Пашка пришел с войны в декабре 1984-го. Пришел как-то тихо, украдкой, прокрался в шинели по двору ранним утром и нырнул в подъезд, не ответив на удивленное приветствие дворничихи бабы Тани. Дембеля у нас приходили обычно шумно, нажористо, гуляли весело, с компаниями корешей. А тут тишина.
А баба Таня — это народное радио. Новость быстро распространилась в поселке. Приятели стали настойчиво стучать в дверь, дверь открывала пашкина мама, говорила, что сын пока не хочет никого видеть, позже появится, после госпиталя он. И это было странно. Пашка действительно появился во дворе примерно через неделю. Вроде такой же, какой бы до армии. Но не такой. И не пьянел после водки. Тогда мы и услышали первые рассказы об Афганистане из уст солдата, побывавшего там.
И вроде начал жить как все, устроился на работу, женился на девчонке, дочка родилась. Но вскоре жена от него ушла и ребенка забрала. С работой тоже было все неладно. Постоянно ссорился с руководством, менял предприятия, не мог найти себя в жизни.
Закончил он плохо. Связался с какими-то мутными наркоманами и сам стал наркоманом. Затем лечился, терпел, приходил в себя, снова срывался, снова его лечили и почти вылечили. Переключился на алкоголь. В начале 90-х его не стало, из петли вынули слишком поздно. В церкви отпевать его отказались. На памятнике нарисовали орден Красной Звезды и медаль "За Отвагу", сами награды он уже успел куда-то снести и пропить.
Афганский синдром появился не только из-за того, что кто-то не выдерживал и ломался после, но из-за множества факторов. По телевизору и по радио врали про "оказание интернациональной помощи", рассказывали про строительство домов и посадку деревьев, молчали про потери. Войны, по версии советского правительства, не было, а она была. И в некоторых головах она закрепилась навсегда.
А бывшие солдаты и сержанты через год мечтали вернуться обратно, считали, что там всё честнее и более понятно: тут свои, а там враг. А дома всё по другому, а вранья и несправедливости полно и всё какое-то фальшивое, что ли. От этого раскалывалась голова. И адаптироваться смог не каждый.
На гражданке некоторые из этих бывших солдат не могли себя найти. Сломанная психика иногда обострялась. И никто им в этом не помогал, никакой психологической и реабилитационной помощи тогда не было. Только дурка, в лучшем случае.
Но всё устаканилось, со временем. Те, кто не спился, не скурился, не погиб от наркоты, не влился в банды и не пошел по зонам, проводили своих младших братьев на чеченские войны.
А затем встречали их и тоже слышали разные рассказы, про другую войну, и пытались вытащить этих новых молодых пацанов из омута алкоголя-наркотиков-криминала и петель. И многих вытащили, вернули обратно в мирняк. И тоже всё устаканилось.
Но кто-то сказал, что у каждого поколения — своя война. И это тоже придется пережить, переосмыслить, переварить, выскочить из этого и жить дальше. Здоровья всем и понимания, как жить дальше. Сейчас вроде государство не бросает, как раньше, а держит руку на пульсе, старается помочь. Синдромы приходят и уходят и тут главное — остаться человеком.