- Какие современные этнополитические и этнокультурные процессы можно выделить в современной Центральной Азии?
- Большое спасибо за приглашение и за возможность пообщаться на тему, которая мне достаточно интересна. Говоря об особенностях современной этнополитики в Центральной Азии, прежде всего стоит подчеркнуть её мультикультурность и полиязычность. В целом здесь нет ничего нового, так как 90% государств мира сегодня в той или иной степени мультикультурные и полиязычные. Эта тенденция современного глобализированного мира. Далее мы попытаемся охарактеризовать всю центральноазиатскую пятерку.
Казахстан – это страна, где проживает более ста национальностей. Образующие этносы – это казахи, которые составляют примерно 90% населения. На остальные 10% приходятся те самые 90 национальностей. 90-е годы 20 века сыграли достаточно, может быть, где-то добрую, а где-то и злую шутку. Однако Казахстан отличается от других стран пятерки тем, что именно мультикультурность сохранилась в большей степени. Государство сумело сохранить своё разнообразие.
Если мы рассмотрим другие республики, например, Таджикистан, то можно отметить большой поток уехавших людей. По своему опыту могу сказать, что, будучи жителем Центральной Азии и побывав во всех центральноазиатских республиках, Таджикистан практически монокультурен. Но, зная русский язык, можно свободно общаться со всеми жителями Центральной Азии.
Очень интересный случай произошёл со мной в Туркмении. Никого ни в коем случае не хочу обидеть, но, несмотря на то, что я являюсь коренным жителем Центральной Азии, в Туркмении я в большей степени почувствовала себя иностранкой. Хотя в других республиках такого ощущения нет, там ты как будто всегда оказываешься дома.
В этнокультурных процессах можно выделить возрастание доли государственных языков. Это ни в коем случае не связано с какими-то политическими процессами. Журналисты очень любят поднимать тему вытеснения русского языка, но на самом деле это не так. Он не вытесняется. Это обусловлено тем, что русские в Центральной Азии являются этническим меньшинством, и это нормально, но это крупный народ.
Более того, не стоит забывать про особенности демографического поведения: русская семья – это один, максимум два ребенка. Мы должны понимать, что число русских будет либо оставаться на этом уровне, либо, что чаще происходит, уменьшаться, потому что на смену двум родителям приходит только один ребенок. Кроме того, выезд на учебу – это безвозвратная миграция: дети уезжают учиться в Россию к тому времени, когда их родители выходят на пенсию. В целом, мы сегодня фиксируем то, что миграционные потоки находятся примерно на одном и том же уровне. То есть, это вопрос роста актуальности государственных языков, что является характерным и для Казахстана, и для Узбекистана, и для Кыргызстана, и для Таджикистана, и для Туркменистана.
Стоит также обратить внимание на этнокультурный синтез. Представители нетитульных национальностей, которые проживают на территории Центральной Азии, очень многое перенимают из обычаев, из традиций, растет число межэтнических браков. Я это могу проследить по своим студентам. С одной стороны, вы меня представили как руководителя Центра аналитических исследований «Евразийский мониторинг», но я также преподаю в Международном университете Астана. И не случайно у него статус «международного университета»: глядя на своих студентов, я вижу очень много детей, рождающихся в межэтнических браках, что является очень интересным. Эти ребята сами выбирают свою идентичность: кто-то казахи, кто-то русские, кто-то украинцы, кто-то таджики и так далее. В зависимости от того, какие корни они имеют.
- Как современные этнополитические и этнокультурные процессы влияют на отношения между этим регионом и Россией?
- Здесь не найти однозначного ответа, потому что мы должны смотреть в фокус внимания. Влияет, например, на выезд на учебу. Престиж российского образования остается, однако в связи с текущим конфликтом России с Западом есть определенные нюансы, которые, заставят кого-то сделать выбор, может быть, в пользу, допустим, восточноевропейского университета или другого. То есть нужен анализ: я смогу сказать, что самое большое число иностранных студентов в России – это студенты из Казахстана. Тогда мы снова приходим к вопросу, в чем же заключается престиж? Студентам из Казахстана, которые учатся в России, не нужно учить язык, то есть можно сразу приступить к процессу обучения.
С 2003 по 2024 год в рамках проекта Министерства науки и высшего образования Республики Казахстан изучалась граница. Мы проводили опросы только с казахстанской стороны, так как это совпало с началом СВО и кросс-граничные исследования в неспокойной обстановке были просто-напросто небезопасны. Вы сами понимаете, приоритет любого исследования – это всегда комфорт респондента и безопасность исследователя. Мы заметили, что даже в напряжённой мировой обстановке отношения остаются абсолютно нормальными. Когда мы ездим отдыхать, мы интересуемся всевозможными культурными достижениями. Казахстанцам в России интересны краткосрочный туризм, лечение, дела бизнеса. Это могут быть совсем близкие приграничные районы. Россияне очень любят заниматься закупкой бензина, так как в Казахстане он дешевле. В целом, можно сказать, что это нормальные отношения соседей, которые несколько сотен лет провели бок о бок, привыкли к друг другу. И как все нормальные соседи могут высказать друг другу что-то, но при необходимости помогут. Это демонстрируют чрезвычайные ситуации, которые происходят, особенно если это близ приграничья, обязательно люди приходят друг к другу на помощь, точно так же, как и государства приходит друг к другу на помощь.
- А как вы думаете, какие сегодня направления, тенденции наблюдаются в этнических процессах в Центральной Азии?
Вопрос очень сложный, это даже может быть вопрос вообще отдельного интервью, и вполне возможно, если здесь был бы кто-то сидел, этнограф или культурный антрополог, они бы осветил эту тематику совсем по-другому. Но, что мы можем отметить: во-первых, идёт процесс формирования именно тех самых политических наций. Потому что нация, как политическое сообщество, все-таки конструируется. Мы с вами живем в тех странах, где очень любят примордиализм, где нация определяется принадлежностью.
Могу рассказать немного о себе: я родилась в Казахстане, но при этом моя мама наполовину русская, наполовину эстонка. Мой папа еврей, рождённый в 1937 году, кто имеет понимание, тот сообразит, почему Мармонтова Виктора Иосифовича в паспорте записали русским. Но в моем паспорте не стоит графы «национальность», я её убрала по внутренним убеждениям. Всегда, когда меня спрашивают: «Кто я?» Я отвечаю, что являюсь гражданкой Республики Казахстан. Для меня этнический фактор не играет определяющей роли. Но это очень часто это всех интересует. И вопрос: «Кто ты, казашка или казахстанка?» Я очень часто его слышу на конференциях, приходится объяснять, что Казахстан – разная страна, мы все разные, но мы живем под «Кок Тенгри», под единым голубым небом. И в целом я могу сказать, что такая тенденция характерна.
Я могу точно ответить про Узбекистан. Я часто бываю в этой стране, тепло отношусь к узбекским братьям, потому что это люди, у которых всегда тепло, добрая атмосфера, вкусная еда, там просто хорошо. Ещё один процесс заключается в вопросе: кто такие русские в Центральной Азии? Вот мы как бы свои русские. Я даже помню свою бабушку, которая не родилась в Казахстане, а была сослана. Она всегда говорила, что настоящие русские живут по ту сторону Уральских гор, имея в виду Казахстан.
Я попала в Ташкент в период, когда уже 2-3 месяца шла СВО, и прошел тот момент, когда люди, которые хотели уехать, уехали. Есть прекрасное развлечение пойти делать базар в Ташкенте или в другом городе Узбекистана. Узбеки говорят именно «делать базар», а не пойти на базар. Я прихожу, начинаю торговаться. Понятно, мне говорят одну цену, я эту цену бью напополам. Продавец мне говорит: «Сестра, что же вы московские такие наглые? Зачем ты так цену бьешь?» Я ему отвечаю: «Жок, мен Москваемеспын, мен казакпын (нет, я не из Москвы, я из Казахстана)». Тут узбек падает от хохота под прилавок и спрашивает: «Правда?». И я достаю с гордостью синий паспорт и говорю: «Всё, дай мне цену как для своих, но московских разрешаю обдирать».
Я могу рассуждать о коренных национальностях, то есть о казахах, узбеках, кыргызах. Там есть свой момент, но лучше говорить об инокультурных компонентах в Центральной Азии, например, о смешении. В чём это проявляется? Например, праздник: если на праздник не казахская семья готовит бешбармак или плов – это абсолютно нормально. Причём я могу сказать, что и казахская семья будет запекать гуся. Всё это обусловлено человеческой природой. Всегда хочется чего-то необычного и чего-то другого. И это очень хорошо это видно по этническим процессам. Допустим, в сторону Центральной Азии от России следует какой-нибудь выпад, не очень умные люди сразу начинают рассуждать, не понимая региона, что этому региону нужно сделать. Это можно проследить по социальным сетям. Вот есть же тренд, когда девушки из Индии под индийскую музыку делают макияж, всё то же самое начали делать девушки из Казахстана под казахские песни. И таких моментов очень-очень много, наверное, это всё-таки особенность Центральной Азии. Я здесь побуду оптимистом: хотя с современными средствами всё возможно, но в этом регионе разжечь этнополитический конфликт будет гораздо сложнее, потому что люди более терпимые.
- Какие исследования российских или центральноазиатских ученых становятся ключевыми для понимания этнополитической динамики в регионе?
- Я уже упоминала о большом проекте Министерства науки и высшего образования, где изучалась казахстанско-российская граница. Здесь замешана этнополитика, потому что именно северные регионы Казахстана – русскоязычные регионы, и основная часть русских в Казахстане сосредоточена именно в северных областях. Есть очень серьезные исследования, которые проводятся по корейцам в Центральной Азии. Этим вопросом занимается Южная Корея, а также имеет прекрасный опыт преподавания казахского языка. У меня был опыт общения с студентами из Южной Кореи, которые приезжают по программе академической мобильности. Они приезжают с хорошим знанием казахского языка. Потом у них случается небольшой шок, и они понимают, что им с казахским языком очень тяжело.
Также есть прекрасный опыт Китайской Народной Республики. Именно в Шанхайском университете иностранных языков набирались группы студентов, причем из этнических ханцев, которых обучали языкам Центральной Азии, потому что этот вопрос нужен для работы в регионе. Был такой случай, когда этническая кореянка, гражданка Южной Кореи защищала диссертацию по итогам своего исследования в Казахстане, обучившись в докторантуре в Институте Ассамблеи народа Казахстана. Возникает вопрос почему? Потому что наш опыт взаимодействия этносов неоднократно презентовался на трибунах ООН.
В Казахстане существует такая структура, как Ассамблея народа Казахстана, мне там посчастливилось возглавлять службу анализа и мониторинга сферами этнических отношений. Мы тогда вели прям полноценные замеры ситуации, анализировали, если выявлялись какие-то проблемы, то это сигнализировалось в Администрацию Президента. Сейчас существует специализированный институт этнополитических исследований, где проводится большая системная работа. Кроме того, сейчас идут исследования по типам демографического поведения женщин разных этнических групп, по межэтническим бракам.
Наука не всегда будет в публичном пространстве. А вот популизм, который зачастую выдается за науку, сегодня очень ярко выражен, и, к сожалению, это не всегда научные результаты, а чаще всего эмоциональные заключения, сделанные на примере двух-трех интервью, которые могут не показывать всего объема выборки. То есть исследований очень много, и это достаточно интересные вещи, которые имеют как научное, так и практикоприменительное значение.
- Каким образом этнополитические аспекты влияют на экономическое сотрудничество между Центральной Азией и Россией?
- Я бы сказала, что напрямую никак. Потому что этнополитика – это этнополитика. А чем хороша экономика? Экономика не привязывается к паспорту. Экономика привязывается к выгоде и прагматике. Попытаюсь расширить вашу тему и сказать, что в Казахстане это будет работать в меньшей степени, потому что мы не признаем двойного гражданства. Поэтому, я думаю, что этнополитика не будет привязываться.
Если мы будем говорить о российских казахах, у которых есть бизнес в Казахстане, но тут стоит отметить, что это вполне успешные люди. Или мы будем говорить о как раз таких казахах, у которых есть родня в России. Это сфера этнополитики.
Но, например, по отношению к Узбекистану или Кыргызстану всё гораздо сложнее. Почему? Потому что это трудовая миграция. Скорее всего, идет работа по изучению того, как воспринимаются мигранты. Мне бы хотелось видеть результаты таких исследований, которые будут давать мигрантам базу для того, чтобы у них было понимание что им ждать в эмиграции, так как это облегчит возможности адаптации. Это, может быть, защитит их от обмана, защитит их от определенного хейта. Более того, подобные исследования позволят избежать таких ситуаций, как трагедия в Крокус-Сити Холле.
Ведь терроризм не имеет этнической принадлежности. Терроризм – это просто абсолютное зло. Здесь не зависит от того, кто это был, араб, сириец, таджик или грузин. Потому что в итоге это вылилось в определенные проблемы для представителей Таджикистана. Прилетев в Москву, я видела, насколько жестко работают фильтрации в аэропорту. Проверяют жителей Центральной Азии. Я стояла на паспортном контроле, и впереди меня было определённое количество таджиков и узбеков. Трое ушли на повторный контроль. Кстати, казахстанцы проходили очень быстро. Эти аспекты, может быть, не в чистом виде этнополитика, но из этих вопросов она складывается.
Ссылка на видео с интервью с Мармонтовой Таисией Викторовной на тему "Этнополитические и этнокультурные процессы в современной Центральной Азии" - https://youtu.be/BHRB7oqVnYI