Тема этой статьи лично для меня наболела. Я тот самый клиент психотерапевта, который может и имеет право рассказывать про результат. Мой стаж как клиента в психотерапии — более 10 лет. Я смело могу утверждать, что терапия работает. Что свою жизнь реально через работу с психологом можно изменить до неузнаваемости, можно действительно зажить счастливо, с опорой на себя, не оборачиваясь на внешний мир и его иллюзии. Прийти, наконец, к себе настоящему.
Почему я хочу об этом написать? Потому что то, что происходит на российском рынке коучинга и психотерапии, вызывает желание никогда в эти самые терапию и коучинг не ходить. А даже обходить стороной, да подальше.
Начну со своей предыстории. Как, собственно, я пришла к психологу, зачем и почему так долго терапевтируюсь? Постараюсь быть максимально краткой.
Сейчас мне 37 лет. Я выросла в деструктивной семье. Снаружи моя семья была идеальная: большой дом, мама, работающая на высокой должности, крутой старший брат-бизнесмен, крепкая семья, достаток. Это лежало на поверхности плюс старательно изображалось взрослыми — посторонние принимали нас за богатых, счастливых и успешных. Внутри, без глаз чужих, происходил настоящий содом. О подобной атмосфере внутри семьи написаны прекрасные произведения: М. Горький «Детство», А. Островский «Гроза», П. Санаев «Похороните меня за плинтусом» — которые я выбирала и как референсы для своих писательских проектов.
Меня родили, чтобы закрыть невыносимую дыру после ухода от онкологии старшей сестры. О её жизни длиною в два коротких детских года я знала всё. Мама травму потери не отжила и кормила меня ею буквально с ложечки, пытаясь излить на меня, ребёнка, всю свою боль. Боль от потери близкого, разумеется, зарасти об меня не могла никак — слишком глубокая травма. Меня одевали за сестру, покупали игрушки заместо сестры, баловали тоже за неё. «Пусть её не стало, зато ты живёшь за двоих» — впитано мною с пелёнок. Портреты сестры висели на видном месте. Разговоры о её жизни, болезни и смерти не прекращались до самой маминой кончины. Мама плакала, мама стенала, мучилась и горевала, гордилась покойной. Меня не было. Была почившая сестра.
Маминой беременности мною был никто не рад. Включая моего отца и старшего брата. Никто не хотел, чтобы я рождалась, и об этом мне с пелёнок говорили в лицо. Отец со мной практически не взаимодействовал. Всегда молчал. Не занимался мною от слова совсем. Не брал на руки, не разговаривал. Папа был постоянно где-то в себе. Где-то внутри себя. Послевоенный ребёнок, нищета, голодное детство — сложная жизнь сказалась на нём, и на меня папе любви уже не хватило.
Сравните: глаза моего папы со старшей усопшей сестрой (1), и глаза моего папы на фото со мной (2). Два совсем разных внутренних состояния.
Брат меня искренне ненавидел, о чём давал понять многократно, но косвенно — своим отношением и поведением. Старше на 16 лет, он был мне не рад и делить со мной место под солнцем совсем не хотел. Попрёки, что я лишняя, везучая, свалилась как снег на голову сыпались на меня до тех пор, пока я категорично не разорвала наше общение.
Мама ненавидела отца, недовольная и его мужской ролью в семье, и браком, снимала с себя ответственность за их отношения и перекладывала её полностью на супруга. Ненависти не было ни конца ни края. Будучи на высокой хлебной должности, мама свой властный темперамент распространяла и на домочадцев — больше всего на меня как на самую младшую. Дома был ад. Мамино настроение могло меняться со скоростью света в любой момент. Вот она улыбается, а через секунду уже хлещет тебя по лицу наотмашь. Никогда не предугадаешь, чем не угодил, чем разочаровал, расстроил, обидел.
К аду в доме добавился хоррор в детском садике и в школе. Понимаю, почему всем не нравилась и почему гнобили. У меня на лбу было написано «нелюбимый и никому не нужный ребёнок», хоть и была хорошо, прилично, чисто одета, не скандалила, ни с кем не ругалась. Люди прекрасно считывают без слов, кто мы такие. Дети считывают ещё превосходнее. Помню злых, недовольных воспитательниц, побои линейкой, запирания в тёмную подсобку в наказание. Тогда это было нормой, о подобном многие мои ровесники вспоминают. Искренне завидую тем, кто говорит: «А у меня было классно!». Счастливые люди.
Учёба в школе пришлась на лихие 90-е. Отстранённые учителя, не видящие в упор происходящее в детском коллективе, а то и поддерживавшие детские «шалости» по отношению к более слабым. Педагогам зарплату толком не платили, нагрузка огромная, свои семьи имелись. И школу, и детский сад я вспоминаю с содроганием.
Маму я безумно любила, как ребёнок, вечно голодный до безусловной и искренней любви. Я изо всех сил старалась быть послушной, угодить, чтобы хоть разок не услышать: «Это ты во всём виновата». Но любви у мамы для меня не было: тяжёлое нищее послевоенное детство, борьба за кусок хлеба, горе и потери её здорово поломали. На меня искреннего тепла не хватило. Были беспочвенные обвинения, запреты, унижения, побои и оскорбления. Было на меня взвалено непомерно много взрослой ответственности и общественных предрассудков. Чужое мнение являлось для мамы и папы априори приоритетным, нежели чувства родных. Постоянный нескончаемый стресс как в родном доме, так и за его пределами, регулярное унижение достоинства, эмоциональные качели, отталкивание и предательство близких сделали своё дело. Во взрослую жизнь я вышла с расшатанной психикой, полчищем страхов, отсутствием хоть какой-то самооценки и полным самозапретом на проявление.
Я даже первый свой роман писала не для того, чтобы рассказать любовную историю, о которой мне регулярно задают вопросы читатели. Мало кто видит, что красной линией в романе идёт история моей семьи. И нет, я не преувеличила. Наоборот, сильно приуменьшила. Мне очень хотелось рассказать о нас. Писала я роман спустя семь лет психотерапии. Когда нашла в себе силы обнародовать историю свою и своих близких без впадания в жертву и обвинений.
Моя история вовсе не уникальна на просторах нашей великой и необъятной Родины. Такова особенность воспитания поколений. Можно, конечно, с подобным бэкграундом впадать постоянно в жертву и орать, что родители такие да рассякие, но это делу не поможет. Наших родителей воспитывали так же, как и они — нас. Теми же методами, которые кто-то теперь передаёт уже своим детям. Вопрос не в том, что было, а в другом: что с этим прожитым багажом делать, чтобы не проживать это уже со своими потомками? И удобная отмазка «просто не поступай так же» не прокатит и делу не поможет.
Мы — счастливое поколение в том плане, что в нашей стране психотерапия лет так -надцать шагает бодрым шагом. Да и поход к психиатрам при явных показателях заболеваний почти перестал в более-менее образованных кругах быть позором и преступлением. Повезло мне, повезло и тем, кто смог выбрать психотерапию как способ изменения своего сознания во благо будущей жизни.
Однако есть другая проблема, буквально катастрофических масштабов, которую вижу и я как терапевтирующийся клиент, и другие люди, понимающие, что такое качественная терапия. Проблема эта — продаванство и непрофессионализм в сфере психотерапии и коучинга, на которых цветёт буйным цветом шарлатанство.
Люди, которые только заходят в терапию, путаются, где профи, а где — личность, прошедшая 3,5 месяца сомнительного курса и теперь гордо именующая себя психологом. К этому добавляется пиар в соцсетях. Человек, умеющий о себе громко говорить, громко себя презентовать, преспокойно набирает себе клиентов без профобразования, ставит ценник под двадцать тысяч и не переживает, что своими «сеансами» он в лучшем случае поможет клиенту поверхностно, а в худшем — навредит.
Отдельный портал в ад — терапевтические курсы. Да, их круто презентуют, как не купиться? Продажа нон стоп. Три недели самостоятельного плавания, и вы больше не боитесь мужиков/женщин, зарабатываете мульоны, решаете все проблемы и так далее. Эти курсы на Ютуб уже кто только не разоблачил: теория повыдергана из открытых источников и статей профессионалов или переложена на свой лад, пара медитаций, эфир про телесную телесность — вроде, по верхам прошлись, и даже облегчение получил, но воз и ныне там. Я пробовала работать со своей психикой на курсах, распиаренных в Нельзяграме. Протусила в них полтора года, сознаюсь. Кратковременный эффект облегчения возможен, но железобетонную перепрошивку сознания вы не получите. Вскоре прежнее состояние вернётся на круги своя.
Ребята, невозможно решить любую проблему, если проходиться по ней шапочно. К примеру, вам, как и мне, 37 лет. Тридцать семь лет вы накапливали свой опыт, в котором есть место всему: родительским установкам, родовым программам, ваши собственные негативные воспоминания, сформированные страхи. Ни одна проблема — например, выход на высокий заработок — не лежит на поверхности и всегда имеет глубокий сложный механизм. Невозможно то, что копилось 37 лет, решить за один присест! За трехнедельный курс, рассчитанный на безликую массу, или за один поверхностный сеанс.
Терапия — это огромный труд. Прежде всего, ТРУД ваш. Вы выбираете меняться и идти разбираться со всем тем гуано, что скопилось за годы проживания на планете. И для того, чтобы пойти в глубину, чтобы справиться со своим собственным сопротивлением, чтобы выдержать подавленную боль, вам нужен терапевт. Профессионал, который во время сеансов сможет побыть для вас опорной фигурой и поможет вам прожить прошлый негативный опыт, деструктивные установки от родителей, болезненные прошлые ситуации. Терапия — это всегда личностный рост, с каких бы позиций вы не начали.
Я в терапию пошла в 27 лет, когда не могла уже сдерживать всё нарастающее желание самовыпилиться. На тот момент я уже была замужем, сыну — годик. Успешная на работе — меня хвалили как профессионала своего дела. Люди видели меня общительным и лучезарным человеком, не догадываясь о том, что происходит внутри моей души. Тот запрос, с которым я работала 10 лет назад, глубоко не равен тому запросу, с которым я работаю сейчас. Совершенно разные уровни. Десять лет назад я увидела в терапии свой последний шанс опереться хоть на что-то, что поможет мне выжить. И правильно сделала. Отдельный фарс состоял в том, что я проживала в кубанской станице, и среди моего окружения слово «психолог» вызывало сомнения. С меня не поржал только ленивый — об этом я даже упомянула в свой повести .
Есть иллюзия, что в терапию ходят только тогда, когда плохо. Да, ходят. Я с этим запросом ходила — чтобы «плохо» в моей душе прекратилось. Но в терапию ходят ещё и когда хорошо. Когда хотят большего, чем есть сейчас. Когда хотят покорить новый рубеж, перепрыгнуть барьер. За умением слышать и слушать себя, В терапию идут не для того, чтобы стать лучше или хуже, — это игры общественных стереотипов — а для того, чтобы прийти, наконец, к себе настоящему.
- В следующих статьях обязательно расскажу, как я за десять лет терапии натыкалась на псевдопсихологов и как научилась их отличать от профи, а так же истории своих клиентов и знакомых (напечатанные с их разрешения), которые тоже имели неприятность пострадать от шарлатанов, прикидывающихся терапевтами. Считаю, это полезно знать каждому, кто храбро решается пойти в терапию. Псевдопсихологи, псевдокоучи и размножители терапевтических курсов — это реальная катастрофа для такой важной профессии, как психолог.