КАТЕР
(Из жизни судового механика)
Ледокол стоял пятый день в ожидании очередного каравана. В этом году полярка получалась не особо напряжённой. Суда от Берингова пролива до Певека шли своим ходом, и только иногда ледоколу приходилось их сопровождать.
Вот и сегодня утром на разводке в ЦПУ механики спокойно сидели и слушали наставления главного механика.
Главные двигатели не работали, и в ЦПУ стояла относительная тишина, при которой не приходилось повышать голос при разговоре.
Юрий Семёнович не спеша прохаживался вдоль главного пульта управления и в очередной раз рассказывал механикам всю важность задач, выполняемые ледоколом в северных широтах нашей необъятной родины по обеспечению завоза народно-хозяйственных грузов на побережье Чукотки.
Прописные истины, изрекаемые главным механиком, звучали настолько тривиально, что от такого занудства Румянцева даже начало клонить в сон.
Юрий Семёнович, невысокий, кряжистый мужичок с волевым лицом, пользовался в экипаже непререкаемым авторитетом, поэтому механики сидели молча и только дружно поворачивали головы в ту сторону, куда передвигался главный механик. А он, периодически поглаживая гладко зачёсанные назад волосы, негромким голосом продолжал выдавать прописные истины.
Неожиданно его нудную речь прервал звонок телефона. Вахтенный электромеханик вопросительно поднял глаза на главного механика и, получив от него разрешительный кивок, снял трубку с аппарата. Выслушав говорившего, вахтенный протянул её главному механику.
— Вас старпом спрашивает, — вежливо обратился он к главному механику.
— Главный механик слушает, — рокочущим баском произнёс дед, забрав трубку у вахтенного.
Из трубки послышались какие-то непонятные звуки, от которых дед недовольно поморщился и отодвинул её от уха.
Голос из трубки что-то долго и выразительно вещал, а когда умолк, то дед не очень вежливо поинтересовался:
— И это всё?
На что голос вновь разразился какой-то сентенцией, а когда замолк, то дед важно ответил:
— Понятно. Сейчас он придёт, — и вернул трубку вахтенному.
Механики замерли. Мало кому хотелось попасть под раздачу старпому.
Считался старпом мужиком вспыльчивым, и никто никогда не знал, что ждать он него в следующий момент.
Да и никому не хотелось связываться с этим чуть ли не двухметровым детиной. Силищи он был неимоверной, и любители спорта иногда рассказывали, как старпом подкидывал двухпудовые гири или вертел штангой. А любители бани вечно восторгались тем, что старпом спокойно сидел в сауне при ста десяти градусах и нырял в бассейн, где плавали ледышки. После старпома народ всегда спускал воду из бассейна и заполнял его тёплой забортной водой, выходящей после охлаждения работающих главных дизелей и пропущенной через пароподогреватель.
Дед обвёл взглядом примолкших механиков и остановил его на Румянцеве.
— Так, третий, в каком состоянии двигатель прогулочного катера? — нахмурив брови, грозно рыкнул главный механик в его сторону.
— В нормальном, — ошарашенный таким вопросом, пролепетал Румянцев. — Вчера с третьим электромехом тестировали его в бочке.
— Ну и как? — не меняя грозного вида, продолжил допрос дед.
— Погоняли его минут двадцать на разных оборотах и поставили на место, — уже бодрее ответил Румянцев.
— Так вот иди сейчас к катеру со своим корешем, — дед таким же грозным взглядом нашёл Виталика, — и ставьте его назад.
— А чё случилось-то? — не выдержал второй основной механик.
— Ничего особенного не случилось, — дед повернулся к Иванычу, — но этому… — дальше последовали эпитеты, которые обычный человек даже после недельной зубрёжки не смог бы заучить, настолько они прозвучали выразительно и понятливо, — … взбрело в голову протестировать катер. Льда, говорит, вокруг нет, и это будет безопасно. — И дед, если бы не чистая палуба ЦПУ, обязательно сплюнул бы на неё.
Чтобы успокоиться, дед ещё пару раз продефилировал вдоль консоли пульта и остановился напротив Румянцева.
— Понятно, что я сказал? — Он уставился на того немигающим взглядом.
— Всё ясно, Юрий Семёнович. Сделаем. Поставим, запустим. Пусть катается, - принялся заверять его Румянцев.
Но дед не успокоился после его заверений и подошёл к третьему электромеханику.
— А ты, Виталик, проверь ещё раз аккумулятор, и чтобы он как часики был и на каждый щелчок отзывался, как та податливая женщина… — Тут дед перечислил достоинства всех женщин наидревнейшей профессии, чем вызвал одобрительный смех механиков, моментально смекнувших, что утренняя нудятина окончена и можно заняться делами, которых у каждого из них накопилось выше крыши.
Румянцев тут же направился в каюту, чтобы соответственно одеться. Хоть и середина лета, но погода за полярным кругом не располагала к тому, чтобы бегать по палубе в лёгком комбинезоне, в котором механики обычно работали в машине.
В каюте он надел тёплые рабочие брюки, свитер, кирзовые сапоги, телогрейку, зимнюю заячью шапку и, прихватив набор инструментов, поднялся к катеру.
Возле него уже стояла суета. Матросы расчехлили катер, а плотник поднялся на рабочий кран и опустил гак, чтобы застропить подъёмные троса.
Румянцев с Виталиком принесли из кладовки лодочный мотор и зафиксировали его на кормовом транце катера. Электромеханик подсоединил к мотору кабели от аккумулятора, и все стояли в ожидании старпома.
***
Катер выглядел на зависть всем. Со стремительными обводами, сделанный из белого пластика. В переднем ряду находились два сиденья, покрытые кожей. Перед правым креслом торчал изящный штурвал, а справа на борту установлены ручки газа и реверса. Сидящие в первом ряду кресла прикрывались высоким прозрачным козырьком. Это чтобы встречный ветер не мешал рулевому наблюдать за курсом. А ветер с брызгами должен был быть обязательно, потому что на панели управления с различными приборами, расположенной за штурвалом, на спидометре (не лаге) градуировка шкалы заканчивалась на тридцати пяти узлах.
Мотор «Вяртсиля» в сорок лошадиных сил тестировался еженедельно в бочке с водой. Устанавливали его на транец шлюпки, а «ногу» с винтом опускали в бочку, куда предварительно наливали воду, и запускали мотор. Мотор был реверсивный и с водяным охлаждением. Старожилы, которые работали на ледоколе с постройки, утверждали, что при испытаниях в Финляндии шлюпка развивала скорость до двадцати пяти узлов. Она могла бы «лететь» и быстрее, но испытатели не захотели этого делать. Боцман даже шутил, что побоялись взлететь.
Второй поперечный ряд состоял из пластиковых сидений, а за ним по бортам располагались обычные сиденья в виде ящиков, в которые укладывались спасательные жилеты и аварийное имущество.
За пластиковыми сиденьями имелась обширная площадка для обслуживания мотора и два углубления для переносных бачков по сорок литров для бензина.
***
Погодка стояла с утра изумительная. Ни ветерка. На поверхности воды даже ряби не виднелось, и только небольшие льдины и осколки от них медленно проплывали мимо борта ледокола. Полярное солнце где-то затерялось в белёсой туманной дымке и проглядывало сквозь неё розоватым диском. Температура воздуха держалась около десяти градусов, что по полярным меркам считалось приличной летней температурой.
Все стояли около катера и обсуждали его достоинства и красоту, отравляя чистоту полярного воздуха миазмами табачного дыма.
Неожиданно перед ними, как чёрт из табакерки, возник старпом. От его фигуры, загородившей жидкие лучи полярного солнца, исходил реальный холод.
Старпом оделся в кожаную лётную куртку с подстёжкой на меху и мощной застёжкой-молнией. На ногах у него красовались изящные унты, в которые он заправил джинсы. Это в те времена, когда такое сокровище стоило на барахолке под двести рублей! (Месячный оклад в рублях у Румянцева составлял 185 рублей). Голова его, гордо возвышающаяся в развороте реглана куртки, была покрыта белоснежной вязаной шапочкой с манящим названием «Адидас», обрамляющим её кант.
От вида неожиданно появившегося старпома матросы и механики моментально замолкли. Оно и понятно. Ведь все присутствующие оказались одетыми в кирзуху и ватники, а тут…
Оглядев собравшихся гордым взглядом, старпом рявкнул на окруживших катер матросов:
— Чего расселись? Чего ждёте? Давайте майнайте катер, — и, перевалившись через борт катера и устроившись на месте рулевого, недовольно крикнул Румянцеву: — А ты чего стоишь, третий? Давай ключ сюда! — Старпом протянул руку за ключом от замка зажигания. — Да проверь мотор, - попутно приказал он. - Чего резину тянете? — Это уже относилось к замешкавшимся матросам.
Взяв ключ, старпом воткнул его в замок зажигания и недовольно посмотрел на Румянцева.
— А ты чего застыл? Забыл, что мотор надо обслуживать? Давай залезай, — кивнул ему головой старпом.
— А чего это я? — удивлённо пожал плечами тот. — Мотор в исправности. Работает отлично, а если чего надо, то матросов с собой берите. Они и троса скинут, а потом и подцепят.
— Чё? — Старпом с иронией посмотрел на возмущающегося механика. — Забздел, что ли? — От его слов близстоящие матросы рассмеялись. — Да не бои́сь ты, третий, мы тут только пару кружочков вокруг ледокола сделаем да вернёмся. Делов-то…
Слова старпома задели Румянцева за живое, и он, не желая показать свою слабость, фыркнул:
— Чего это я испугался? — и запрыгнул в шлюпку под насмешливыми взглядами матросов.
Устроившись на бортовой баночке, он, чтобы как-то сбить невольно возникшую напряжённость, ехидно поинтересовался у старпома:
— Эдуардыч, а аварийный паёк брать? — на что старпом развернулся и презрительно глянул на Румянцева:
— Ты чё, третий, реально бздишь, что ли?
Но тот, как будто не услышав слов старпома, негромко пробормотал, осмотрев палубу катера:
— И вёсел только одно...
— А зачем тебе больше? — рассмеялся старпом. — Оттолкнуться от борта тебе и одного хватит, — и скомандовал плотнику на кран: — А ты чего там застыл? Давай вира! — показывая тому жестом, чтобы тот поднимал катер.
Плотник, отреагировав на столь нелестный приказ, плавно приподнял катер с палубного фундамента, вывел стрелу за борт и осторожно опустил его на воду.
Румянцев отцепил кормовой строп, а старпом носовой. Катер, освобождённый от стропов и влекомый течением, медленно поплыл вдоль чёрного борта ледокола вместе с льдинами.
Старпом, после отцепления носового троса, перелез на площадку обслуживания мотора.
— Мотор крепили? — грозно посмотрел он на механика.
— Конечно, — кивнул ему тот. — Когда поставили на транец, то винты обжали.
Не поверив ему, старпом прошёл к мотору и проверил поджатие винтов. Каждый из них повернулся ещё на четверть оборота.
— Поджиматели, — хмыкнул он и уничижительно глянул на Румянцева.
От такого взгляда тому невольно захотелось провалиться сквозь палубу катера. Ведь действительно они с Виталиком зажимали винты…
Старпом прошёл на место рулевого и, устроившись в кресле, расстегнул молнию куртки.
— Ну что? — обернулся он к Румянцеву. — Поехали?
— Поехали, — пожал тот плечами, тут же добавив: — Только сильно не гарцуйте. Прогрейте сначала мотор на малых оборотах.
— Да не переживай ты так за свой мотор! — нахально рассмеялся старпом. — Ничего с твоей железякой не случится. Она и предназначена для того, чтобы работать! — и, вставив ключ в замок зажигания, повернул его.
***
Румянцев знал отношение старпома к технике. Как-то раз, когда старпом находился на мостике, он с полного переднего хода дал полный задний ход. Весь корпус ледокола так затрясся, что корма едва не отвалилась, а дизеля чуть ли не спрыгнули с фундаментов. Дед пошёл ругаться на мостик из-за такого бездушного отношения к технике, а в ответ получил только наивную фразу:
— Ну, это же ледокол… Он же приспособлен для этого…
Приспособлен-то он приспособлен, но, чтобы он так мог работать, не у одного механика после таких реверсов спина должна вспотеть.
А в другой раз старпом учудил. Ледокол шёл по чистой воде. Льда у него по курсу на пару миль не наблюдалось, но справа виднелось одно-единственное ледяное поле. Так старпом развернул ледокол прямо на поле, дал полный ход и на полном ходу вылетел на эту единственную льдину. И ни назад, ни вперёд. Только после двенадцати часов реверсов, балластировки и кренования ледокол еле-еле сполз с этой льдины.
А что старпому. На ледоколе три винта. Каждый приводится в движение отдельным электродвигателем. На мостике есть три рукоятки, которые приводят во вращение эти электродвигатели. Сдвигаются рукоятки вперёд и назад усилием пальца. То есть одним пальцем можно сразу запустить стадо лошадей в сорок тысяч голов то вперёд, а то сразу назад. В природе такое огромное стадо сразу не побежит назад, а на ледоколе — легко. Достаточно движения одного пальчика.
***
Вот и теперь мотор послушно отреагировал на приказ и равномерно заурчал, выпустив в воду клуб синего дыма, от которого по поверхности воды пошли разводы всех цветов радуги.
Румянцев сел возле мотора и прослушал его, а затем нашёл свободный кончик и привязал мотор за ручку для переноски к одной из бортовых уток.
Увидев его действия, старпом рассмеялся:
— Да не переживай ты так за свою железяку, ничего с ней не случится, — и, прибавив газу, на малом ходу повёл катер вдоль борта ледокола.
Стоящие на борту матросы что-то кричали им и махали руками, как будто отправляли в дальнее плавание.
Катер, преодолевая встречное течение, на малой скорости шёл вдоль борта. Когда дошли до носа ледокола, в борт катера слева ударил неожиданный шквал ветра, и старпом добавил немного газа, чтобы его преодолеть. Мотор послушно отреагировал и усиленно заурчал. Нос катера слегка приподнялся, и о его днище начали биться встречные волны.
Тут случилось что-то непонятное.
Старпом ни с того ни с сего двинул рукоятку газа до отказа вперёд и круто заложил штурвал влево. Катер ещё больше встал «на дыбы», мотор чуть ли не с визгом взвыл, и о днище громко застучали частые волны.
— Ты что делаешь?! — непроизвольно вырвался у Румянцева крик. — Сбрось газ!!! Мать…
Какую именно мать, он не успел докричать, потому что в корме катера послышался удар — и наступила тишина. Нос катера моментально осел в воду, а Румянцев, обернувшись к корме, увидел, что мотора на транце нет и он на привязанном кончике болтается за кормой в воде.
Бросившись к натянутому кончику, Румянцев вцепился в него, пытаясь вытащить мотор из воды. Но сил одного человека для этого оказалось мало, и он, обернувшись, прохрипел старпому:
— Помоги… — на что тот безмолвно выскочил из кресла и кинулся на помощь.
Вдвоём они вытащили мотор из воды и уложили на палубе.
— Ставь на место мотор и заводи его, — отдуваясь, распорядился старпом.
— А он не заведётся, топливные трубки оторвались. — Румянцев показал старпому на оторванную от топливной канистры трубку.
— Так сделай что-нибудь, чтобы топливо подавалось, — безапелляционно заявил старпом и, встав во весь рост, прокричал на палубу ледокола суетящимся там людям: — Кидайте кончик, а то мотор вышел из строя.
Румянцеву тут же подумалось: «Во гад, уже выкрутился. На меня всю вину свалил, а сам даже рацию не взял».
Поднатужившись, он установил мотор на транец, подсоединил соскочившие клеммы аккумулятора и начал прикидывать, как же запитать мотор топливом. Того инструмента, что он прихватил с собой из каюты, для этого не хватало. Об возможности восстановить замок-защёлку на самой канистре вообще разговора не могло идти. Её со всеми потрохами вырвало из канистры. Можно, конечно, налить топливо в какую-нибудь ёмкость и поднять её над мотором, чтобы топливо поступало к нему самотёком, но и подходящей ёмкости не было.
Тем временем катер продолжало сносить вдоль борта ледокола в открытое море.
Старпом схватился за весло, судорожно высматривая ему пару, но весло в наличии имелось только одно. Тогда он встал на колено, как каноист, и принялся грести равномерными и сильными взмахами. Силы у старпома оказалось достаточно.
Катер под воздействием течения отнесло уже метров на пятьдесят за корму ледокола, и его уносило всё дальше и дальше. Своими энергичными действиями движение катера в сторону Северного полюса старпом остановил, но его усилий оказалось недостаточно, чтобы преодолеть силу течения.
На корме ледокола бегали люди. Они что-то кричали и махали руками. Румянцев видел, что они хотят что-то предпринять, но что именно, он не понимал.
Старпом грёб, чувствовалось, что он устал, но хриплым голосом предложил Румянцеву:
— Давай, третий, ты погреби, а то, чувствую, силы мои заканчиваются.
— Да я не умею грести как Вы, — возразил ему тот. — Я только на ялах грёб, а так, чтобы одним веслом — никогда.
— Давай попробуй, может, получится. — Старпом перестал грести и передал весло Румянцеву.
Делать что-то надо, поэтому Румянцев, встав, как и старпом, на одно колено, сделал первые гребки.
Пока Румянцев брал весло, катер развернуло лагом к волне и вновь понесло по течению, а от его попыток грести катер только стал вертеться на месте и его ещё сильнее начало сносить дальше от ледокола.
— Да у тебя что, — прикрикнул на него старпом, — руки из… — и он красочно довёл до сведения механика, машущего веслом, как пропеллером, места расположения его рук, — … растут?
— Да не умею я грести! — с раздражением крикнул Румянцев старпому. — Говорил же я Вам об этом… — И бросил весло на палубу катера.
Не дослушав его и витиевато вспомнив всех женщин из ночных переулков Пэрижа и Лондо́на, старпом подобрал весло и с новыми силами принялся грести. Этих нескольких минут отдыха хватило, чтобы силы его восстановились, и катер начал медленно приближаться к долгожданной корме ледокола.
Тут Румянцев заметил, что боцман с плотником сбросили за борт спасательный круг, к которому привязали линь. Они стравливали линь, а спасительный спасательный круг по течению понесло в сторону катера.
Увидев круг, старпом направил нос катера к нему, а Румянцев, схватив багор, случайно оказавшийся на днище катера, перелез на его нос, ожидая, когда круг поравняется с ними.
Минут через пять круг поравнялся с катером, старпом изловчился и подрулил к нему, а Румянцев багром зацепил линь и привязал его к носовым уткам.
Встав на носу катера, Румянцев что было силы заорал:
— Вира!!! Тяни!!! – и увидел, как боцман отдал кому-то распоряжение, а линь стал набиваться.
Это, наверное, кто-то включил кормовую швартовую лебёдку.
Обернувшись назад, Румянцев захотел поделиться со старпомом столь радостным известием, что их вытягивают. Но тот, распластавшись на днище катера, лежал и бесцельно пялился в небо. Грудь его тяжело вздымалась, и с удивлением Румянцев заметил, что старпому абсолютно безразлично, что сейчас происходит с ним, с катером и вообще со всем белым светом.
Вскоре катер подтянули к судну, матросы перехватили линь и подвели под кран. Румянцев зацепил сначала носовой подъёмный трос, а затем и кормовой. Плотник осторожно приподнял катер над водой и поставил его на палубу.
Вот тогда-то и навалились на них все любопытные.
Первым оказался дед.
— Как дела? — грозно задал он первый вопрос.
— Да вроде ничего, — пожал плечами Румянцев. — Мотор вырвало, топливные шланги оборвало.
— А мы уже хотели якорь вирать, чтобы к вам швартоваться, — со смехом объявил Румянцеву Виталик, осматривая аккумулятор.
Дед осмотрел оборванные топливные трубки вместе с замками и уже только после этого вынес свой вердикт:
— А я тебя хотел вообще прибить, что ты не смог запустить мотор, а теперь всё понятно. Иди к токарю, и точите с ним новые замки на топливный бак. Чтобы завтра же всё было готово. Чертежи я тебе нарисую. — И удалился в надстройку.
С подошедшими токарем и сварщиком парни потащили мотор в токарку, а матросы принялись зачехлять катер.
На старпома никто внимания не обращал.
А он молча поднялся, вылез из катера и, еле передвигая ноги, побрёл к надстройке.
12.04.2022
Рассказ опубликован в книге "Морские истории" https://ridero.ru/books/morskie_istorii/
