1789 год. Жаркий июльский день. Утро.
В окружённую восставшими парижанами Бастилию направляется делегация. Штурмовать окружённую рвом крепостью никто не желал, а потому созданный населением столицы комитет решил склонить коменданта к добровольной сдаче оружия.
Маркиз де Лоне принял делегацию радушно, пригласил отобедать, будто за стенами не кипела многотысячная толпа. Непринуждённый разговор затянулся настолько, что восставший Париж посчитал отправленную делегацию арестованной силами защитников Бастилии.
Едва пробило полдень, разгорячённая толпа выломала малые ворота и ворвалась во внешний двор тюрьмы. Гарнизон крепости тут же поднял мост, раздались призывы стрелять по воротам.
В ход пошли все пять пушек, которые накануне восставшие забрали из Дома инвалидов. Заряжены были даже две серебряные пушки, когда-то подаренные королём Сиама ещё Людовику XIV. Украшения, никогда не задумывавшиеся как оружие, начали стрелять.
Защитники Бастилии поднимать белый флаг не спешили, да и новую делегацию переговорщиков впускать тоже не собирались. Тогда в толпе прозвучала идея стрелять по бойницам. Вчерашние сапожники и портные навели одну из пушек на узкое окно. Выстрел.
Пролилась первая кровь защитников крепости. В ответ королевская гвардия открыла огонь по толпе с башен — теперь потери понесли и бунтовщики. Толпа взревела, на улицы высыпало ещё больше людей.
Толпа у стен крепости росла с каждой минутой. Из окон выбрасывали столы и стулья, комоды и секретеры, тумбы и табуреты — ближайшие к Бастилии улицы перегородили баррикады.
Кругом стоял ужасный шум, продираемый иногда криками и лозунгами. «Слава третьему сословию! Долой Бастилию! Долой коменданта де Лоне!» — восклицали особенно ревностные жители столицы. Повсюду мелькали красно-синие флаги Парижа. Предложенные Демуленом кокарды из листьев деревьев образовывали собой зелёную волну, бившуюся о стены жилых домов, церквей, лавок.
Всего день назад, двенадцатого июля, город замер в страхе перед королевской армией, стягивавшейся к Версалю. Теперь же парижане вели ожесточённую борьбу, не задумываясь о последствиях. Четырнадцатого июля они хотели одного — вооружиться, чтобы защищать свой город.
А единственным местом, где можно было найти порох, была именно Бастилия. Ушло время, когда в её застенках содержались Генрих Конде, Николя Фуке, Вольтер, Бомарше, кардинал де Роган, Маркиз де Сад и Железная маска — истории их заточения будоражили умы, прибавляли мрачности и таинственности обветшавшей за многие века существования цитадели.
Когда-то её стены нависали над воротами предместья Сент-Антуан, одним лишь видом грозя всякому входившему в столицу наказанием за нарушение порядка. Теперь же всё обстояло иначе.
Глубокие трещины, сколотые и выпавшие кирпичи, ржавые решётки на окнах, облупившаяся штукатурка — Бастилия походила не на жестокого бесстрастного стража, а на покрытого шрамами старика, в молодые годы наводившего ужас, а теперь вызывавшего лишь жалость.
Ныне в знаменитой королевской тюрьме сидело лишь семеро заключённых: четверо из них попались на жалком фальшивомонетчестве, одного приговорили к заключению за убийство, а двое оставшихся и вовсе были умалишёнными — с великими узниками они не имели ничего общего.
К вечеру к Бастилии собралось уже восемьдесят тысяч человек. Восставшие принялись обстреливать цепи, удерживавшие подъёмный мост. Коменданту не осталось ничего, кроме как сдать крепость и надеяться на милость толпы.
Маркиз приказал передать бунтующим записку с условиями капитуляции гарнизона крепости через щель в воротах. Получив бумагу, — что стоило целой человеческой жизни несчастного, что поскользнулся на доске и разбился насмерть во рву — лидеры восстания, члены «постоянного комитета», согласились с требованиями сохранения жизней оборонявших Бастилию гвардейцев.
Ворота опустились, толпа ворвалась в тюрьму и вынесла оттуда весь порох, все боеприпасы, выпустила заключённых. Коменданта арестовали и повезли к Гревской площади. Аристократ де Лоне хорошо знал историю этого места.
Здесь, перед фасадом парижской ратуши, была сожжена грозной инквизицией мистик Маргарита Поретанская.
Здесь сначала был повешен, а затем и сожжён, кальвинист Анн Дебур.
Здесь смерть нашёл невольный убийца Генриха II, граф де Монтгомери.
Здесь четвертовали тело повешенного перед тем убийцы Генриха III Жака Клемана.
Здесь казнили убийцу следующего короля, Генриха IV.
Здесь четвертовали и неудачно покусившегося на жизнь Людовика XVДамьена.
И вот снова площадь перед городской мэрией стала местом казни — толпа волокла по брусчатке бездыханное тело старшины Парижа Жака де Флесселя. В его кабинете члены «постоянного комитета» обнаружили неотправленную в срок записку для коменданта де Лоне: «Я развлекаю парижан кокардами и обещаниями; продержитесь до вечера, и вы получите подкрепление».
Восставший Париж, и без того напуганный возможностью ввода королевских войск, не мог предательства — комитет постановил судить обоих в Пале-Рояль. Не пытаясь сопротивляться, де Флессель вышел без охраны к толпе, надеясь оправдаться и найти снисхождение, но тут же был застрелен неизвестным в висок. Под общее одобрение убили и маркиза де Лоне — отрубленные и насаженные на пики их головы долго ещё носили по улицам города.
***
В Версаль новости пришли на следующий день. В восемь часов утра герцог де Лианкур, по обыкновению пробудивший короля, счёл необходимым сообщить монарху о случившемся в соседнем Париже, не забыв в красках и подробностях рассказать Людовику XVI о казни коменданта Бастилии и судьбе купеческого старшины столицы:
— Но ведь это же бунт! — воскликнул король.
— Нет, сир, это — революция... — тихо ответил герцог, продолжая помогать королю совершать туалет.
Крик Бастилии раздался — Великая французская революция началась...