Рост Толи Потруха два метра два сантиметра. На вопрос, встречал ли он людей выше себя, отвечает: «Да, у меня отец 2,08». Закончил 2 курса мединститута, изгнан за чрезмерную популяризацию женских гениталий в общежитии, что несовместимо с обликом советского студента. Сразу попал в армию, где знания любимого предмета распространял в очень благодатной почве. К примеру, всем известна «одержимость» младших офицеров в проведении политзанятий. Пользуясь талантами и общей эрудицией Толи, его часто оставлял вместо себя командир взвода для освещения какой-нибудь несложной военно-политической темы. Занятия продолжались так: на входе ставился салага, доска разворачивалась чистой стороной и на ней в разрезе изображался предмет вожделения не только и.о. преподавателя. Внимание, восторг и безусловный интерес к предмету и профессору были обеспечены. Случалось, что увлеченный салага запаздывал с предупреждением и Толя успевал лишь перевернуть доску, не успев стереть изображения. Рано или поздно ее переворачивал кто-то из преподавателей. Реакция слушателей предсказуема.
Вот все, на что Толя был способен тратить энергию бескорыстно. Все остальное должно было стимулироваться. Замечательно, что сынок из интеллигентной семьи, не обладающий малейшими навыками к любому труду, не способный даже толком себя обслужить, обладал полным набором приемов и ухищрений, которые годами вырабатываются у бывалого ЗК для того, чтобы выжить.
Это был искусный рассказчик, непревзойденный враль, симулянт такой, что ухитрился из двух лет службы дней 300 провести в санчасти и госпитале. Лень и склонность к авантюрам и развлечениям добавили суток 100 гауптвахты, изворотливость и умение манипулировать родственниками подарили 3 вынужденных отпуска с выездом в родной Свердловск. Неплохое знание английского языка (тетка дипломат) добрую часть оставшегося для службы времени - в подшефной школе. Он был легендой, которую творил сам неустанно и органично.
Его не очень любили, но неизменно им восхищались. Били его всего один раз, замкомвзвода, за уклонение от мытья окон. При этом замкомвзвода был на полметра ниже ростом, пока подпрыгивал и возвращался на землю, сам не понял, ударил или нет, но Толя рухнул во весь рост, потерял сознание и с сотрясением мозга был унесен на руках в родную санчасть. Сержант разорился на посещениях с подарками и чуть не стал пацифистом при виде страданий потерпевшего.
Первая встреча с ним у меня произошла в техническом парке. На грузовике ГАЗ-51 я медленно двигался по территории. Лето, окна открыты, праздношатающиеся на ходу интересуются куда еду. Вдруг в зеркало вижу на заднем борту у себя лопоухого человека с лошадиным, длиной в полметра, лицом, сутулого и узкоплечего. Останавливаюсь, спрашиваю что ему нужно. «Да, вот посмотреть». «Посмотрел? Иди». «Хорошо». «Так иди, мне ехать нужно». «Я тебя не держу». «Слезь с форкопа». «Я не на форкопе». Человек отошел все так же возвышаясь над машиной. Изумлению моему не было границ. Поясняю - форкоп на высоте полуметра от земли - я думал, что он стоит у меня на машине.-«Стой, ты кто?». -«Потрух». -«А что это такое, потрох?». Пауза, Толя умел наслаждаться моментами.- «Химинструктор, а Потрух - это фамилия такая.»
Химинструктор объясняет многое. Есть в армии несколько должностей на которые попадают бойцы никак и нигде неприменимые. Свинари, кочегары хотя бы работают. Идейных лодырей и там не держат. Им находят место, чтоб существовали с наименьшими потерями для всех. Химинструктор отвечал за наличие противогазов, поэтому в части знали сколько их должно быть, а сколько их есть - не знал никто.
На вопрос что он делает в парке, Толя ответил, что работает противовесом в артиллерийском расчете. Я оценил смекалку командира расчета, сумевшего из такого безнадежного случая извлечь пользу. Поясняю. Для консервации и правильной расстановки почти трехтонных пушек необходимо их перемещать по территории. Для этого используется живая сила, тягач - это опасно и затратно. Тяжелый лафет у пушки нужно поднимать. Конец ствола над землей метра два с половиной. Забрасывается веревка, на ней виснут солдаты, лафет отрывается от земли, пушка катится. С Толей проще. Ему достаточно взяться за ствол, подогнуть ноги и ехать. Когда надоедало кататься , он объявлял, что у него устали руки и начинал лекцию по любимому предмету. Заканчивалась она, когда сержант понимал, что наказание неотвратимо. Толя умудрялся куда-то исчезнуть и аврал продолжался без него.
В госпиталь
Служить становилось невыносимо. Завтра суббота, что означает неизбежную уборку в казарме. Отвертеться не удастся, старшина поровну распределил работу, проигнорировав утверждения Толи о пользе и воспитательном эффекте коллективного труда. Заявил, что работать будут коллективно, но каждый на своем участке. И что раньше не делились, т.к. не было «слишком умных». Поход к связисткам отменялся автоматически, замполит уехал и самодеятельность не спасет. Нужно спасаться незамедлительно.
Дождавшись, когда собрался весь взвод, прервав очередную байку на полуслове, внезапно побледнев (и это он мог), Толя схватился за низ живота и упал замертво. Замысел пролежать как можно дольше без признаков жизни сорвал замкомвзвода, где-то вычитавший, что чувства возвращаются оплеухами. После первой же пощечины Толя открыл глаза и взревел: «Ты что, сдурел, у меня урологический криз, а ты по морде!». Тот о таком звере ничего не слышал, но в оправдание промямлил: - "но помогло же".
Человек 8 молодых взвалили Толю на плечи и понесли в санчасть. Какие адские боли он испытывал , понял весь гарнизон, еще неделю интересовались, что произошло.
В санчасти сидел Гена Краев, фигура не менее колоритная, чем сам Толя. Весил килограммов сто двадцать, числился санинструктором, не имея никакого отношения к медицине. Даже умудрился на этой должности стать сержантом. При призыве молодых отличался умением ставить экспресс-диагнозы и применять к ним уникальный метод экспресс-лечения пургеном. Неважно, какого заболевания.
С Толей такие номера не проходили. Истошные вопли, пена изо рта, медицинская терминология поставили Гену в тупик. Врача, лейтенанта, не бывало на месте никогда. Что делать подсказывал сам Толя. После 100 гр. спирта, пачки глюкозы и горячего чая с лейтенантской булкой и его же сливочным маслом, боли утихли, Толю перестало трясти, он заснул. Когда пришел врач, Толя слабым голосом пояснил, что у него вместо мочи идет кровь. Под кроватью в банке стояло пол-литра доказательства (откуда это взялось - загадка). Быстро выписали направление и санитарная машина умчала больного в госпиталь.
В палате лежали, в основном, с урологией. Толя сдавал анализы, принимал посетителей из взвода, угощался передачами, по секрету рассказывал у кого он берет мочу на анализы и планировал блаженствовать здесь недели две – до Нового года.
Однако, через неделю вдруг появился во взводе с вещами. Весело отрапортовал, что направлен для окончательного выздоровления в связи с отсутствием мест в госпитале из-за эпидемии простудных заболеваний. На звонок взводного дежурный по госпиталю ответил, что Толя изгнан из госпиталя за симуляцию и хулиганство.
Несколько позже Толя рассказал, что имелось в виду.
Он уже вживался в госпитальный режим, особенно ему нравилось, что по утрам не будили. И тут появились новые больные. Это были два цыгана из хозвзвода. Планы их были куда серьезней, чем у Толи. Им в принципе не нравилась несвобода и они решили косить до комиссования. Вдруг одновременно стали страдать недержанием. Неизвестно какие конечные цели ставят врачи - не то вырабатывают условный рефлекс, не то с целью оповещения, таким больным подстилают клеенку со звонком. Подводится слабый ток и когда контакты замыкаются жидкостью, звонок грохочет на весь госпиталь. Цыгане договорились, что первый кто проснулся, будит второго и они одновременно включают звонки мочеиспускательным способом. Происходило это рано утром, цыгане были жаворонками. Два таких ранних подъема возбудили всех сов. Когда цыган увели на очередное обследование, вся палата обязала Толю, как медика, срочно принять меры. Толя - самый пострадавший, заявил, что он не профессор и церемониться не будет, вылечит сразу. На следующее утро госпиталь был разбужен не звонком, а истошными воплями прыгающих с промежностями в руках, голых цыган. На вопрос дежурного, что случилось, цыгане сказали, что уже не болеют и хотят в часть. Оказывается, Толя подвел им на клеенки ток напряжением 220В. Загремели все. Из госпиталя.
ОТПУСК
В результате жалобных слезных писем на родину, Толя получил приказ об отпуске по семейным обстоятельствам. Родителям удалось раздобыть какую-то справку, одолевшую даже убежденных недоброжелателей их отпрыска. Заверив командира, что он не уронит честь родной части и не посрамит вооруженные силы страны, Толя быстренько собрался и отбыл в Свердловск.
Через две недели вернулся и теперь весь второй этаж по вечерам слушал «сказки Шеререзады» с продолжением, сулившим растянуться если не на тысячу и одну ночь, то до конца службы точно. Десятисуточный отпуск Потруха по насыщенности событиями, не укладывался ни в какой временной формат.
Увлекательное повествование было прервано его отлучкой на гауптвахту. Десять суток Толя получил за свое умение доходчиво и убедительно рассказывать о воинской службе во время отпуска.
Спустя неделю после его возвращения из отпуска на одном из утренних разводов части на плацу, командиром полка был вызван и поставлен перед строем рядовой Потрух. А замполит части зачитал письмо его родителей, адресованное командиру полка.
В то время командиром части был подполковник по фамилии Чуприна. И в приказе на отпуск была его подпись. Украинская фамилия была непривычна уху свердловчан, и Толя немедленно объявил всем, что артиллерийской частью командует женщина. Бывшая фронтовичка, разжалованная из полковников за пьянство. Груди у нее сплошь в орденах, на кителе они не вмещаются, приходится часть их навешивать даже на юбку. Матерщинница, не гнушается мордобоем и житья от нее никакого подчиненным нет. Все правда, кроме того, что женщина. Но эта деталь придавала облику сатрапа-командира необычный и зловещий шарм.
Остановиться на этом Толя не смог и добавил о ее любвеобильности и пристрастии к молодым солдатам. Особенно не везет приметным, в числе которых, благодаря росту, естественно, пребывает Толя. Для того, чтобы добиться его взаимности Чуприна гоняет по тревоге весь взвод в неделю по три раза. Солдаты не высыпаются и зло срывают на Толе, как виновнике своих бед. Но он, тоскующий по невесте, не сдается и спасается лишь тем, что вызывается добровольцем на добычу «языка» чуть не каждую неделю, рискуя жизнью.
В те времена, предшествовавшие событиям на острове Даманском, были напряженные отношения с Китаем. Часть располагалась в двухстах километрах от границы, Толя сократил это расстояние до двухсот метров. На вопросы, не страшно ли ходить через границу, отвечал, что уже привык. А брать китайцев при его росте сущий пустяк. Пока они спросонья соображают, что за чудовище возникло перед ними, он гребет эту мелочь в охапку, благо размах рук позволяет. Брать их нужно как можно больше, за каждого дается увольнение. Он бы давно за свои успехи был ефрейтором или старшиной, если бы подполковник Чуприна не положила на него глаз. Сослуживцы умоляют его пострадать за общество, но он не может себе позволить такого с ровесницей своих родителей.
Когда Потрух вышел из строя, все замерли в предвкушении внепланового развлечения. Толя еще никогда не обманывал однополчан. На высоте оказался и на этот раз.
После краткого вступления о том, как следует вести себя в отпуске, чтобы соответствовать морально-политическому облику советского солдата, замполит сказал, что сейчас в качестве примера он зачитает письмо родителей вот этого солдата не погнушавшегося опорочить родную часть и ее командира, чтобы разжалобить неграмотных престарелых родителей и вызвать их сочувствие.
Надо сказать, что замполит тоже сгустил краски. Родители Толи были еще далеко не пенсионного возраста и достаточно образованными. Папа преподавал в университете, а мама хоть и домохозяйка, но в прошлом тоже была учительницей.
- «Здравствуйте уважаемая подполковник Чуприна, извините, не знаю Вашего имени и отчества. Пишет Вам мама Вашего солдата Потруха Анатолия Семеновича.
Во-первых строках своего письма хочу поблагодарить Вас за то, что пошли нам навстречу и дали нашему сыночку отпуск. Десять дней пролетели как один миг, и снова улетел наш герой нести службу в лютое Забайкалье на границу с нашими недругами. Мы, конечно, понимаем, что без таких опытных и обстрелянных бойцов Вам трудно удерживать рубежи нашей Родины. Но хотелось бы попросить, чтоб хоть к концу службы дали передышку нашему Толе. Вы с ним непосредственно не знакомы, а мы за время отпуска узнали, сколько бед и лишений пришлось ему перенести. Он даже спать не мог нормально. Все время уходил ночью куда-то, появлялся под утро и говорил, что это привычка, выработанная охотой за языками. Он уехал, а теперь мы всей родней сон потеряли. Все мерещится, что в этот миг ползет мой сыночек по мерзлым кочкам на сопредельную сторону или лежит часами неподвижно на льду Аргуни, выслеживая добычу. Он ведь, несмотря на рост, у нас очень хлипкий и такой режим может окончательно подорвать его здоровье.
В конце концов, имея за плечами два десятка языков, он заслужил перевода в какую-нибудь вспомогательную часть. Кухню или что у вас есть, подсобное хозяйство, может быть.
Да, еще одна просьба. Толя рассказал, что допустил оплошность и потерял тренчик. Но это же не предумышленное преступление, чтоб грозить человеку, у которого без того нервы на пределе, трибуналом. Он сказал, что стоимость этого тренчика сто рублей. Мы дали ему деньги, разрешите внести эту сумму для возмещения ущерба. Купите на нее новый прибор вместо старого и изношенного.
Извините, пожалуйста, за бестактность и назойливость, но не могу не затронуть еще одного вопроса. Он достаточно щепетильный, поэтому прошу прощения.
Я, товарищ подполковник, понимаю Вас как женщина женщину. Понимаю, что страсть может овладеть человеком в любом возрасте. Но надеюсь, что Ваш богатый опыт поможет преодолеть Вам увлечение нашим сыном. Толя долго стеснялся рассказывать, но материнское сердце не обманешь, я сама почувствовала и вызвала его на разговор. Он очень смущался. Пусть это останется нашей тайной, но я Вас как мать прошу оставить моего сына в покое. Ведь он у нас еще девственник.
Извините еще раз, не смогла сдержаться. Так хочется дождаться свою кровиночку живым и невредимым».
Пока замполит читал письмо, в строю нарастал рокот. Солдаты корчились и хихикали, невзирая на кулаки, которые им показывали старшины и офицеры. К концу чтения уже все приплясывали, а на последнем сообщении о девственности Потруха хохот, раздавшийся из тысячи глоток, долго сотрясал весь гарнизон.
После краткой, но энергичной заключительной речи командира, Потруху было объявлено десять суток ареста с наказом после отсидки, в порядке удовлетворения просьбы родителей перевести его на свинарник и почаще назначать в наряд на кухню.
Товарищам Потрух объяснил, что пострадал из-за сердечных дел. Не ответил взаимностью однокурснице, и та отомстила ему таким изощренным способом, написав письмо якобы от родителей.