К 100-ЛЕТИЮ ПРЕПОДОБНОГО ПАИСИЯ СВЯТОГОРЦА
25 июля 1924 года в турецкой Каппадокии родился Арсений Эзнепидис, будущий преподобный Паисий Святогорец. Много книг было переведено о чтимом святом, сняты фильмы, причем не только в Греции, где подвизался преподобный Паисий. Александр Куприн – российский кинорежиссер-документалист, сценарист, член Союза кинематографистов России, автор и создатель концепции «Святость на экране», режиссер нескольких многосерийных фильмов о святом. В столетнюю годовщину говорим о том, как снимался фильм, какие чудеса его сопровождали и как преподобный изменил жизнь режиссера.
– Александр Олегович, почему Вы стали снимать фильм именно про преподобного Паисия?
– Фильм о старце Паисии в 2010 году мне предложил снять игумен Киприан (Ященко), который очень серьезно изучает житие святого, его духовное наследие. До этого момента я вообще не знал ничего о Паисии Святогорце. Игумен Киприан дал мне прочитать книгу иеромонаха Исаака «Житие старца Паисия Святогорца», и я впервые в жизни ощутил, что книга на меня начала оказывать очень сильное воздействие, психофизическое воздействие. Я ее читал, читал – и в какой-то момент стал понимать, что мне нужно остановиться, потому что со мной что-то происходит такое, чего я не понимаю. Дыхание по-другому перестраивалось, какая-то ясность в голове появлялась, еще что-то... Я даже представить не мог, что такой текст может оказывать настолько сильное воздействие на человека. Даже когда я читал Библию, все-таки было не так. И я понял, что нужно экранизировать эту книгу. С этого все и началось.
– Когда игумен Киприан предложил Вам снять этот фильм, он поставил какую-то конкретную задачу или дал полную свободу?
– Я получил от него практически полную свободу, которую он потом потихонечку ограничивал. Должен сказать, что начал я снимать этот фильм как свое авторское кино. Я считал, что у меня есть какой-то свой язык, свой стиль, свои методы. И по мере того, как я работал над этим фильмом, то один мой шаблон отваливался, то другой, то третий, и в конце концов я пришел к очень простому повествованию, но это произошло как-то само собой.
Игумен Киприан принимал каждую серию. Я ему включал серию, и он по мере просмотра засыпал, а потом ровно в конце серии просыпался и вдруг начинал мне говорить: «Ты знаешь, у тебя там склейка неровная». На самом деле, я потом только понял, что он молился, а не спал. В итоге приемка фильма и его коррекция шла через отца Киприана, как через такой духовный рупор.
Когда мы ездили на съемки, когда монтаж шел, то постоянно кто-то молился о том, чтобы все хорошо получилось: то Троице-Сергиева Лавра молилась, то монахини женского монастыря в Суроти, то греческий женский монастырь Metamorphosis (Преображения) помогали молитвенно. Особая часть этого фильма на самом деле лежала на тех людях, которые возносили свои молитвы Паисию Святогорцу, Пресвятой Богородице. Само производство фильма строилось по таинственным для нас и каким-то неведомым, очень удивительным законам. Этим законам я стремлюсь и дальше, по мере возможности, следовать в дальнейших фильмах: я отринул свои идеи и понимаю, что если в процессе работы над фильмом ты духовно что-то попросишь, то тебе помогут, и очень серьезно.
– Сериал настолько глубокий, что хочется пересматривать и пересматривать. Мы знаем, что иконописец перед тем, как приступить к написанию образа, обычно готовится духовно: молится тому или иному святому. Была ли у Вас духовная подготовка?
– Никакой специальной подготовки у меня не было. Я крестился в 2000 году в совершенно сознательном возрасте, и надо сказать, что даже доволен, потому что духовная работа и самоощущение себя в мире как человека, обладающего вечной жизнью, начались очень сознательно. Каждый фильм, который я снимал перед этим, был таким «подготовительным» фильмом. Преподобный Паисий, как я понял, очень тактичный святой. Он тебе помогает и работает над тобой так, что ты этого совершенно не замечаешь. Это происходит как будто само собой. Когда я работал, я сразу видел, что мне все помогают. После полученных советов от внезапных озарений фильм становится все лучше и лучше. На многих иконах преподобный Паисий изображен со свитком в руке, на котором на греческом написано: «Имейте большое доверие к Богу».
И это мой главный совет режиссерам, снимающим духовное кино: иметь большое доверие к святым и большое доверие к Богу – большее, чем к себе. Тогда начинает получаться что-то не от тебя, а из другого, духовного мира. Слава Богу, что мне удалось не помешать Паисию Святогорцу как бы сделать этот фильм.
– Можно сказать, Вы были его соработником.
– По крайней мере, я старался не мешать. Этот фильм очень легко ложится на душу человека, потому что в нем не нарушены законы человеческого восприятия. Идет постоянная позитивная информация, в то же время важная и простая. Там нет никаких сложностей. Важнейшая часть этого фильма ритмически-музыкальная, потому что композитор Антон Висков, который написал всю музыку для этого фильма, проделал огромную и очень интересную работу. Он выделял из основных православных молитв их ритмическую и мелодическую часть – и из этого создавал музыку. Когда нужна была музыка более этническая, более греческая, я ему привозил колокольные звоны, которые мы записывали на дне памяти Паисия Святогорца в Суроти. Там особенная мелодика, особые мелодии, которые звонарь создает на колоколах. И Антон, собственно, выделял из этого колокольного звона определенную мелодическую, ритмическую часть. На самом деле весь этот фильм – это просто молитва, много разных молитв.
– Александр Олегович, Вы говорили, что во время фильма все время происходили какие-то такие незаметные чудеса. Что именно Вы имели в виду?
– Как я уже говорил, совершенно неожиданно само собой все получалось. Это даже понять невозможно. Были и сложные, тяжелые ситуации. Например, когда мы снимали на Синае в келии святых Галактиона и Епистимии, температура установилась плюс 50 градусов. А это все-таки горная местность, это пустыня. Нужно было идти по горам, чтобы оказаться в скиту, где Паисий Святогорец жил один и где, судя по его книгам, он имел общение с дьяволом. Хотя, как говорят, этого делать нельзя. Но тем не менее им в его книге описано это противостояние.
И я понимал, что приду в этот скит, поснимаю, но как мне показать вот это очень странное общение святого? И вдруг я увидел, что скалы Синайской горы каким-то очень странным образом изъедены ветрами и коррозией. Причем при температуре плюс 50 все время кажется, что из гор выглядывают лица, и их очень много. Рот видно, глаза, нос, переносицу... И эти лица были довольно-таки устрашающие. Я остановился, чтобы снять их на видео, и отстал от группы, которая шла к келии. Тогда я побежал, чтобы их догнать, и понял, что мне плохо. Я понял, что мне надо просто лечь. Я лег на эти плиты и стал читать «Отче наш», еще какие-то молитвы. Стал молиться и для того, чтобы выровнялось дыхание, потому что, когда читаешь молитву, дыхание выравнивается тоже. И я вот лежал и думал: как же это группа с игуменом Киприаном, который старше меня, болен всеми болезнями, меня обогнала? Я не мог их догнать. Меня это даже как-то смутило. Я-то, в общем, считал себя тогда еще молодым. Вот я прочитал все эти молитвы, лежа под раскаленным солнцем, и что-то случилось с миром. Он стал таким розово-фиолетовым. Мне стало легче. Как будто солнце немножечко ушло, хотя никаких облаков не было. Я поднялся, зашел за край стены, рядом с которой я лежал, и увидел келию святых Галактиона и Епистимии. Вот этот скит, прямо передо мной... Я его по картинкам узнал, которые прежде видел.
Потом я обернулся и где-то внизу на горной дороге увидел всю группу, которая шла далеко позади меня. Получается, каким-то образом я перенесся очень сильно вперед них. Человек, нежелающий воспринимать чудеса, может сказать, что я случайно нашел более короткую дорогу. Но ничего я не искал. Я шел прямо за ними. Пока мы снимали, я вообще игумену Киприану ничего об этом не рассказывал, потому что пытался найти в своем сознании какое-то объяснение этому событию. Ну а потом были другие события, третьи, четвертые. Я уже успокоился и понял, что это как бы нормально все. Так и должно быть.
– А как удавалось со всеми договариваться о встречах, чтобы все были на месте, чтобы все согласились принять участие в фильме? Это тоже колоссальный труд. Другая страна, другой язык.
– С нами всегда была Ксения Климова, лучший переводчик в России с греческого языка. Мы же снимали все интервью на греческом языке, и я не понимал, что люди говорят. Человек говорил, и Ксения сразу переводила. Договаривался игумен Киприан. Мы к одному митрополиту попадаем – и он сразу благословляет нам снимать другого. Как-то естественным образом нас с рук на руки передавали.
– Вас потом не приглашали в Грецию, чтобы взять у Вас интервью?
– Все греки искренне считают, что этот фильм снял игумен Киприан. Я этому очень рад, потому что это очень близко к правде. Поскольку игумен Киприан снимался в этом фильме, его останавливают на улице, его все узнают в Греции. Он у них просто национальным героем уже стал. Греки воспринимают этот фильм как греческий, потому что все на греческом языке говорят. И слава Богу, что об этом святом у нас получился хороший фильм, и что после нас никто не стал делать другого, где бы режиссер пытался выразить свои чувства. Мы в этом фильме не показываем святого Паисия Святогорца. У нас нет никакого актера, играющего старца Паисия. Сейчас в документальной драме принято чуть-чуть в расфокусе показывать кого-то похожего на главного персонажа. Ничего такого у нас нет.
При этом актер Алексей Войтюк, который озвучивал слова старца Паисия, не повторял его голос и манеру говорить. Мы сделали совершенно другое: некий внутренний голос Паисия Святогорца, который говорит очень легко, свободно, спокойно, не сильно интонируя то, что он говорит, и не сильно педалируя, чтобы до слушателя дошла мысль. Когда мы только начали записывать актера (а Алексей мультфильмы озвучивает), он стал голосом ежика говорить. Но нам удалось Алексея совершенно изменить. Во-первых, я ему запретил стоять во время озвучания, он сидел в расслабленной позе. Мы закрыли окно, чтобы он смог рубашку снять, он сидел как-то в майке, чтобы легко и свободно было, чтобы дышалось хорошо. Алексей несколько раз приходил такой больной, что я думал отменить запись. А Алексей говорит: «Нет! Не надо отменять! Я после этой записи здоровым сразу становлюсь. Это как лекарство».
– В последней серии Вы рассказываете о предсказаниях святого Паисия, и там говорится как раз о том, что Константинополь будет вновь греческим городом и что этому очень поспособствует именно Россия. Я знаю, что это пророчество святого Паисия греки очень чтут и к русским питают уважение как к будущим освободителям. Были ли какие-то такие моменты, когда кто-то сам из греков говорил об этом?
– Я с самого начала, как только услышал эти предсказания, понял, что к этому надо относиться очень аккуратно. Мы представили в фильме несколько точек зрения. Была точка зрения священника из Керкиры, который сказал: «Преподобный Паисий с детства пережил депортацию греческого населения, практически геноцид». По некоторым подсчетам миллионы человек погибли просто в процессе переселения. И священник сказал: «Возможно, детские травмы привели к тому, что старец Паисий делал такие предсказания. Они связаны с его обидой и с этой болью, которая не могла в нем найти никакого выхода. Я имею в виду духовный выход». Мне кажется, что сведения об этом предсказании мы получили от детей, которые учились в Афониаде, и которых окормлял старец Паисий. Афониада – это детская школа на Афоне. Дети часто ходили к преподобному. И святой им рассказывал такие вот вещи, как сказки, удивляя их. Вполне возможно, что эта информация не предназначалась для передачи другим людям. Хотя сейчас она благодаря интернету и разошлась, но изначально это было для детей.
Одним из этих детей был писатель Афанасий Раковалис, который об этом рассказал. Все эти предсказания скорее определяют вектор развития событий, а не факт того, что они точно произойдут. Но то, что рассказывал старец Паисий, – это были некие предсказания в такой иносказательной форме, которые он, видимо, получил в общении с некими святыми. Когда мы начинаем сами трактовать то, что он не мог трактовать, то мы встаем на ложный путь.
– Александр Олегович, а какие еще запоминающиеся моменты со съемок фильма у Вас остались?
– Очень много всего происходило. Было очень для нас важно интересное интервью, которое мы сняли с настоятелем монастыря в Ватопеде, архимандритом Ефремом. Он совершенно удивительный человек, он говорил просто и очень ярко. И удивительным образом говорил практически так, как говорил в моем представлении преподобный Паисий. Но он такой веселый, такой ласковый, такой дедушка. К нему всегда можно подойти, что-то спросить.
Конечно, самое потрясающее и удивительное – это «ночь памяти» Паисия Святогорца. 80 тысяч человек приезжали в маленький монастырь Суроти. С детьми, с маленькими детьми, большими семьями, маленькими… Стояла бесконечная, совершенно нескончаемая очередь к могиле преподобного. Потом они раскладывают одеяла, спальные мешки, садятся, разговаривают, едят. И это не похоже на посещение святого. Это как будто семья приехала к дедушке. Приехали к дедушке с внуками, повидались – и поехали домой. Именно так это всегда выглядит. И вот это состояние людей мы как раз хотели передать. Последняя серия фильма, которая посвящена семейной жизни, почти полностью об этом празднике. Разные люди подходили к отцу Киприану и просто рассказывали ему о своих отношениях с преподобным Паисием. А мы всех их снимали. При этом вокруг него собралась целая толпа.
– Поделиться хотелось радостью, что в сердце?
– Да-да-да. Я снимал – и невозможно было остановиться. Мы снимаем час, два, три, четыре… А надо все время точки менять, надо следить за резкостью, надо думать, как работают еще две другие камеры… и в какой-то момент я понял, что силы мои иссякли. Я сказал: «Стоп! Полчаса перерыв». Лег на землю – прямо там, где стоял, – и полчаса спал. Люди затихли и говорили: «Пусть он поспит». Ровно через полчаса я проснулся, и мы продолжили работать дальше.
– Александр Олегович, работа над фильмами о преподобном Паисии как-то Вас в духовном плане изменила?
– Изменения, конечно, произошли. И очень серьезные. Но я их не вижу. Я же говорю, что святой Паисий – очень тактичный святой. Я стал понимать, что главное в жизни – не битва за свои интересы, за деньги, за свое творчество, за самореализацию. Если ты строишь свою жизнь как служение, тогда получается все намного более цельным, интересным, и все, что тебе нужно и хочется, приходит. Раньше я этого не понимал. А теперь это для меня естественно. Кто это сделал? Святой Паисий Святогорец.
Беседовала Мария Колосова