: такие истории не родятся на пустом месте. Возможно, это было в 1924 году, когда Маяковский впервые после 11-летнего перерыва приехал в Крым или в 1926 году, когда он с мая по ноябрь ездил по Крыму с выступлениями
Где-то в это время закончилась любовная история между Евгенией Волковой и Дмитрием Моором.
Евгении ещё нет сорока, и вот уже новая любовь волнует её сердце. За ней ухаживает известный журналист Семён Владимирович Гальперин (1889-1946)
Семён Владимирович работает заведующим иностранным отделом ТАСС и сотрудничает с газетами «За коммунистическое просвещение», «Труд» и «Известия».
Они счастливо живут в Козихинском переулке, в квартире, выделенной Гальперину властями. Живут среди людей знаменитых, людей, которые все время на виду, которые головой отвечают за каждый свой поступок, где любое неосторожное слово грозит арестом, тюрьмой, лагерями и даже расстрелом.
Из дневника Евгения Шварца:
«К этому времени (1937г.) воцарилась во всей стране чума. Как еще назвать бедствие, поразившее нас? От семей, репрессированных шарахались, как от зачумленных. Да и они вскоре исчезали, пораженные той же страшной заразой. Ночью по песчаным, трудным для проезда улицам медленно пробирались, как чумные повозки за трупами, машины из города за местными и приезжими жителями, забирать их туда, откуда не возвращаются».
«Нет ничего более косного, чем быт. Мы жили внешне как прежде. Устраивались вечера в Доме писателей. Мы ели и пили. И смеялись. По рабскому положению, смеялись и над бедой всеобщей — а что мы еще могли сделать? Любовь оставалась любовью, жизнь жизнью, но каждый миг был пропитан ужасом. Затем пронеслись зловещие слухи о том, что домработницам объяснили, какую опасность для государства представляют их наниматели. Тем, кто успешно разоблачит врагов, обещали будто бы постоянную прописку и комнату в освободившейся квартире. Было это или не было, но все домработницы передавали друг другу историю о счастливицах, уже получивших за свои заслуги жилплощадь. И каждый день узнавали мы об исчезновении кого‑нибудь из соседей или знакомых».
Двухкомнатная квартира в центре Москвы – лакомый кусочек. И вот уже горничная Гальперина пишет донос в ЧК. Ночью 1 октября 1936 года чёрный воронок увозит Семёна Владимировича на Лубянку.
Мне неизвестны подробности судьбы Гальперина, а вместо фотографии – только небольшой портрет карандашом, нарисованный неизвестным автором.
На сайте «Мемориала» я нашла его фамилию среди жертв политических репрессий.
«Гальперин Семён Владимирович
Родился в 1889 году в г. Киев; еврей; Проживал: г. Москва. Арестован 1 октября 1936 г. Приговорён: ОСО при НКВД СССР 7 февраля 1937 г., обвинён по ст. КРД. Приговор: 5 лет л/св. Воркута. Освобождён 03.04.1946 года».
После ареста мужа Евгению вместе с дочерью, как и было принято в те времена, высылают в Стерлитамак, а квартиру Гальпериных занимает семья горничной.
Но сначала была Лубянка…
Евгения почти ничего не рассказывает о времени, проведённом там, но вернувшись в 50-е в Москву, как заклинание повторяет сестре Зиночке: «Прошу тебя, никому не верь».
Для Семёна Владимировича пять лет лагерей перерастают в неполные десять лет принудительных работ на воркутинских рудниках. И только когда тяжело больной и обессиленный 55-летний Гальперин не может больше работать, его наконец отпускают домой. В один из весенних дней 1946 года в дом к Евгении стучится худой, измученный Гальперин. Счастье было кратким, Семён Владимирович умер в том же году.
После смерти Сталина Евгения возвращается в Москву. Вместе с Марой и внучкой Верой живут недалеко от Арбата, в полуподвальной комнатушке на Садовом кольце.
Художественные способности передаются в семье Волковых из поколения в поколение. Не обделены были ими и Женечка с Марой. Чтобы как – то выжить они зарабатывают, делая муляжи продуктов для витрин магазинов.
Евгения умирает в 1955 году, в возрасте 64 лет.