Г. бесцельно едет на какой-то маршрутке. Первый рабочий день вызывает в нём странные чувства, ядерно смешивая дикое нежелание идти туда, куда он едет, с необходимостью это сделать. Всё, чего сейчас хочется, — это просто убежать. Поднять руку и крикнуть стандартное: «На остановке!» Водитель ведь не может знать, куда ты направляешься и, конечно же, остановит, а ты, став свободным, побежишь куда глаза глядят и будешь улыбаться уходящей осени, совершенно позабыв о прошлом лете и о том, что скоро зима. Странное чувство, что если сейчас Г. сбежит туда, куда глядят глаза, он вдруг в одночасье станет свободен.
Но я-то понимаю, что этого не произойдет, и поэтому просто сижу и жду новой остановки, хотя убежать хочется всё больше. Эти проклятые мысли не дают мне покоя. Они о том, что на работе меня сначала засмеют, а потом возненавидят всем скопом. Будут что-то высказывать, а затем просто проходить мимо с надменным видом и игнорировать. Чертовы идеалисты! Вы сначала со своей жизнью разберитесь, а потом уже будем беседовать. Всё «ты» да «ты» от них слышу, а в своем глазу и бревна не заметят. От одного вон скоро жена уйдет, а другого и вовсе уволят, это давно назревает.
Им же я никогда этого не скажу. Зачем? И так рано или поздно они столкнутся с этим своим ничтожеством, которое я ощущаю постоянно. Кажется, что всё будет просто ужасно, когда я поднимусь в офис и открою дверь, но этого не происходит. Всё идет привычным чередом — люди заваривают кофе, люди идут в курилку, люди приветливо кивают мне. Что за чертовщина? Неужели все еще хуже, чем я думал.
От этого лицемерия сразу же становится тошно, а недавний выход из запоя и вспышки памяти завершают дело — и я бегу в туалет опорожнять желудок. Когда возвращаюсь, все участливо качают головой, мол, видим, как тебе плохо, наверное, еще не выздоровел. Это дает преимущество, так как никто меня не трогает, а только лишь подходят по очереди и так заговорщицки говорят какую-нибудь банальность. Комплимент там. Или интересуются чем-то, но почему-то одним и тем же. Опять наваливается тошнота, но на этот раз я сдерживаюсь.
Мне не хочется идти в туалет, а хочется заблевать всё прям здесь. Выплеснуть всю скверну на них, чтобы они узнали, каково мне сейчас. Поняли, какой груз вины я тащу на себе прямо в этот момент — и что бы они сейчас ни сделали, лучше стать просто не может. Это аксиома. Как еще передать мои чувства — я и вовсе не знаю. Словами тут ничего не скажешь, их, видимо, и нет таких. Начинаешь придумывать, что сказать и какой фразой можно передать всё это, а потом понимаешь, что ее попросту нет, этой фразы. Люди предпочитают об этом не думать и не говорить, и из тебя льется лишь нечленораздельное мычание вперемешку со слюнями и соплями. Как от маленького простывшего слоника прям. Мол: «Пожалейте меня кто-нибудь!»
Аж самому противно, а кто-то ведь так и делает, не знаю даже, как поточнее назвать этих людей: слизняками или бесхребетными. Вот что понял Г. за свою скромную пустую жизнь — так это то, что справиться со своими тараканами должен ты сам, какими бы страшными и зелеными они ни были. Хоть мутировавшие, а у него сейчас были именно такие. Что делать в таких ситуациях? Есть второй вариант — кроме запоя — забыть обо всём на свете: работать.
Теперь я прекрасно осознаю те факторы, которые сделали меня тем самым придатком человека, каковым я себя сейчас ощущаю. Сморщенный, озлобленный, без каких-либо намеков на порядочность. Смотрит откуда-то издалека, из-под своего панциря, и огрызается — вот всё, что я делаю по факту. А почему? Понятное дело, что каждый из нас предпочел бы найти причины своей никчемности во внешних факторах, да, собственно, мы все так и делаем. Мои причины — это мое детство.
Да, именно оно сделало Г. таким человеком, каким он стал. Это всеобщее наплевательство. В современности всем наплевать на то, кто ты такой и почему ты такой. Все заняты своими мелочными проблемами, по сравнению с которыми твоя жизнь — это просто ничто. Глобальная эпидемия эгоизма, во главе угла встало Я. Все мыкаются, пытаются получше пристроить свое Я, все бегают, суетятся, ругаются и доказывают друг другу, что именно их Я и является самым нужным. А что ты? Ты лишь маленький ребенок, который забился в угол и пытается разобраться в своей жизни. Да что там в своей, ты пытаешься понять, что вообще происходит вокруг, но взрослые тебе не дают ответа. Попросту не могут, так как сами-то толком и не разобрались. И, за неимением другого варианта, ты ищешь ответы сам. Ищешь их в небольшой комнате, в замкнутом пространстве квартиры вокруг, на улице, куда убегаешь гулять, надеясь, что хоть у кого-то эти ответы есть.
Раньше дети сидели перед телевизором днями напролет, впитывая в себя логотипы брендов и то, как те могут помочь им жить. Смотря новости, которые не показывали им ничего путного, будто в этой огромной стране и в этом бесконечном мире для ребенка и нет ничего хорошего. Эти дети превратились в поколение циников и потребителей с желанием, чтобы его Я показали по МТVили хотя бы по местному каналу в новостях. Да, так всё и произошло. Эта грызня за часть пирога с мятыми купюрами началась именно с этого. Дальше только хуже: у ребенка появился Интернет, и теперь что из него вырастет — не предскажет вовсе никто. Никто, кроме его родителей, которые всё еще грызутся за мятые бумажки или прогуливаются с коляской с бутылкой пива в руках. Странное поколение вырастет. Страшное, если не взяться за ум. Вырастет клонированная грядка таких болванчиков, как Г., да еще хуже! Таких, как Г., и без права на мыслительный процесс, без права на мечту, без права на счастье, а к чему это может привести? Да ни к чему хорошему.
Помню из детства мультики. Чтобы посмотреть хорошие и добрые, которые начинались чуть ли не в восемь утра, я вставал загодя. Они шли в субботу и воскресенье, и я тихо пробирался к телевизору и включал его на минимальную громкость, чтобы, не дай бог, не разбудить родителей. Их показывали всего несколько штук, и я как завороженный смотрел на мерцающий экран, который казался мне огромным миром, куда мне не было дороги, где мне не было места. Потом начинались другие мультики, и они мне тоже нравились. Дети вообще любят мультики, но эти, бесполезные и глупые, шли в самое удобное время. Так было раньше, но я не подозревал масштаба проблемы, пока не включил телевизор недавно. Уже будучи взрослым я понял, насколько испортились мультики. Они как всё это поколение — циничные и злые. «Добрые мультики никто не смотрит», — говорят телевизионщики. «А что вы сделали, чтобы их смотрели?» — спрашиваю их я.
Такие мысли одолевают Г., пока он бесцельно смотрит в компьютер и занимается текущими делами. Хорошо, что у него нет детей, сейчас он понял, почему так сторонился этого. Он попросту отдавал себе отчет в том, что пока не может воспитать ребенка. Не дорос. А вот многие другие, видимо, не отдают. Они делают детей при первой возможности, а потом мучаются, жалуются, плачут. Всё это не то, и уж точно неправильно, но как это исправить? Нужно что-то менять. И для начала Г. заходит в выписку своего счета. Там кругленькая сумма, на самом деле, но на кой чёрт она ему нужна — непонятно. Как непонятно и то, откуда она там взялась. Сейчас это не особенно важно. Сейчас я просто хочу избавиться от этих денег. Они мне противны. Они мне ни к чему, а в этом мире есть люди, кому они понадобятся. Как небольшой плюс, это дает облегчение, возможно, мнимое, но мне сейчас и этого достаточно.
Г. находится на перепутье, он на пустошах, откуда выход есть в нескольких различных направлениях. Первое, самое простое — сдаться. Так поступает абсолютное большинство, они как корабли, потерявшие управление, — дрейфуют в океане, и цель их путешествия неизвестна. Они плывут и плывут неизвестно куда, пока не наткнутся на рифы, а вот оттуда уже не выбраться.
Есть еще второй путь, о котором многие забывают, — бороться. Да, легче всего сдаться и жалеть себя: вот я хороший, это все остальные такие плохие… Но в чём смысл всего этого? Сейчас у Г. нет пути назад, отступать попросту некуда. Если он отступит, то там его ничего не ждет. Он как зверь, зажатый в угол, огрызается, опасен. Говорят, что именно в таком состоянии возможно чего-то достигнуть, что ж… Если это так, то стоит это непременно проверить. Затем я нажимаю кнопку и перевожу часть денег в благотворительный фонд.
***
Всё началось в четверг. Вместо того чтобы, как обычно, прийти домой и заняться самобичеванием, я взял две банки пива и прыгнул в авто, тем не менее его не завдя. Чёрт. Что-то с этой жизнью нужно делать. Пути назад нет. С этими словами в меня влилась первая банка. Да, чёрт возьми, стоит признать, что делать что-то всё же придется, а так как пути назад уже нету, я решил пойти напролом. Непростая задачка?
Дано:
1. Г. — человек, который досконально изучил систему продаж того места, где сейчас работает. Сам выстроил систему продаж. Люди работают с ним, верят ему.
2. Дядя, который гребет львиную долю доходов с того, что продает Г.
3. С недавнего времени отпала необходимость что-либо доказывать людям, поскольку сознание Г. кардинально изменилось.
Какой вывод из этого можно сделать? Это идеальная почва, чтобы начать строить свой бизнес! Чёрт, это столь простое и гениальное решение. Уж после второй банки оно точно таким кажется. Тут же в руке появляется телефон, и на нём высвечивается номер Ричи.
Гудки.
— Привет! Я, наверное, в последнее время достал тебя своим нытьем? У меня есть охренительная задумка. Подгребай ко мне и возьми пива.
В общем, дальше всё было не особенно-то интересно. Я вкратце изложил Ричи свою задумку по поводу бизнеса и, употребив энное количество банок пива, которые теперь валялись смятыми пустышками на полу, начал убеждать. Махать руками, ну и делать все те безумные вещи, на которые готов вдохновленный идеей человек. Ричи не надо было убеждать, он и сам был не прочь заняться чем-либо кроме той ерунды, что делал сейчас. Он схватил телефон и стал названивать всем подряд, кто только мог заинтересоваться.
Облака расходятся, и тебе становится лучше. Мы живем в странное время. Уже нет зимы, весны и прочих времен года, как это было раньше. Теперь вокруг тебя либо просто грязь, либо «грязь засохла, либо грязь замерзла». Всё, нет не только внешних признаков времен года, мы потеряли их внутреннее ощущение, и в этом самая главная проблема. Мы потеряли самих себя. Я уже задолбался это повторять. Я твержу это в баре, насосавшись виски, или тем, что налили мне в стакан, я твержу это на ухо незнакомке под биты в клубе, своим друзьям и знакомым. В основном знакомым, поскольку истинное значение дружбы мы растеряли вовсе.
Вот она, моя жизнь, и я больше не хочу ее такой видеть. Я хочу чего-то большего. Смотрел тут в одном фильме: если у тебя есть деньги, действительно хорошие деньги, то ты можешь покупать то, что считаешь важным — спасать там редких сов от вымирания или привезти воду умирающим от жажды детям. Почему оно так? Деньги — это пыль, которая не должна ничего значить. У меня были деньги, и я не был счастлив. И не думаю, что если бы куча моих денег была побольше, то я был бы счастливее. Вряд ли.
Так в чём же смысл моего бизнеса? В деньгах? Уж точно нет. Что-то доказать себе или другим? Да ничего никому я не хочу доказывать. Я хочу наконец приносить пользу людям и не быть таким полным Г., не хочу соответствовать своему имени. Нужно исправлять весь тот ворох говна, что я успел развести вокруг. Может, благотворительность? Не буду спорить, что тот бесцельный слив денег в фонд принес мне некоторое наслаждение. Особенно когда я рассказывал об этом знакомым и видел их шок от того, что они слышали, а я смеялся им в лицо. Пил и смеялся таким диким, полубезумным смехом, который свойственен всем тем, кто понял что-то большее в жизни.
Вообще, в последнее время я очень много пью. С чем это связано? Я и раньше-то не был трезвенником. Но после того инцидента с аварей… Чёрт, это немного помогает. Только, похоже, я наконец допился. Силы организма на исходе, я измучен морально и физически. Еще одно пиво. Пора что-то менять. Сколько я уже выпил? Пять? Уж это точно. Пора.
— Парни, я тут не просто так вас всех собрал… — Дальше пошла пространная речь о том, как круто строить бизнес. Все заказали еще по одной. — Я ничтожество! — орал Г.
— Нет, это не так… — успокаивал его кто-то.
Реальность всё дальше уходила в хмельной бред. Похоже, я серьезно допился. Вокруг сидели наполовину герои картины «Собаки играют в покер», а наполовину — ящеры из средневековых страшилок.
— Я ничего не употреблял в туалете? Вроде, нет…
В общем, я доказывал этому сборищу, что все мы будем крутыми бизнесменами. И мы пили, но лучше от этого не становилось. Они поддакивали, а в итоге стали сами рассказывать, как всё будет круто, но это походило больше на сказку, и Г. не согласился с ними.
— Не, не, не…
И тут уже они начали переубеждать и кричать на него, и было это всё настолько нереально, что Г. схватил кружку и запустил в кого-то. Началась непонятная драка, в которой сказочные персонажи разделились на два лагеря: одни пытались убить нашего героя, а другие оттаскивали первых подальше. Сошлись на том, что обсудят всё завтра, и, не без удовольствия, Г. отрубился прямо на столе.