Цель этой главы окончательно указать читателю на нелепость дарвинистского фэнтези под названием "теория эволюции". И в этой главе мы разберем так называемую "эволюцию позвоночных". Впрочем, знакомые (в отличие от дарвинистов) с биологией люди это уже поняли по названию главы. Итак, пройдемся по нелепому дарвинистскому вздору.
Начнем с происхождения позвоночных. Очередная огромная загадка эволюционной теории — это переход от экзоскелета (оболочка ракушек или хитиновый панцирь насекомых) к эндоскелету (внутреннему скелету). Нет ни найденных переходных форм, ни внятных и адекватных гипотез на этот счёт.
Следует четко представлять себе, какие колоссальные преобразования должны были бы произойти в строении животного, чтобы полностью преобразовались все системы организма.
В учебниках в качестве предка позвоночных животных до сих пор предлагаются ланцетники Branchiostoma, однако расшифровка их генома, законченная в 2008 году, показала, что ланцетники являются более дальними «родственниками» позвоночных, чем оболочники (прикреплённые ко дну организмы). В настоящее время учёные-эволюционисты рассматривают эту форму как побочную ветвь в эволюции позвоночных животных, происхождение которых, в свою очередь, остается загадочным.
Вся ископаемая история изобилует пробелами и загадками. Неизвестно, к примеру, никаких ископаемых связей между первыми позвоночными и примитивными существами более раннего периода – хордовыми, которых считают предками позвоночных.
Рыбы с позвоночником и мозгом впервые появились около 450 млн лет назад. Их прямые предки неизвестны. И дополнительным ударом по эволюционной теории оказывается то, что у этих первых бесчелюстных, но имевших панцирь рыб был частично костный скелет. Обычно излагаемая картина эволюции хрящевого скелета (как у акул и скатов) в костный скелет является, откровенно говоря, неверной. В действительности эти не имеющие костного скелета рыбы появляются в ископаемой истории на 75 млн лет позднее.
Кроме того, существенным этапом в предполагаемой эволюции рыб было развитие челюстей. Однако первая челюстная рыба в ископаемой истории появилась внезапно, при этом невозможно указать на какую-либо более раннюю бесчелюстную рыбу как на источник ее будущей эволюции. Еще одна странность: миноги – бесчелюстные рыбы – прекрасно существуют и поныне. Если челюсти давали такое эволюционное преимущество, то почему же тогда не вымерли эти рыбы?
Сказка про выход из воды на сушу
Как нам впаривают невежественные дарвинисты все наземные позвоночные животные произошли от кистеперых рыб которые якобы вышли на сушу в девонском периоде. Однако этот вздор не подтверждается никакими фактами. Современная кистеперая рыба латимерия почему-то даже и не думает выходить на сушу. Она даже живёт на глубине. Скажите сами: ну разве можно такую рыбу записывать в воображаемые "переходные формы" между рыбами и амфибиями?!
Рыбы которые способны выходить на сушу существуют и сегодня. Это Анабасис и илистый прыгун. Вот только к большому сожалению для дарвинистов в амфибий они почему-то не превращаются.
А сейчас я просто приведу факты которые полностью ставят крест на наглом вздоре дарвинистов про выход рыб из воды на сушу:
1. Перетаскивание тяжести собственного тела. Обитающие в морях живые существа никогда не сталкиваются с проблемой тяжести собственного тела.
2. Сохранение температуры тела. На суше температура воздуха меняется очень быстро и с большой амплитудой.
3. Использование воды. Вода, являющаяся важнейшим источником жизни для всего живого, присутствует на суше в весьма ограниченном количестве.
4. Почки: водные живые организмы могут благодаря обилию воды отфильтровывать и выбрасывать из организма скопившиеся излишки химических веществ, например, аммиака.
5. Дыхательная система. Рыбы получают кислород, растворенный в воде через жабры.
Все эти факты разбивают миф эволюционистов про "выход рыб на сушу" вдребезги.
Что же касается тиктаалика, найденного якобы в заранее предсказанных отложениях геоколонки, то это – из разряда тех «триумфов», когда триумфаторы во время патетической речи вдруг падают с коня или с грохотом проваливаются под трибуну.
На сайте «Доказательства эволюции» палеонтолог Александр Марков приводит красочный рисунок на тему «переходных форм» между рыбами и амфибиями:
И комментирует этот рисунок таким образом:
…Упрощенная схема перехода от лопастеперых рыб к первым тетраподам. Этот рисунок использовался на «обезьяньем процессе» в Пенсильвании в 2005 г. для иллюстрации ложности заявлений креационистов об отсутствии переходных форм между рыбами и амфибиями (процесс, как известно, выиграли эволюционисты, несмотря на то, что судья Джонс, выносивший вердикт, был консерватором, сторонником Буша и очень религиозным человеком). На этой картинке еще нет тиктаалика, который был найден позже.
То есть, если верить Александру Маркову (к сожалению, мы уже убедились, что доверять ему приходится с большой осторожностью), получается, что данная эволюционная схема «выхода рыб на сушу» послужила еще и основанием для судебного вердикта, вынесенного в пользу теории эволюции. По сути, дарвинисты победили в суде с помощью красивых картинок разных живых созданий, выстроенных в идеологически правильную цепочку.
Получается, что добиваться справедливости в американских судах – весьма чревато. Особенно опасно судиться с художниками, аниматорами и мультипликаторами. Ведь они как нарисуют судьям какую-нибудь яркую убедительную картинку, так эти судьи просто не смогут устоять. И засудят тебя лет на двадцать.
А потом обнаружится, что засудили, на самом деле, невиновного.
Ведь теперь получается, что все эти красивые картинки – на самом деле, это неправда. Существа, изображенные на этих картинках в качестве «переходных форм», в действительности, таковыми не являлись. Новое открытие (Niedzwiedzki et al., 2010) показало, что пока все эти несчастные «тиктаалики» еле-еле ползали по прибрежному илу, предполагаемо переходя к жизни на суше... за 10–20 миллионов лет до этого, по суше уже вовсю шастали некие крупные четвероногие создания (около 3 метров длиной):
Причем не зафиксировано даже следов волочения хвоста. То ли эти животные уже уверенно держали свой хвост на весу. Следовательно, были весьма энергичными наземными жителями, комфортно чувствовавшими себя на суше (особенно учитывая их реконструированную свободную походку).
То ли хвоста у них вообще не было. Но это рушит соответствующие эволюционные построения, поскольку считается, что бесхвостые амфибии появились существенно позже хвостатых.
А то ли (мое предположение) хвостик у них всё-таки был, но такой маленький, розовый и закрученный. Очень похожий на поросячий. Именно такой, какой и должен быть у существа, подложившего такую огромную свинью под уже полностью нарисованную эволюционную цепочку «выхода рыб на сушу».
Не менее загадочно и развитие амфибий – водных животных, способных при этом дышать воздухом и обитать на суше. Как объясняет в своей книге «За гранью естественного отбора» доктор Роберт Уэссон, «этапы, на которых рыбы дали жизнь земноводным, неизвестны… самые первые сухопутные животные появляются с четырьмя хорошо развитыми конечностями, плечевым и тазовым поясом, ребрами и отчетливо выраженной головой… Через несколько миллионов лет, свыше 320 млн лет назад, в ископаемой истории неожиданно появляется дюжина отрядов земноводных, причем ни один, по-видимому, не является предком какого-либо другого».
Существующие сегодня земноводные разительно отличаются от первых известных амфибий: между этими древними и позднейшими формами в ископаемой истории зияет пробел в 100 млн лет.
Как нам рассказывают дарвинисты позже рыбы которые якобы вышли на сушу эволюционировали в амфибий. А те в свою очередь в рептилий. Вот только у нас нет никаких доказательств такого перехода. Переходной формой между амфибиями и рептилиями считалась сеймурия. Но вот незадача: когда сеймурия жила на земле тогда рептилии уже существовали во множестве и разнообразии.
Между амфибиями и пресмыкающимися нет никакой связи, и они появились, не имея «предков». Роберт Кэрролл - эволюционист, завоевавший авторитет в области палеонтологии позвоночных, был вынужден признаться, что «самые древние пресмыкающиеся сильно отличаются от всех амфибий, а их предки не установлены».
Рептилии в свою очередь не готовят для теории эволюции ничего хорошего.
В 1824 году английский священник Букланд описал новый род древних рептилий которой он назвал мегалозавром. Позже английский натуралист Мюнтелл описал ещё двух родственников мегалозавра которых он назвал игуанодонтусом (зуб игуаны) и хилеозавром (лесной ящер). В 1842 году английский палеонтолог Ричард Оуэн описал новую группу рептилий которую он назвал динозаврами. С этого момента открыли множество новых видов динозавров.
На протяжении многих лет динозавры были головной болью для дарвинистов. Эти гигантские рептилии существовавшие на земле в мезозойской эре как будто назло не вписывались в лженаучную теорию англосакса Дарвина. У них не было предков, между всякими трицератопсами, тиранозаврами и пситтакозаврами не наблюдалось никакой связи. Вот и пришлось дарвинистам рассказывать сказки про то что динозавры якобы были теплокровными (это про рептилий!) и что от них якобы произошли птицы. Современные дарвинисты опустились до такого вздора что воробьи и колибри это якобы современные динозавры. Впрочем весь этот театр абсурда с "эволюцией птиц" я уже разобрал во второй главе этой книги.
Как нам рассказывают эволюционисты рептилии в триасовом периоде эволюционировали в млекопитающих. Это заявление не имеет никакого реального основания. Переходных форм между рептилиями и млекопитающими не найдено. Конечно дарвинисты выдают за "переходные формы" ряд рептилий из пермского периода которым дарвинисты придумали название "синапсиды". Всему этому дарвинистскому бреду про синапсид место скорее на помойке чем в науке поэтому зацикливаться на этом нелепом вздоре дарвинистов не будем. Скажу вкратце: нелепые "объяснения" дарвинистов чем какая-нибудь двиния отличается от млекопитающего – граничат с анекдотом времён СССР про грузинскую школу, когда ученик – сын влиятельного чиновника – на вопрос о том, сколько будет «дважды два» отвечает: «Семь», а учитель, не желая ссориться с влиятельным человеком из-за сына-двоечника, юлит и, греша против истины, подтверждает: «Ну… Да… Где-то так, сэмь, восэмь…».
Вот что пишет эволюционист Джордж Гейлорд Симпсон:
«Больше всего поражает внезапный переход от периода пресмыкающихся к периоду млекопитающих в мезозойскую эру. Словно мгновенно опустился занавес сцены, на которой главную роль играли пресмыкающиеся. Когда же занавес поднялся, на сцене оказались млекопитающие, у которых не осталось и следа от предыдущего акта».
Млекопитающие демонстрируют ту же внезапность и стремительность развития. Самые ранние млекопитающие были маленькими животными, ведшими скрытный образ жизни в эру динозавров – 100 или более млн лет назад. Затем, после загадочного и все еще не объясненного вымирания последних (около 65 млн лет назад), в ископаемой истории в одно и то же время – около 55 млн лет назад – появляется дюжина с лишним групп млекопитающих.
Среди ископаемых этого периода находят окаменелые образчики медведей, львов и летучих мышей, имеющих современный вид.
И что еще больше усложняет картину – они появляются не в одном каком-то районе, а одновременно в Азии, Южной Америке и Южной Африке. В довершение ко всему этому нет уверенности, что мелкие млекопитающие эпохи динозавров и вправду были предками позднейших млекопитающих.
Много откровенного вранья насочиняли дарвинисты про "эволюцию млекопитающих". Но самый откровенный обман это так называемая "эволюция лошадей".
Пример, часто используемый для демонстрации эволюции, – лошадь. Предполагается, что она произошла от маленького четырехпалого гиракотерия, который жил 55 млн лет назад и развился в современную Equus, живущую уже около 3 млн лет. Повсюду можно наблюдать элегантные и убедительные схемы и музейные экспозиции, изображающие поступательную эволюцию лошади. Они искусно демонстрируют, как пальцы постепенно свелись к одному, как заметно увеличился размер животного и как с изменением рациона изменились зубы.
Однако теперь эксперты, как правило, признают, что эта линия медленного, но верного превращения животного размером с собаку в сегодняшнюю крупную лошадь является «по большей части апокрифической». Проблема в том – и это обычная проблема реконструкции эволюции по ископаемым данным, – что имеется множество пробелов между различными видами ископаемой лошади, которые включены в этот ряд. Начиная с первого вида, гиракотерия, чей собственный предок остается загадкой, неизвестно никакой связи с предполагаемой «второй» лошадью и т. д.
То, что мы имеем, не является линией развития, это не является даже генеалогическим древом, приводящим к современной Equus, но представляет собой огромный куст, у которого очевидны только кончики многочисленных ветвей, а всякий вопрос относительно существования его ствола остается открытым. Во всякий отдельно взятый период существовало несколько различающихся видов лошади – одни с четырьмя пальцами, другие с меньшим их числом, одни с большими зубами, другие с маленькими. Лошади также сначала увеличились в размерах, потом уменьшились, а затем снова увеличились. И как постоянный источник раздражения – отсутствие объединяющихся видов.
Наконец, мы также должны признать, что предполагаемая лошадь-предок не так уж сильно отличается от современной лошади. Не считая нескольких второстепенных изменений касательно ступней и зубов и увеличения размера, мало что существенно изменилось. Это очень незначительное отличие, подаваемое как доказательство эволюции, даже если оно и соответствует действительности, едва ли впечатляет на фоне тех 52 млн лет, которые ушли на это.
Говоря прямо, рассматривать эту псевдопоследовательность как доказательство эволюции – это в большей степени акт веры, чем научный факт.
Итак, мы убедились что так называемая "эволюция позвоночных" это не более чем откровенное враньё. Все больше и больше профессиональных биологов признают тот факт что теория эволюции ошибочна. Думаю что уже лет через сто о теории эволюции будут вспоминать лишь как об очередном научном курьезе.
Как представляется, дарвиновская теория эволюции буквально на глазах рассыпается в прах. Вероятно, как-то можно спасти дарвиновскую идею «естественного отбора», но только в существенно видоизмененной форме. Ясно, что нет никаких свидетельств развития каких-либо новых форм растений или животных. Лишь когда живая форма появилась, тогда только, возможно, играет свою роль естественный отбор. Но работает он только на том, что уже существует.
Не только ученые, но и студенты колледжей и университетов проводят селекционные эксперименты на плодовой мушке – дрозофиле. Им объясняют, что они демонстрируют наглядное доказательство эволюции. Они создают мутации вида, дают ей глаза различной окраски, ножку, растущую из головы, либо, возможно, двойной торакс. Быть может, им даже удается вырастить мушку с четырьмя крыльями вместо обычных двух. Однако эти изменения – лишь модификация уже существующих видовых признаков мушки: четыре крыла, к примеру, не более чем удвоение изначальных двух. Никогда не удавалось создать какой-нибудь новый внутренний орган, как не удавалось превратить плодовую мушку в нечто, напоминающее пчелу или бабочку.
Невозможно даже превратить ее в другой вид мухи. Как и всегда, она остается представителем рода дрозофил. «Естественный отбор, может быть, и объясняет происхождение адаптационных изменений, но он не может объяснить происхождения видов». И даже это ограниченное применение сталкивается с проблемами.
Как, например, естественный отбор способен объяснить тот факт, что люди – единственный вид живых существ – имеют разные группы крови? Как он способен объяснить то, что один из самых ранних известных науке ископаемых видов – трилобит кембрийского периода – имеет глаз с таким сложным устройством и настолько эффективный, что не был превзойден никаким более поздним представителем его филюма?
И как могли эволюционировать перья? Доктор Барбара Сталь, автор академического труда по эволюции, признается: «Как они возникли, предположительно из чешуи рептилий, – анализу не поддается».
Уже в самом начале Дарвин понимал, что столкнулся с серьезными проблемами. Развитие сложных органов, к примеру, до предела подрывало его теорию. Ибо до тех пор, пока такой орган не начал функционировать, за какой надобностью должен был поощрять его развитие естественный отбор? Профессор Гулд вопрошает: «Какая польза от несовершенных зачаточных стадий дающих преимущество структур? Какой прок от полчелюсти или полкрыла?»
Или, возможно, от полглаза? Тот же вопрос возник где-то и в сознании Дарвина. В 1860 г. он признался коллеге: «Глаз до сего дня приводит меня в холодную дрожь». И немудрено.