Баронесса де'Люкк была настолько хороша собой, что даже бобыль Роберт Гук однажды на неё засмотрелся. Таращился, закусив все губы разом, и приговаривал:
- У умного человека и губа не дура, - имея ввиду то ли себя, то ли Ньютона.
Сэр Исаак Ньютон, услышав это, тоже закусил свою умную губу и вызвал Гука на дуэль.
- Будем стреляться на вот этом, - Ньютон достал из кармана свой вороненый кулак крупного калибра, предъявляя его оппоненту под самый нос.
Гук достал своё оружие, осмотрел его критически и остался недоволен. Это был мелкокалиберный изящный кулачок, который злые языки могли смело назвать дамским.
- Из такого больше одного раза не стрельнешь, - думал Робер Гук, украдкой оглядывая тяжёлую артиллерию великого учёного сэра, - не боевое оружие. Тут нужна смекалка.
- Дорогой мой, - обратился он к Ньютону, - спрячьте вашу гаубицу, давайте обсудим.
На эту нерасторопную попытку Ньютон ответил таким страшным загибом, что его не смог бы разогнуть самый лихой разгибальщик. Ясно было только, что существительное "рыло" стояло в очереди за энергичным глаголом "начищу". Честь дамы была для Ньютона заповедной зоной, в которой каждый посторонний считался браконьером.
Так как кодекс чести официально не входил в свод законов, дуэль решено было законспирировать. Поединок был назначен на раннее воскресное что-то. От секундантов решили отказаться, ссылаясь на каламбур, что секунданты быстро превращаются в часовых. Имелось ввиду, что лишние свидетели ни к чему в таком интимном деле. Место было обозначено по-литературному, "поле брани", хотя брань предполагалась исключительно нецензурная.
Ранним воскресным чем-то великий учёный сэр Исаак Ньютон уверенно шагал на поле нецензурной брани, имея наготове заряженное, начищенное и даже слегка наманикюренное по такому случаю оружие. Вдруг то ли из бурелома, то ли из буерака, то ли просто из-за буя неожиданно вышел Гоголь, совсем, как говорится, без лица. Ньютон тут же ласточкой нырнул в сугроб, чтобы не сделать друга невольным соучастником.
- Убил, убил, убил, - бормотал Николай Васильевич, невидящим взором уткнувшись в торчащего из сугроба на три трети Ньютона.
Тягучим киселём протек Гоголь мимо, крепко сжимая в руке безвкусные очки в роговой оправе, и снова скрылся то ли в бурераке, то ли в буеломе.
- Пронесло, - подумал Ньютон и зашагал дальше, насвистывая какую-то фугу.
Роберт Гук в это же время трепыхался в пыльном дилижансе, который ехал в обратную сторону от поражения. Можно даже сказать так, что он улепетывал подальше, сменив уже три почтовых кареты. Но каким-то замысловатым зигзагом всё равно прибыл точно на место дуэли, где его уже ожидал Ньютон. Великий учёный пока пристреливал кулак на ближайшей сосне, от чего та по-паркетному скрипела заунывную мелодию.
- Чур я первый, - крикнул Гук и что было мочи двинул Ньютона кулаком, намереваясь попасть в аннали, извините, истории, но сильно промахнулся и полетел кубарем за тот же буй, за которым давеча скрылся Гоголь.
Выстрел был за Ньютоном, но поле нецензурной брани было девственно чистым, никаких Гуков не было на нём. Тогда великий учёный со всего маху кручёным хуком дал залп по сосне, из которой вывалились разом все скрипы и короеды, опали иголки и опешившие дятлы. Разрядив таким образом оружие и обстановку, Ньютон бодро зашагал домой, в тёплые объятия коньяка и баронессы. Если у кого и остались вопросы, была ли восстановлена дамская честь, то ответ можно легко найти в том самом кубаре, которым Роберт Гук слинял с дуэли. Это был его запасной план на случай незапланированных зигзагов судьбы. Надо сказать, что не смотря на все жизненные коллизии, любовное приключение пошло Гуку на пользу. Именно оно сподвигло его на открытие закона упругой деформации, который он ещё долго мечтал применить к баронессе де'Люкк. Но этому не судилось свершиться как минимум никогда, потому что второй дуэли с великим учёным сэром Исааком Ньютоном он бы не пережил.