Не могу сказать, как в тот день Вовка попал к деду Митрофану, но меня к нему послала бабушка, отнести две буханки только что испечённого ею хлеба.
Привет всем на канале Птица-муха!
Божечки, какой же это был вкусный хлеб! Как вам, ещё тёплая хрустящая корочка, натёртая зубчиком чеснока с солью? Помните этот вкус детства?
Когда я зашла в летнюю кухню к деду Митрофану, Вовка уже был там. Он сидел за столом и доедал какой-то суп, свареный дедом. Дед Митрофан сидел за этим же столом и деловито наматывал на эфес импровизированной шпаги, сделанной из какой-то ветки, алюминиевую проволоку.
– Танюшка! Заходи, заходи! – пригласил дед Митрофан.
– Здрасте, деда Митрофан. А я тебе хлеб ещё тёплый принесла. Баба Клава испекла.
– Ой, вота спасиба тибе и бабе Клави передай.
– Хорошо.
– Суп исти будишь?
– Не-е. Я только что хлеба с молоком наелась. А что ты делаешь?
– А я тута Вовке про Хранцию рассказаваю. Представляишь, он ничавошаньки про мушкитёрав не знаить. Вота, шпагу ему делаю. Чаво, Вовка, доел?
– Ага. Спаибо. Было очень вкусно, но мне не понравилось.
– Ничаво сибе! Ты жа говаришь, что вкусна.
– Ага. Баба Надя говорит, что всегда нужно быть вежливым.
– Ничаво сибе вежливым. Зачем тогда говарить, что не понравиласи?
– Баба Надя говорит, что всегда надо быть честным.
– Ничаво сибе, загагулина, – и дед почесал затылок. – Ну, да ладна. Знаишь, Вовка, как бы тибе звали, будь ты во Хранции?
– Не-е.
– Тибе бы звали Вальдымарам. О как. Так вота. Вальдымар, предлажи-ка ты нашай гостьи тубаретку.
Вовка оценивающе на меня посмотрел, шмыгнул носом, провёл под ним указательным пальцем и выдал:
– Танька, табуретку будешь?
Мы с дедом Митрофаном покатились со смеху.
– Ладна, Танюшка, всё жа мы не во Хранции и энта не Вальдымар вовсе, а проста Вовка, бери тубаретку сама. Будишь слушать, как мы с дедай Гришай и тваим дедай Васяй мушкитёрами работали, каралеву хранцузскую спасали от злющева кардинала?
Фильм про мушкетёров я, конечно, смотрела и понимала, что дед Митрофан на ходу сейчас будет для маленького Вовки придумывать очередную байку, и, конечно же, ни за какие коврижки никто бы меня не заставил отказаться от этого удовольствия.
– Конечно хочу!
– Ну, тады слухай и многа ни балтай. ПОняла мине? – спросил дед, незаметно для Вовки мне подмигнув.
Я согласно кивнула головой, и дед начал свой рассказ.
Очень энта была давно ребяты, так давно, что можить, чаво уже и не вспомню. Была нам тогда годков всего-то семнадцать али восемнадцать и были мы бойкими тогда, туды её через карамыслу, задиристыми и смелыми. На шпагах дралиси почище Тревиляй всяких, качарыжку ему в рот. Так в-о-о-о-т. Завёть нас до сибе как-то тогдашний председатиль колхоза и говарить нам, мол, вы, мужики, как я погляжу, дюжа резвыи. Помощь мине, мол, ваша требуица. Тама во Хранции сестра моя рОдная каралевай подрабатываить. Так вота повадилси тамашний кардинал её донимать, козни всяки супротив её строить. Не подмагнёти? Сгоняити во Хранцию, разберётиси, можить, чаво по чём?
– А вы? – спросил Вовка.
– Ну, а чаво мы? Чаво бы и не сгонять, качарыжку тибе в рот, отвечаим. Тольки, говарить, документы вам нада справить хранцузскии. Ты, говарить, Митрафан, Дартаньянам будишь, ты самай умнай, смелай и красивай, как армянин.
Ты, говарить, Гриша, Атосам будишь, графам Деляфер по-другому. Хотя, говарить, рожа у тибе, канешна… Кхе, кхе. Но, ничаво, сайдёть. А ты Вася, говарить, будишь Партосам. Для Арамиса у тибе вид дюжа глупаватай.
– Так, а Арамисом-то, кто был? – не выдержала я.
– Э-э-э… Танюшка… ты энта… Арамиса, говарить, мол, сами где-нибудь по дороге найдёти, раз вам он так дюжа нужОн.
– Нашли? – не унималась я.
– А как жа! Мы на конях с деревни во Хранцию выезжать, а за нами Славка-дурачок с Мещанки причипилси, как баннай лист к жо… Как баннай лист вобчем. Вот тибе, думаим, и Арамис. Так и побёг за нами до самай Хранции со сваёй гармошкай. Толку тольки с нево никакова. Песни всё пел да по бабам… Э-э-э… Песни, в основном.
Приехали мы, значитьси, в энту Хранцию. Сначала, канешна, сходили до Эфилевай башни, патома в музей какой-та, поглядели на энту, туды её в качелю, Монализу ихнюю. Чаво сказать? Наши бабы в сто раз её красившее. Патома решили перкусить. Заходим в трактир, а тама мушкетёры тамошнева караля гулянку гуляють. Вино пряма с кувшинов пьють и лягушками закусывають.
Дождалиси мы пока они упьютьси, сняли с их одёжу ихнюю хформенную и во дворец, к каралеве, разузнать чаво тута по чём. Славку-то дурочка подле дверей оставили караулить.
Каралева, как увидала мине, как бросиласи на шею, голосить не сваим голасам, мол, спаситель мой, тольки на тибе одна надёжа. Брат сказал подмагнуть мине приедите. Нету накакой мине жиздни от энтава кардинала Ришалье. Изводить мине, качарыжку ему в рот, и всё тута.
– Канстация! – кричить. – Канстанция, неси Дартаньяну денях на дорогу.
Я, как увидал энту Канстанцию, так и пропал. Всё! Влюбилси раз и навсегда!
– А почему ты на ней не женился? – спросил Вовка.
– Да померла она, не успел я жанитьси. Её леди Виньтер отравила. Да она и сама винаватая, тащить в рот всяку гадасть, туды её через карамыслу! А я жа её предупреждал. Славка-то-дурачок, стоял под дверями и всё слыхал. Он стоить, а тута кардинал с энтай вертихвосткай леди Виньтер идуть. Идуть, смотрять, какой-то дурачок стоить в носу кавыряитьси, и не стали таитьси. Вот он и услыхал, что они энту Канстанцию отравить решили, ага. Крысиным ядом. В вино ей ево намешать и напоить. А я предупреждал её. Да разви она послухаитьси, качарыжку ей в рот.
Так мы патома с дедай Гришай, то есть с энтим, как ево, Атосам, энтай леди Виньтер чуть голаву не отрубили. Вернее, Гриша, Атос, то есть, хотел. Да тольки я ево отговарил. Говарю, мол, пасодють ведь за энту гадину. Всю жиздню сибе спортишь. Говарю, давай ей по-другому за Канстанцию отомстим. Жаниси на ей лучша, и всю жиздню нервы ей мотай. Так и сделал. С Хранции её привёз, бабкай Машай перименавал, живуть. До сих пор ей нервы трепить. А я ему нет, нет, да и подмагну за Канстанцию маю. Я ведь, Вовка, до сих пор её люблю. Ага. Потаму и не жанилси.
Чавой-то я всё наперёд рассказал. Ну, да ничаво.
Каралева, значитьси, мине мешок денях сунула, говарить, скачи, мол, к энтаму, как ево, графу, нет к герцагу Бэкингемскаму, забери у ево моё хфамильное столовае серебро. Надысь, зараза така, цельнай мешок у мине выцыганил.
– Так подвески же, бриллиантовые, – робко вставила я.
– Молчи, Танюшка, чаво ни знаишь. В кине тибе правду скажуть что ли? Цельнай бухвет у её столоваго серебра был. Кароль любил с ево исти. А энтат Бэкингем выцыганил. Мол, говарить, люблю тибе, Анна, так энту каралеву кликали, не могу. Дай мине сваё столово серебро. Буду с ево исти и тибе вспоминать. Та простадыра и отдала, качарыжку ей в рот. А энта леди Виньтер увидала, как Бэкингем на горбе мешок с дворца выволок. Проследила за им и сперла каку-то ложку серебряну. Вот тибе и доказатильства, туды ево в качелю.
А кароль-то давно падазревал, что у ево жаны каки-то шуры-муры с энтим герцагом. А герцаг-то англичанин, а Хранция с Англиёй – враги. А тута ево ещё кардинал науськаваит. Мол, чаво энта ты кароль, кушаишь ни с хфамильнава серебра, а с малированнай пасуды? Али каму подарили? Тот до жаны, а она ему, мол, в чистку отдала, потемнел чаво-то.
Вот и дал ей супружник три дня, чтобы с чистки вернуть, а не то – пеняй, говарить, на сибе.
Вот и послала она нас до энтава Бэкингема ажнак в Англию. Еле доскакали. А энтат Бэкингем и говарить, мол, мужики, главнае – до срока успеть, потому как ежели чаво энтат Людовик с маёй Аняй учинить, так я вайной на ево пойду и сотру энтат лягушатник с лица земли. Ага. Ядерну бомбу, говарить, для ево не пожалею, так серчать буду.
Как мы назад торопилиси, и словами не передать! А скольки человек по дороге загубили! Ну, как человек? Шпиёнав кардинала Ришелье… Но всё жа успели. Кароль уже за стол садилси и на жану так и зыркаить, мол, где сервиз-то? Нету? А кардинал так ложку в кармане уже потираить, мол, щас мой звёзднай час настанить, раскажу, у каво энту ложку украли. А тута я с мешком на плечах заваливаюси, мол, еле поспел, тако было грязнае, еле отчистилоси, чаво энта вы ево так загвыздали?
Королева вся обрадаваласи, кароль кинулси ложки пересчитавать, кардинал на мине зыркаить, будто дырку на мине просверлить жалаить.
– А тута ложки не хватаить! – кричить кароль и на мине пялитьси.
– Ничаво не знаю, – говарю. – Скольки взял, стольки принёс.
Не знаю, чем бы всё для мине энта кончиласи бы, да тольки каралева за мине заступиласи. Говарить, мол, да, ладна тибе, энту ложку и до этава мог спереть кто угодна. Мало ли проходимцав по дварцу шляитьси. Правда, говарить, госпадин кардинал? А он, мол, а чаво энта сразу я-то? Занервничал значитьси.
– А ничаво, – отвечаить каралева. – Ложки пропадають, каво, говарить, хочу, таво и подазривать буду.
И вот типерича, я тибе спрашиваю, Вовка, еже ли бы не мы, мушкитёры, иде была бы чичас энта Хранция?
Спасибо, что прочитали.
Все материалы канала можно посмотреть здесь.