ПРОВОКАЦИЯ
(Из жизни судового механика)
Ледокол уже несколько дней стоял во льдах в ожидании очередного приказа из штаба морских операций следовать для проводки караванов. Но так как полярка этого года позволяла судам ходить по трассе Северного морского пути без сопровождения ледоколов, то он залез в ледяное поле и спокойно дремал в своём импровизированном «гараже».
Жизнь на ледоколе вошла в спокойное русло. Не происходило гонок от одного каравана к другому, постоянных сотрясений корпуса от ударов о глыбы льда при проходе ледяных полей и скрежета льдин о борта.
На нём воцарилась относительная тишина. Главные дизели стояли, работали только вспомогачи.
Работы в машине проводились только в рабочее время — с восьми утра до пяти вечера, а сейчас, когда время подходило к двадцати часам, оттуда все ушли. Вахта неслась только в ЦПУ.
Народ отдыхал. Любители спорта играли в ангаре вертолёта в волейбол. На «пяти углах» в ожидании просмотра очередного кинофильма свободные от вахт и работ резались в морской бильярд. Кое-кто остался гулять на корме, где после ужина моряки развлекались тем, что кормили с борта белых медведей, выливая на лёд помои.
Румянцев, просмотрев аттракцион с медведями, спустился в ЦПУ. Ему перед сдачей вахты требовалось произвести обход работающих механизмов.
Он обошёл оба дизельных отделения, заглянул в дизель-генераторную и котельную. Осмотрел отделение главных электродвигателей и рецессы гребных валов. Всё отлично. Везде порядок, но вот только на душе что-то скребли кошки.
Сегодня двенадцатое сентября, а от жены нет никаких известий.
А ведь сегодня, по его расчётам, она должна родить. Конечно, он знал о законе «сорок недель плюс минус неизвестность», но ему очень хотелось, чтобы в нём произошёл сбой и именно сегодня у него появился сын.
К этому событию он уже давно готовился.
***
Ещё пару месяцев назад он подошёл к хозяйственному помощнику.
На ледоколе хозпом — это бог и царь. Кроме как следить за камбузом и его персоналом, приготовлением пищи и поставками снабжения, он другими делами не занимался. Так что все дефицитные продукты находились у него в руках.
В тот день у Валеры было отличное настроение. Старший комсостав ездил на катере на охоту и рыбалку в районе Ванкарема. Наловили много рыбы и настреляли уток. Конечно, браконьерство, но кто им тут указ, когда под рукой комфортабельный катер, сети, ружья и полная вседозволенность.
Румянцев отвечал, как третий механик, за техническое состояние катера. Катер находился в идеальном состоянии, поэтому охотники-рыболовы от путешествия на нём находились в полном восторге.
Пока ехали обратно, Румянцев выбрал время и «подкатил» к хозпому.
Третий помощник стоял на руле, а охотники-рыболовы с жаром обсуждали эпизоды сегодняшней охоты в тёплом салоне.
Дождавшись паузы в охотничьих байках, Румянцев обратился к хозпому:
— Слышь, Валера, тут, понимаешь, какое дело…
Но возбуждённый хозпом прервал его мямленье:
— Ты, Колян, не тяни вола за хвост, ты прямо говори, чего надо.
Хозпом находился слегка под хмельком, поэтому сейчас он чувствовал себя рубахой-парнем, который всё мог и всё умел, и Румянцев, отбросив сантименты, прямо выложил ему то, что хотел:
— У меня в сентябре сын должен родиться, и по этому поводу надо бы проставиться, сам понимаешь… — Он в ожидании понимания посмотрел на хозпома. — Поэтому мне надо на стол накрыть. Ну там консервов каких, колбасок…
Хозпом, услышав просьбу Румянцева, панибратски хлопнул того по плечу, но, чтобы подчеркнуть свою значимость, вальяжно заявил:
— Да выделю я тебе всё, чего только захочешь. Ты об этом не переживай. Всё будет тип-топ. Такое событие просто так не пройдёт. Отметим мы рождение твоего сына. Не каждую полярку у нас на ледоколе пацаны рождаются. Точно, Герман? — посмотрел он на дублёра капитана, ожидая от того подтверждения.
— А по-другому и быть не может, — кивнул головой дублёр. — Никуда ты, третий, от этого не денешься. Накроешь стол и нас в гости ещё позовёшь, а Валерка тебе в этом поможет, — хохотнул он.
Румянцев остался доволен таким простым решением вопроса и больше его не поднимал. А при последнем заходе в Певек, когда получили продукты, хозпом сам позвонил Румянцеву:
— Заходи. Для тебя тут есть кое-что, — как старому другу, по секрету сообщил он.
А когда Румянцев пришёл к нему в каюту, то усадил его на диван, плесканул в маленькую рюмочку коньяка и поинтересовался:
— Ты что думаешь, что Валера просто так слова бросает? Ты что думаешь, побазланили и забыли? Не-е-ет… — Для значимости он приподнял указательный палец и покачал им перед своим лицом. — Валера всё помнит, а хорошее особенно. Пошли на склад. Я специально для тебя дефицит у них раздобыл. — И показал рукой в сторону кормы, за которой остался Певек.
На складе и в самом деле в отдельном ящике хозпом сложил то, о чём Румянцев даже и мечтать не мог. Воистину это оказался подарок к такому знаменательному дню, как рождение сына.
Финский сервелат, рижские шпроты, испанский хэм, болгарские огурчики и помидорчики, шоколадные конфеты в коробках и даже марокканские апельсины.
От такого изобилия у Румянцева пропал дар речи, а хозпом, увидев его замешательство, только похлопал механика по плечу:
— Такому механику, как ты, ничего не жалко. Бери — всё твоё. Запомни: Валера слов на ветер не бросает. Знай наших! Мы же ледокольщики! — И гордо осмотрел себя, Румянцева и содержимое кладовой.
— Не, — сразу же заявил Румянцев, — я не смогу это сейчас всё забрать. Холодильника ведь в каюте нет.
— А ты не переживай, Коля, — хозпом от доброты сердечной даже прижал к себе Румянцева одной рукой, — тут пока всё будет стоять. На складе. Ничего с твоими продуктами тут не случится. У меня тут всё на мази. Всё посчитано и скложено. А теперь пошли ко мне. Подпишешь накладную.
Румянцев прекрасно знал, что за все эти «прелести», что он сейчас увидел, у него из зарплаты всё вычтут, ведь ничего просто так с неба никогда не падает. Разве что метеорит, да и тот если прилетит, то не в твой огород.
Тогда они с хозпомом тот коньяк, из которого плесканули первую стопку, так и допили. А потом стоимость этой бутылки у Румянцева вычли из зарплаты. Но он на Валеру не обижался, потому что Валера всегда мог понадобиться, а во время всеобщего дефицита это имело особенно важное значение.
***
Так что с продуктами Румянцев всё решил. А вот со спиртным вопрос стоял особо остро. На ледоколе спиртного не водилось. Имел его, конечно, на складе хозпом, но это не для рабочего класса. Это называлось капитанским фондом, который расходовался только по капитанскому усмотрению. Так что Румянцеву из этого фонда ничего не светило и ему предстояло как-то выкручиваться из создавшейся ситуации самостоятельно.
А выкрутиться он решил с помощью вертолётчиков. Ребята они оказались простые и отзывчивые. Работка у них, конечно, незавидная и тяжёлая. Приходилось летать в любое время суток, в туманы и в любую другую погоду. В основном они вели разведку ледовой обстановки, облегчающей проход ледокола среди ледовых полей. Но иногда они летали в Певек, в штаб морских операций, а то и в другие порт-пункты по побережью.
Румянцев являлся ответственным лицом за хранение и расход топлива для вертолётов. Он и его старший трюмный машинист Иван Михайлович чётко следили за заправкой вертолётов. Румянцев следил только за общим расходом топлива, а вот Иван Михайлович уже заведовал станцией заправки и вместе с техниками заправлял вертолёт.
С командиром вертолёта Ваней Громовым Румянцев находился на короткой ноге, поэтому с просьбой о покупке на берегу спиртного он обратился к нему без боязни. Но как же он удивился, когда услышал от Ивана невразумительный ответ.
— Знаешь, Коля, — замялся Иван, когда Румянцев попросил его привести из Певека пару бутылок коньяка, — мне ваш помполит сделал особый упор на то, чтобы я на такие провокации не поддавался…
— Какие провокации? — изумлённо прервал его Румянцев. — Что, рождение сына — это провокация? У кого тут ещё сын родился во время полярки, ты мне скажи? Чё они тут, каждый день рождаются, что ли? Я понимаю, когда тебя просят алконавты с бодуна, а тут ведь сын должен родиться!
В голосе Румянцева звучало столько возмущения, что от его слов Громов стушевался:
— Ладно, понял я тебя, — и, недовольно покрутив головой, пробурчал: — Неси деньги, — но тут же зло добавил: — Корефан этот ваш мне уже надоел. Как только прилетим, он тут как тут, всё что-то вынюхивает да вопросики разные задаёт. Типа, а что там в магазинах на берегу продаётся? Хорошо, что хоть в кабину не лезет с контролем. Хотя было несколько раз. Всё просился посидеть внутри.
— Ну а ты чё? — Румянцеву стало интересно, чем заканчивались такие контрольные проверки.
— А я чё? — пожал плечами Иван. — Я ничё. Я только говорю ему: «А разрешение о капитана у вас есть?»
— Ну и чё? — улыбнулся от такой наивной простоты Ивана Румянцев.
— Да ничё, — фыркнул Иван. — Покрутится, покрутится, да и сваливает. Что он мне сделает? Хотя в отряд капнуть может, а там тогда неприятностей не оберёшься. Но ты не переживай. Привезу я тебе пойла. Только ты с бабками вечерком ко мне в каюту загляни. Сейчас не надо. — Иван придержал руку Румянцева, которую тот сунул в карман.
Вечером Румянцев отнёс Ивану деньги, а через пару дней после возвращения из штаба Иван позвонил Румянцеву в каюту.
— Заходи, есть для тебя презент, — скороговоркой пробубнил он в трубку, как бы опасаясь, что кто-то может их прослушать, и уже тише добавил: — Только сумку прихвати. Да побыстрее заходи, а то устал я что-то.
Обрадованный Румянцев тут же прибежал к Ивану.
Осторожно постучавшись, он вошёл в каюту.
Иван, откинувшись, сидел на диване. При виде Румянцева он с трудом разлепил глаза, сосредоточив взгляд на вошедшем. Он ещё не переоделся, и только тёплая куртка, которую Иван снял, валялась небрежно брошенной на кресло.
— Быстро ты, — еле ворочая языком, проговорил Иван, — а то я уже дремать начал. — И, поднявшись с дивана, подошёл к бельевому шкафу.
Ключом от каюты открыл его и достал заказ Румянцева. Особенностью замков на ледоколе являлось то, что шкафы и тумбочки в каютах открывались только ключами от кают. Никакой другой к ним не подходил, исключая «мастера». Но этот ключ находился только у старпома и капитана.
— Ну ничего себе! — непроизвольно вырвалось у Румянцева, когда он увидел батарею бутылок.
— Сколько дал, столько я и привёз, — вяло отреагировал Иван на восторги Румянцева. — Тут ещё сдача осталась.
— Да ты что? — неподдельно удивился Румянцев. — Какая сдача!
И, подойдя к Ивану и приняв у него бутылки с «огненной водой», переложил их в сумку.
Одну из бутылок с коньяком он оставил на полке.
— А это, Ваня, тебе за труды твои праведные. — Румянцев как можно проникновеннее посмотрел на Ивана. — Уважил ты меня. Вошёл в моё положение.
— Да ты что! — замахал руками Иван. — Не надо. Ты же знаешь, я на работе не употребляю, а особенно сейчас, когда в день по три-четыре вылета. Вот когда сын родится, то позови обязательно, и мы с тобой уж точно тогда отметим его рождение. Забери, забери и не выдумывай ничего. Я же только из уважения к тебе привёз всё это, — Иван кивнул на сумку, — а не для того, чтобы ты мне пойло возвращал.
Румянцев и сам понял, что сморозил какую-то чушь, но по-другому он поступить не мог.
Посмотрев на отнекивающегося Ивана, он извинился:
— Извини, Ваня, не хотел я тебя обидеть, но сам понимаешь, традиция…
— Традиция, — поправил его Иван, — это когда ты меня позовёшь и посадишь за стол, а это — взятка.
И они оба от его шутки рассмеялись.
— Ладно, — Иван хлопнул Румянцева по плечу, — забыли. А сейчас извини, отдохнуть мне надо. Не ровён час опять понадобится куда лететь.
— Да понял я, понял, — Румянцев приподнял сумку, в которой жалобно звякнули бутылки, — отдыхай, — и, пожав руку Ивану, направился из каюты.
— Ты там здорово сумкой-то не маши, — напутствовал его Иван, — а то весь ледокол перебудишь.
А время действительно перевалило уже далеко за полночь.
***
Это сейчас для проставки Румянцев имел всё, а вот две недели назад он ещё не знал, привезёт ли ему Иван спиртного, поэтому решил пойти старинным путём в изготовлении бодрящих напитков.
Дрожжи в пекарне никто не закрывал и не считал. Сахар в столовой и кают-компании всегда находился в свободном доступе. Подходящую бутыль Румянцева уже нашёл. В таких бутылях на суда поставляли кислоту, используемую для котловой обработки. Штуцерá для шлангов Румянцев выточил сам в одну из спокойных ночей, а шланги сделал из кабельной оплётки, которую нашёл в кладовой у электриков.
Так что агрегат для производства бражки создать не составило труда.
Бутыль он установил в туалете своей каюты, где постоянно работала вытяжная вентиляция.
Туалет блистал чистотой. Стены, покрытые белым кафелем, подволок из матового пластика, палуба, покрытая белой пластмассой. Финские белоснежные унитаз и раковина дополняли этот интерьер. А если заглянуть в душевую кабину с хромированной сантехникой, то с трудом представлялось, что это не операционная, а каютный санблок обычного третьего механика.
***
За всей этой красотой и стерильной чистотой следила миниатюрная миловидная девчушка с удивительным именем Надечка. Натуральная брюнетка с тугой, всегда аккуратно заплетённой косой и огромными голубыми глазами, выдающими в ней романтическую натуру, привлекала внимание многих молодых ледокольщиков. Но, несмотря ни на какие ухаживания, Надечкина крепость оказалась неприступной для многочисленных ловеласов. Надечка больше предпочитала любовные романы и стихи, чем плоские шутки местных острословов и находилась под неусыпным контролем помполита, пообещавшим некоторым резвым натурам карьеру вечных ледокольщиков. А так как парни после года работы на ледоколе получали визу и шли работать на суда загранплавания, то связываться с помполитом ни у кого желания не возникало. Поэтому от Надечки вскоре все донжуаны отстали, и она честно драила каюты механиков и подответственную ей территорию, а в свободное время читала книжки о любви.
Надечка каждый день наводила порядок в каютах у механиков по левому борту, и у Румянцева в том числе. А так как его каюта оказалась первой в коридоре, то Надечка всегда начинала приборку с неё, после того как Румянцев после завтрака уходил на работу.
На ледоколе по штатному расписанию числилось два третьих механика. Один стоял вахту с четырёх до восьми утра и выходил на работу с часу дня до семнадцати. Румянцев же выходил на работу с восьми утра до обеда и на вахту заступал с шестнадцати до двадцати.
Так что Надечка могла полностью распоряжаться каютой Румянцева с самого утра. Она заносила туда свои вёдра, швабры, тряпки, порошки и моющие жидкости. Что она делала в каюте, никто не видел, но когда Румянцев приходил в каюту переодеться перед обедом, то ему приходилось долго её проветривать, чтобы выветрить запах химических препаратов, которыми Надечка полировала и оттирала и без того белоснежные переборки в каюте и, конечно же, санблоке.
Конец первой части главы. Продолжение следует