(книга «Больше, чем тире»)
Если всё же попытаться описать каждый выход в Варну каждой группы курсантов на протяжении всех трех дней нашей стоянки, то подобный опус по своему объёму может составить конкуренцию знаменитому полному собранию сочинений вождя мирового пролетариата. Ведь в город мы выходили не общим ротным строем, и не все разом, а разделившись на отдельные небольшие группы. Это было сделано не столько из гуманных целей - чтобы не наводить паники среди местного населения, что, мол, в город вдруг высадился десант интервентов, сколько для простоты контроля за курсантами. Поэтому глава состоит из коротеньких рассказов, похожих на анекдоты или прозаические миниатюры, связанные одним географическим местом на планете Земля, и ограниченные лишь тремя сутками отдыха.
«Заграничная» инструкция.
Повторюсь, для удобства контроля за личным составом во время заграничных прогулок весь курсантский контингент был поделён на группы, состоявших из четырех - пяти курсантов и одного офицера, который отвечал не только за маршрут прогулки, рекомендованный и утверждённый вышестоящим командованием, но и за дисциплину среди вверенных ему на время прогулки курсантов. Откровенно говоря, хотя маршруты у всех групп был приблизительно одинаков, но в зависимости от офицера, его менталитета и подготовленности к суровым условиям заграницы, каждая прогулка разительно отличалась от предыдущей. Именно от старшего группы зависело – будет ли этот сход на берег насыщенным и интересным или будет напоминать банальную прогулку испуганных дошколят подготовительной группы детского садика вокруг беседки, взявшись за руки.
Стоит заметить, что перед первым сходом на берег офицеры особливого отдела распространили среди курсантов инструкцию правильного и должного поведения советского военнослужащего за границей. В ней было много полезного и интересного, порой граничащего с потешным и даже абсурдным (с точки зрения сегодняшних реалий). Один из пунктов инструкции, который вызывал у курсантов приступы гомерического хохота, гласил, что «За границей» следует с предельной осторожностью общаться с незнакомцами, особенно свободно владеющими русским языком, так как это могут быть либо шпионы, мечтающие завербовать морально неустойчивого советского моряка, либо эмигранты, желающие склонить своего собеседника к предательству. Суровая Советская инструкция однозначно трактовала, что в случае проявления такой ситуации военнослужащий должен гордо, громко и отчётливо, совсем по-маяковски ответить незнакомцу: «Я с предателями Родины не разговариваю!»
Запретный сход или Ферботное увольнение.
Это от немецкого слова ферботен (verboten) – запрещено.
В первый сход на берег, как раз после смены с камбузного наряда, нам было запрещено всё. Ну, почти всё. Старшим нашей группы был назначен офицер с одной из кафедр третьего факультета. В училище он слыл нормальным, лояльным и добрым офицером, имеющим вес и авторитет как среди офицерского корпуса, так и среди курсантов. И в первые минуты прогулки мы даже очень обрадовались, что нам повезло с таким старшим. Но дальнейшие события показали, что радовались-то мы преждевременно, и неоправданно рано выдали этому офицеру кредиты своего доверия и лояльности.
Как только мы покинули территорию порта, он вдруг неожиданно и как-то неестественно весь напрягся. То и дело постоянно оглядываясь по сторонам. Мы не сразу сообразили, что он ожидал, когда же к нам вдруг подскочат люди в чёрных строгих костюмах похоронной команды, с темными зеркальными очками и едва заметными наушниками в ушах - ЦРУ-шники вместе с коварными членами тайной службы Ми-6 и Моссадом заодно, и тут же начнут прямо здесь изо всех сил нас вербовать, склонять к предательству и умолять выдать самую страшную военную тайну. И именно в тот момент он стал искренне думать, что рядом с ним сейчас не мальчиши-кибальчиши, а подлые мальчиши-плохиши, алчущие корзину печенья и бочку варенья.
Даже фотографирование возле красивой баркентины «Калиакрия» с неприличным бронзовым бушпритом в виде полуобнажённой Наяды, вызвал у старшего нашей группы неподдельную тревогу, и он просительным тоном уговаривал нас не подходить особо близко к соблазнительному античному бушприту и не фотографироваться на фоне сверкающего на солнце обнажённого бюста, «чтобы никто ничего такого бы не подумал».
Нас такой подход не то чтобы расстроил, а несколько удивил, ведь возле этого парусника, принадлежащего местному яхт-клубу, перефотографировались практически все курсанты и матросы из состава экипажа корабля включительно. И, заметьте, ни у одного болгарина тогда не возникло ни малейшего желания «подумать чего-то такого».
После такой рискованной фотосессии наша «ферботная» группа покинула территорию порта и, выйдя на широкий бульвар, направилась к вечернему городу. Кстати, Варна оказалась довольно-таки большим и приличным городом, представлявший из себя своеобразный симбиоз архитектуры и прибалтийских городков, и городков северного побережья Черного моря одновременно.
Необычно было видеть на улицах города большое количество не иномарок, а советских машин, и создавалось такое впечатление, словно мы вышли не в иностранный город на прогулку, а в обыкновение увольнение в один из советских приморских городов. Здесь даже магазинные и рекламные вывески были сделаны на исковерканном русском языке нашей родной кириллицей. К сожалению, и магазины, и всякие ларьки с торговыми палатками в этот вечерний час уже были закрыты, и мы бесцельно изматывали себя пустопорожней прогулкой по жарким уставшим улицам.
Все наши попытки отдалиться от порта и продвинуться к центру города, офицером корректно, но настоятельно пресекались, и мы прохаживались исключительно по тем улочкам, с которых гарантированно проглядывалось или синее море, или портовые краны – чтобы ненароком не потеряться. Ничего не предвещало ужасного и непоправимого, как вдруг мы неожиданно для себя вышли к скверу, в центре которого располагался большой православный храм. Это был местный Успенский собор. Красивое архитектурное строение. Мы опрометчиво предложили нашему офицеру пройти вовнутрь и посмотреть – как там внутри. Наш офицер вдруг побледнел, и тут же принялся уговаривать отказаться от подобной крамольной авантюры. Главным аргументом его «отговоров» был неоспоримый фактор того, что «мы же комсомольцы», а стало быть, нам не пристало посещать подобные культовые заведения. Видя наше искреннее удивление, замешанное на диком разочаровании, в качестве лёгкой уступки офицер позволил нам лишь сфотографировать собор, неодобрительно отнёсся к тому, что мы сами стали фотографироваться на его фоне и решительно отказался сам фотографироваться на фоне «этого объекта религиозного культа».
И вдруг, совсем неожиданно для нас для всех из собора вдруг вышли несколько курсантских групп. Они совершенно легкомысленно, не обращая ни на кого внимания, сделали несколько фотографий вблизи и на фоне храма. Постояв ещё немного, группы обошли стороной большое здание и самоотверженно направились по скверу в сторону центра города, презрев все опасности и угрозы заблудиться в бесконечных лабиринтах улиц. Завидев такое, мы в искреннем удивлении указали на это нашему офицеру:
- Ну вот же, другим же можно и в храм, и в центр города. А чем мы хуже?
- Вы не хуже, вы - лучше! - хладнокровию и рассудительности нашего старшего можно было только позавидовать, - зачем вам нужны лишние проблемы?
Нам нечем было крыть, и мы также решительно и не менее отважно, как и наши собратья, пошли на выход из сквера, правда, в противоположном центру города направлении – к порту. Старший группы мало-помалу стал успокаиваться. Нет, вы только не подумайте, что он был весь закрепощённый и закомплексованный, вовсе нет. Он однажды немного пошутил и даже сам предложил нам сфотографироваться и согласился составить нам компанию для, так сказать, массовости и антуража. Это когда мы заметили на набережной небольшой ларёк с мороженным, который, к слову сказать, тоже был закрыт. Но на ларьке был нарисован популярный в то время герой американского сериала инопланетянин Альф. Сейчас он стоял нарисованный во весь человеческий рост, с маской и ластами в одной руке, а в другой он, подражая нью-йоркской статуе Свободы, держал эскимо и заявлял, что «С крем малина няма проблеми!».
Мы уже смирились со своей участью, и потеряли всякую надежду, что этим вечером в нашей жизни произойдёт что-нибудь интересное и запоминающееся, и поэтому смиренно и не спеша продвигались в сторону порта. Дорога незаметно перешла в широкую асфальтированную пешеходную тропу, идущую вдоль крутого откоса, покрытого можжевельником, и прочей субтропической невысокой растительностью. Цикады стрекотали на все лады, стараясь заглушить друг друга. В воздухе витали чайки и прочая птичья мелочь - возмутительное спокойствие и курортная вялость. Ничто не предвещало неприятностей, и тут мы вышли на небольшую очередь, состоявшую из людей пенсионного и более почтенного возраста, прижимавшихся к краю дорожки. Их было немного – не больше десятка. Они стояли смиренно и едва слышно переговаривались между собой. Казалось бы, чего тут особенного – ну, очередь из пенсионеров, коротает тёплый вечерок, наслаждаясь урбанистическими видами морского порта? Ан нет. Необычность этой группе товарищей по интересам придавала тара и посуда различных типов и модификаций, которую держал в руках каждый стоявший в очереди. То были и пластиковые канистры, всевозможные фляжки, бутылки, бидончики и даже большие литровые никелированные кружки. Завидев эту очередь, мы невольно замедлили шаг, на ходу рассматривая местных жителей. Очередь ответила нам взаимностью. Она притихла и принялась пристально разглядывать появившихся невесть откуда необычных пришельцев, принюхиваясь, словно английский сеттер на охоте, который ещё не видит притаившуюся в высокой траве дичь, но учуявший её запах.
Как учила нас инструкция, мы спокойно и не теряя достоинства не спеша прошли вдоль очереди и заметили, как стоящая впереди всех старушка, в согбенной позе, и совсем не обращая на нас внимания, держала в мелко дрожащих ручках небольшую плошку, в которую с задорным журчанием набиралась кристально чистая вода из медного витиевато изогнутого краника.
На жаре, пускай и вечерней, ужасно хотелось пить, и поэтому, позабыв про «руссо туристо облико морале», мы остановились у самого источника и стали гипнотизировать очередь, жадно сглатывая и облизывая обветренные губы, мечтая насладиться живительной прохладой без очереди. Бабушка к этому времени уже наполнила свою посуду целебной водой и не спеша направилась вверх по дорожке к центру города. Наш гипноз удался. Следующим в очереди перед краником оказался невысокий и седовласый крепко сбитый дедушка с литровой никелированной кружкой в руках цвета утренней зари, только немного тёмно-зелёной. Перехватив наши алчные взгляды, которые блуждали от журчащего краника к кружке и обратно, старичок-боровичок подставил свою бадейку под струю со словами:
- Жаден си? (Хочешь пить?)
Мы не знали, насколько был жаден на самом деле неведомый нам товарищ Си, но на всякий случай закивали головами. По крайней мере, судя по имени, тот был из социалистического международного лагеря, как в то время любили вещать с экранов телевидения.
- Сега ще пиеш, - произнес боровичок и с нескрываемым оптимизмом подмигнул нам сразу обоими глазами.
Мы вздохнули с облегчением, по крайней мере одно слово было созвучно с русским и наверняка означало, что сейчас мы попьём. Заметив на наших утомленных жарой лицах расслабленно-кривые улыбки, очередь тоже вздохнула с облегчением и одобрительно закивала.
Наконец, кружка наполнилась до самых краёв и боровичок с нескрываемым плотоядным интересом протянул её первому курсанту. Тот взял кружку в руки и вдруг замер в нерешительности, вопросительно уставившись на болгарина-боровичка.
- Пия! – широко улыбаясь закивал дедушка. Очередь точно также закивала и запела – пия, пия.
Саша Викторов нерешительно посмотрел на нас:
- Что делать?
- Пей! Люди же просят, да и остальных не задерживай.
- Ну ладно, - сказал Саша с обречённым видом облучённого Пьера Кюри, и сделал большой жадный глоток. Потом ещё один. После чего он протянул кружку Вовке Стефаненко, морщась и поёживаясь, словно вместо прохладной минералки он тяпнул чистый спирт комнатной температуры. Вован повторил не только большой глоток, но и все эволюции и те же эмоции, что мигом ранее нам продемонстрировал Саня. И тоже молча протянул наполовину опорожнённую кружку мне. Я взял её обеими руками. Странно. Кружка была не ледяной, и даже не прохладной, как нам мечталось, а даже наоборот – горячей. Это в жару такую водицу пить? Я вопросительно посмотрел на своих товарищей, уже отведавших целебное зелье, учуяв что от него исходит своеобразный запашок весьма несвежего куриного яйца.
- Пия, пия, - скандировала очередь, а вместе с ней и мои одноклассники. И я принялся «пия». Признаться, я ожидал что это будет приятная освежающая своей прохладой минералка – что-то на вроде «Ессентуков» или, на худой конец, «Боржоми» с весёлыми «щипастыми» пузырьками. Как бы не так. Это была очень тёплая, можно сказать, даже горячая вода с острым ароматом сероводорода и со вкусом разведённого в водопроводной воде хозяйственного мыла. Зажмурившись сделал один большой глоток, затем второй – поменьше, на третий у меня уже не хватило ни сил, ни мужества. Протянул остатки офицеру. Тот быстренько допил, выдохнул выпитое даже не поморщившись, словно опрокинул чарку с ледяной анисовой водочкой, и с довольным видом вернул посуду дедушке-боровичку:
- Спасибо, отец!..
- Още? – спросил пенсионер.
- Не, не, не, - на перебой и с искренней благодарностью произнесли курсанты и, забыв поблагодарить очередь за гостеприимство, ускоренным шагом направились к порту. Внутри каждого из нас постепенно наступало желудочно-кишечное ненастье, грозящее перерасти в развесёлое торнадо, и поэтому курс у нас теперь был только один – на корабль. И как можно скорее!!!
Ускоренным шагом, напоминавшим собой синтез спортивной ходьбы и классический стиль бега на лыжах, мы шли мимо вдоль высокой решётчатой белой ограды местного пляжа с аквапарком, на входе которого золотом блестела интересная надпись: «Златы пески. Градский плаж Варна». Залюбовавшись прекрасными пляжными видами на быстром ходу, сквозь мелькающие прутья решётки, мы вдруг обнаружили на желтеньком песочке несколько аккуратно расстеленных курсантских форменок и несколько вафельных полотенец по соседству с ними. В воде морскими котиками резвились и плескались несколько курсантов с нашего корабля под радостное фырканье старших групп, контролировавших общую дисциплину при нахождении в чужих территориальных водах. Несмотря на подступающие неприятные позывы внизу живота, мы всё же рискнули предложить нашему офицеру совершить обряд освежающего купания на местном пляже. На что несчастный и уставший офицер вновь взбледнул с лица, и сказал, что именно это делать категорически запрещено во время посещения «заграницы». Наши детские оправдания типа: «Ну, вон же! Посмотрите сами! Там же купаются наши! И не только курсанты, но и офицеры тоже!» не возымели положительного результата. Бледнея дальше и сильнее старший нашей группы недовольно пробубнил, что эти военнослужащие своим безответственным поведением совершают роковую ошибку, о которой следовало бы доложить куда и кому следует.
И мы, обескураженные таким аргументом, продолжили свой путь на корабль уже во фривольном лыжном стиле «Бэккантри», постепенно увеличивая скорость. Видать, эта термальная водица и в самом деле была целебной, источники которой в большом количестве водятся и по сей день в городе Варна и его окрестностях. Действенность её целебных свойств мы ощутили на себе уже буквально на подходе к причалу, где дремал наш корабль. Эта вода лечит не только суставы, но и способствует экстремально быстрому пищеварению. Так что застигнутые желудочно-кишечным ураганом врасплох, мы едва успели взлететь мухами по крутому наклонному трапу. Наш первый сход на берег ознаменовался необычайно экстремальным финалом.
И хотя наш первый выход в чужой город оставил несколько гнетущее впечатление, но мы не унывали, радуясь своей прыти, благодаря которой мы успели вернуться обратно на корабль как раз вовремя.
Большие хитрости в небольшом городе.
Оставался ещё один – последний день нашего пребывания в порту, что означало аж целых два выхода в город. Один до обеда, а второй – послеобеденный променад до ужина. Перед утренним сходом на берег всех курсантов и офицеров почему-то построили на астрономической палубе и аж сам замполит корабля выступил с отеческим напутствием, чтобы все увольняемые в едином патриотическом порыве по возможности воздержались бы от посещения различных «злаковых» мест, как то: пляжи, церкви и прочие «непотребные» объекты, где могли бы осуществиться различные провокации против советских моряков. Судя по этому спичу, вчерашний старший нашей группы оказался офицером слова, и доложил куда и кому следует. А сейчас все стоявшие на восьмой астрономической палубе притихли, сосредоточенно и лихорадочно вспоминая, какие же «злаковые места и значимые объекты» имеются в Варне, где непременно могут нанести непоправимый урон нашей репутации и привести к жесточайшей провокации.
Слава Богу, что на корабле была внедрена весьма мудрая практика не прикреплять старших групп железобетонно и в мраморе к одной и той же группе. И последующие наши выходы в город были гораздо интереснее и веселее, о чём сейчас и поведаем в рассказах и воспоминаниях наших однокашников.
Утренняя Варна была совсем другой и непохожей на вчерашнюю, вечернюю. Она встретила нас приветливо, шумно, c настежь распахнутыми дверями магазинов, кафешек и баров. Улыбающиеся прохожие неторопливо шли по тротуарам широких зелёных улиц, на которых в большом количестве то тут то там обнаруживались различные так называемые торговые развалы, пока что ещё непривычных глазу советского гражданина. А сейчас нас поражали множество лотков с овощами и фруктами, источавших свежие головокружительные ароматы. Небольшие палатки с разливными газировками невероятных вкусов и оттенков, мороженное с такой же волшебной какофонией запахов и цвета. От этого невольно было можно не только окосеть, но и изойти желудочным соком.
С нашими обменными четырнадцатью левами особо не разгонишься, но всё равно искушение было настолько велико, а солнце было настолько жарким и беспощадным, что под плотной суконной парадной формой тело плавилось со скоростью зажженной стеариновой свечи. Поэтому часть валюты то и дело приходилось тратить на питьё да на мороженное. Денежные запасы незаметно таяли, и нам приходилось особенно тщательно присматриваться к ценникам и соизмерять свои желания с более чем скромными возможностями. Так что на некоторые предметы экзотического зарубежья приходилось просто закрывать глаза, руководствуясь принципом социалистической разумной достаточности, и с гордым видом молча отходить в сторону.
Во второй сход на берег, который оказался в большей степени поучительным и пристрелочным, мы смогли себе позволить купить лишь всякую неактуальную мелочь в виде нехитрых сувениров и трогательных безделушек, которые спустя несколько лет могли бы потешить и погреть душу воспоминаниями о курсантской юности. Покупали различные брелки, фломастеры, сувенирные ножички, шариковые ручки и даже чайные мельхиоровые ложечки с надписью: «Варна», а также маленькие ампулы с розовым маслом в необычных деревянных упаковках, похожих то ли на Пиноккио, то ли на ёжика, или даже на обыкновенную русскую матрёшку. Этим стойким розовым ароматом коварные курсанты мечтали покорять не только сердца своих избранниц, но и щекотать их чудные носики.
Кто-то для своих родных покупал иную сувенирную мелочь. Я же своему младшему братику, который в то время был с родителями в загранкомандировке на далёком Шпицбергене, почти на половину своих валютных запасов купил набор из металлических моделек гоночных машин «Формулы-1». Позже брательник не раз делился своими воспоминаниями из детства, что эти машинки были его гордостью и предметом зависти друзей, и на их вопрос: «Откуда у тебя такие классные модельки?», он с пафосом отвечал:
- Это мне старший брат с моря из загранки привёз.
А сестренкам были куплены брелки в виде инопланетянина Альфа и лошадки-Единорога. Оставалось ещё пару левов, чтобы их потратить на себя родного – на покупку чего-нибудь вкусного и газированного. Но, возвращаясь на корабль, чтобы поспеть на обед, мы вдруг случайно наткнулись на большой музыкальный магазин. Вошли во внутрь прохладного помещения и остолбенели, потеряв дар речи. От такого изобилия грампластинок, аудиокассет со студийными записями всевозможных групп и исполнителей на любой вкус и предпочтение глаза разбегались и перехватывало дыхание. Ах, как же хотелось тогда закупиться всем и сразу, и что-нибудь прикупить себе ещё. А денег-то уже и не хватало прикупить что-нибудь себе подходящее и посерьёзнее. Осоловевшими в конец мы вышли из магазина и как на автопилоте добрались до корабля.
Перед обедом в кубрике все делились впечатлениями от прогулки по городу и хвастались своими трофеями. Кто-то хвастался купленными маркерами-текстовыделителями: оранжевыми, розовыми и ядовито-жёлтыми. Это сейчас они повсеместно водятся на прилавках любого мало-мальски себя уважающего канцелярского магазина или отдела супермаркета, а в те года это была настоящая экзотика и невероятная редкость.
Кто-то прикупил себе набор из четырех цветных перманентных маркеров, способных писать по стеклу. В качестве проверки и была сделана та самая памятная надпись на лакированном туловище гитары с фамилиями почётных членов клуба «Ихтиандр». Кто-то хвастался купленными толстыми разноцветными ручками. В Советском Союзе продавались металлические ручки в которых было всего четыре стержня: красный, синий, зелёный и чёрный. А вы можете себе представить такую толстую пластмассовую ручку, в которой было аж восемнадцать стержней самых различных оттенков? Это была бомба! Просто неописуемая невообразимость для того времени. Поэтому некоторые курсанты закупили их аж с десяток, наверняка не только для личного пользования, но и для своих первых коммерческих шагов на Родине.
Конечное же все обсуждали не только обнаруженный музыкальный магазин и строили планы по его захвату с последующим выкупом, но и большую аптеку в которой было то, что в Советском Союзе днём с огнём не сыщешь, и которая по многочисленным слухам находилась на бульваре, бравшем своё начало как раз у порта, возле первого же большого перекрестка.
Но как же быть с валютой, которой уже почти не осталось и отечественными деньгами, которые нигде нельзя было официально обменять? Мы так до сих пор и не поняли в чём был стратегизм замысла корабельных финансистов, которые нам приказали сдать всю имеющуюся у нас наличность под роспись, но не более 22 рублей – месячное денежное довольствие курсантов. А обменяли только по четырнадцать. После выхода из порта, нам опять же под роспись вернули «сдачу». Неужели никак нельзя было «заныканную» деньгу обменять?
Оказалось, что можно. За обедом и последующим перекуром бывалые моряки из экипажа корабля поделились с курсантами одной хитростью, как заиметь определённую сумму почти полулегальным способом. Помните, что написано в самом верху на купюрах достоинством в один, три и пять рублей, а что написано на червонцах, четвертных, полтахах и стольниках? На мелких купюрах была скромная надпись: «Государственный казначейский билет СССР», а на крупных – уже красовалась гордое, словно лозунг: «Билет Государственного Банка СССР». Казалось бы, несущественная разница, но это для несведущих. На самом деле в иностранном порту именно эти четыре купюры можно было обменять не только в местном банке, но и в некоторых ларьках, конечно же по весьма спекулятивному курсу. Но ведь конечная цель – заиметь местные денежки. Об этом курсанты знали ещё задолго до дальнего похода, и поэтому ещё в отпуске запаслись нужными и крупными «Билетами Государственного Банка СССР» в предполагаемых объёмах.
Процедура была проста, как монета в одиннадцать копеек. Подходишь к любому ларьку, расположенному желательно поближе к порту, и покупаешь там какую-нибудь безделушку стоимостью около одного лева, но вместо болгарских денег продавцу даёшь червонец или четвертной, и тебе на сдачу тот выдает уже не рубли, а болгарские левы. Правда, за такую нехитрую операцию продавец легко может зажилить один, а то и все три лева. Но тут уж ничего не поделаешь – знаешь на что идёшь и чем рискуешь. Вот такими нехитрыми операциями многие курсанты стали обладателями заветных и нужных сумм для того, чтобы осуществить свою давнишнюю мечту.
В районе таких «сердобольно-обменных» ларьков всегда кружились спекулянты и барыги этаким беспокойным планктоном. Не скрою, и к нам подошёл один спекулянт болгарского разлива с предложением купить по совсем бросовой цене «всамделишные» американские джинсы «Монтана» с завлекательными медными клёпками и вкусными лейблами. Цена и в самом деле была совсем уж бросовая – всего 150 левов. Конечно же мы отказались. Нас этими всякими «хай квалити коттоном» не возьмешь и не купишь. И мы дружно отказались от заманчивого предложения. И вот с этим и произошёл лёгкий казус. Ещё с детства, благодаря фильму «Следствие ведут знатоки», мы знали, что у болгар наш русский кивок головой означает «Нет», а отрицательное мотание головой – «Да». Об этом эксперт Зинаида Кибрит рассказывала своим коллегам Знаменскому и Томину после своего возвращения из отпуска в Болгарии во второй серии «Ваше подлинное имя». В общем мы на собственном опыте и на собственных головах убедились в том, что это не байка, и поэтому наше общение со спекулянтом несколько затянулось, пока мы перевели наши кивки и жесты отказов и отрицания на язык международного общения.
Зато какое было счастье вновь оказаться в том самом волшебном магазине и с заветной суммой в кармане. Каждый из нас в те счастливые минуты чувствовал себя богатеньким и умненьким Буратинкой. Покупали в первую очередь себе и для себя, конечно, любимых. Будучи с самого подросткового возраста диким поклонником группы «Modern Talking», я конечно же, закупил винилы всех пяти альбомов, выпущенных тогда болгарской звукозаписывающей компанией «Балатон». На остатки были куплены две аудиокассеты: «Scorpions» с относительно новым альбомом 1988 года «Savage Amusement» и сборник из двух кассет весьма популярной в Союзе рок-группы «Pink Floyd» со старым, но гениальным альбомом «The Wall».
Другие ребята тоже прикупили по своему вкусу кое-что, но зато собратья из четвёртого взвода оказались более прозорливыми и даже прагматичными. Рагиб и Алик решительно скупали пласты не по своему вкусу, а сообразуясь с номенклатурой и потребностями советского аудиорынка на «хард энд хэви». Так что несколько пластов с ругательными названиями «Iron Maiden», «Accept», «AC/DC», «Uriah Heep», «Deep Purple» совместно с весёлым парнем по имени «Alice Cooper», были скуплены ими в нескольких экземплярах, чтобы спустя месяц оказаться на чёрном рынке города Калининграда, за которые любой местный меломан был готов не только снять с себя последние портки, но даже заложить целый памятник дедушке Калинину, что стоит на площади перед Южным вокзалом и по сей день.
Чего уж скрывать – Рагиб и Алик были королями последнего вечера, когда все хвастались своими трофеями.
Пока мы в этом магазине ковырялись среди винилла, аудиокассет, а также в своих карманах и носах, в магазин вошла очередная группа курсантов и огорошили нас ужасной новостью, мол, пока мы тут пялимся и вялимся, в аптеке уже заканчивается дефицит. Сто раз нам повторять не было необходимости, и мы тут же покинули волшебную музыкальную лавку, и ускоренным шагом направились в сторону заветного первого перекрестка двух бульваров.
Мне кандон и этот, как его...
Когда же мы своей группой подошли к нужной аптеке, то увидели, как из неё вышло несколько наших курсантов, оживлённо о чём-то переговариваясь с заговорщицкими лицами. Встретившись взглядами, они одобрительно кивнули, бросив на ходу:
- Торопитесь, там уже всё заканчивается.
Вошли вовнутрь. Сразу же пахнуло стерильностью, и настораживающей смесью всяческих медикаментов. Только что от прилавка отошла очередная группа наших, пряча в свои сумки, пакеты и дипломаты небольшие серебристые коробочки и плоские светлые пачечки с нежной розочкой на упаковке, наверняка в них были спрятаны какие-то волшебные таблетки. Немного в стороне от прилавка стояла небольшая очередь из местных покупателей и в терпеливом ожидании, обреченно кивали головами, мол, проходите и вы без очереди. Один из отошедших от прилавка курсантов шёпотом произнес пароль:
- «Кандон» и «Постинур».
Теперь мы, став обладателями заветного заклинания, весьма уверенной и твердой флотской походкой подошли к прилавку. Очередь из местных расступилась и притихла, а продавец в белоснежном халате и трогательном колпачке на голове улыбнулась и, пересчитав нас по головам, нагнулась под прилавок, что-то набирая в руки.
Глядя на её изящную и хрупкую спинку в обтягивающем белоснежном халатике, сквозь который предательскими полосочками выделялись бретельки её волнительного бюстгальтера, один из нашей группы, негромко кашлянув для приличия, неуверенным голосом произнес в вырезанное в стекле окошечко:
- Мне кандон и этот… как его…
Повисла неприятная пауза. Мы забыли второе заклинание. Продавец тут же выпрямилась и со словами: «Извольте» с широкой улыбкой, обнажившей два ряда жемчужных зубов, выложила на прилавок пять картонных коробочек серебристого цвета со стилизованным бирюзовым силуэтом, отдаленно напоминавшего фирменный знак автомобиля «Мазда». На пачке чёрная надпись толстыми буквами вселяла в покупателей оптимизм и призывно декларировала: «Condom». Рядышком лежала стопочка из пяти белых коробочек с нежными розочками с таинственной надписью «Postinor». Тут же мелькнула робкой девственной надеждой наивная мысль – а может быть это таблетки от укачивания? Может, их побольше взять?
Но на расспросы не было ни времени, ни храбрости. Авось, потом разберёмся. Продавец, всё также широко и ослепительно улыбаясь, огласила нам свой приговор в пару десятков левов. Остаток денег у каждого был свой и уникальный, но в складчину денег вполне хватало даже с прицепом. Пока сбрасывались в общую кассу, один из сведущих пробормотал:
- Может на остатки возьмём ещё «Постинора», а то тут только по две таблетки…
- А зачем они?
- Зачем? Это чтобы зазноба не шантажировала потом тебя своим залётом. Таблетки – бронебойно-термоядерные. Таких в Союзе днём с огнём не сыскать.
- Понятно. А может таблетки от укачивания лучше прикупить?
- А как ты объяснишь? Какими жестами?
- Ну, как-нибудь покажу.
- Ага! И дадут тебе либо слабительные, либо для промывки желудка…
- Нет уж, давайте тогда ещё «Постинора» купим…
Так что курсантская закупка дефицитными контрацептивами в городке Варна происходила в стратегических масштабах. По неопытности курсанты даже не обратили внимания, что и резинотехнические изделия имеют свои размеры: длину и диаметр. Но, в последствии неприятностей в связи с этим удалось избежать благодаря находчивости и прозорливости именно той солнечной аптекарше, и как минимум около ста человек на планете в определенные волнительные моменты своей жизни не раз потом поминали добрым словом ту самую продавщицу из аптеки в облегающем белом халатике и с волнительным бюстгальтером под ним, которая продавала советским морякам презервативы самых больших размеров. Да и она сама, похоже, тоже не осталась в накладе, сплавив залётным морякам-чужакам изделия неходовых и непопулярных среди местных мужчин размеров, перевыполнив месячный план по продаже всего за какие-то пару дней.
На этом бы и можно было закрыть эту щекотливо-интимную тему, да вот, вспомнилось одно занятное приключение как раз с «Постинором», которое произошло с одним из наших однокашников. Ну, конечно же, по приходу в родной город в одном из ближайших увольнений случилась у нашего курсанта «мужская радость и "мущинская" приятность, но девушка наотрез отказалась выпить волшебную таблетку, опасаясь, что её сейчас после сладострастия захотят отравить. Но курсант не только добрый и умный человек, он ещё и благородный, и чтобы успокоить свою возлюбленную, первую термоядерную таблетку прямо на её глазах без страха и упрёка запил стаканом воды. После чего и девушка решилась на такой отчаянный шаг – принять бронебойную пилюлю. Так что в тот вечер была сохранена не только честь морского курсанта, но и девичья гордость была избавлена от нежелательной беременности. На всякий случай.
Приоткрытый слог.
Костя Романченко и Игорь Кочаков, курсанты третьего взвода, во время экскурсии по Варне слегка отбились от своей группы. Совсем не специально. Ну, так получилось, что на их пути попалась небольшая табачная лавка, с широкой витриной, в которой были выставлены вкусные и яркие пачки с «заграничными» сигаретами. В то время их ещё не портили предупреждающие надписи с ужасными фотографиями и угрожающими надписями, что мол, курение приводит к смерти или прочим смертельным неприятностям и болезням. Красные с белым «Marlboro» и золотистого цвета «Winston», зелёные пачки «Salem» с привкусом ментола и красные «More» с длинными коричневыми сигаретками, желтые верблюжьи «Camel» и элегантные «Dunhill» в плотных небольших коробочках синего и зелёного цвета с золотистыми ободками – все эти и другие пачки были такими вкусными и соблазнительными, что любому, даже ни разу не курящему, хотелось причаститься к этой отраве в красивой упаковке. И Костя не выдержал, поддавшись порочному, с точки зрения Минздрава, искушению. Войдя внутрь лавки, он остановился в лёгкой нерешительности, выбирая себе пачку покрасивей и подешевле. Такого импортного изобилия в Советском Союзе нигде нельзя было встретить, вот разве что в валютных магазинах «Альбатрос» и «Берёзка» по баснословным расценкам и то - за специальные боны. А тут такое изобилие – бери, кури, не хочу. И Костя решился шикануть, остановив свой придирчивый выбор на красивой коробочке зелёного цвета, на которой золотым оттиском крикливо соблазняла надпись: «Dunhill».
Он так и сказал своему другу Игорю, стоявшему за спиной:
- В жизни не прощу себе, если не позволю на свои же деньги курнуть «Дунхила».
Продавец за прилавком невольно насторожился, ибо в этот час внутри лавки было всего трое: два наших курсанта и продавец. Костя засунул руку в карман и слегка вальяжным тоном спросил на чистейшем русском, но с болгарским акцентом, чтобы слегка сойти за своего:
- Сколько стоит Ваш «Дунхил»?
- Не «Дунхил», а «Данхил», - заметил на русском языке с небольшим местным акцентом оскорблённый продавец, и добавил, - это закрытый слог, поэтому «У» читается, как «А».
- Это у Вас тут всё закрытое, а у нас - всё открытое. Нам нечего стесняться. Так что дайте мне «Дунхил», - в ответ политически подкованный Костик вынул руку из кармана с денежными купюрами.
- Но веть енто зкритий слог, – сейчас болгарина волновала не прибыль от продажи, а принципиальность в английской грамматике.
- Да мне накакать египетскими пирамидками на всякие там открытые и закрытые слога, - вскипел Костя: хотел в «загранице» хоть немного отдохнуть – и тут пытаются учить, и добавил грубо, - ты не умничай, герундий хренов, давай «Дунхил».
- Нет «Дунхила», только «Данхилл» - болгарин не на шутку решил проявить свою принципиальность вопреки здравому смыслу мелкого негоцианта.
- Ну, хрен с тобой, - неожиданно сдался Костик, - давай свой «Данхилл»
Почувствовав сладкий привкус легкой победы, пускай и лингвистической, владелец табачной лавки торжествующе вручил курсанту заветную пачку сигарет в красивой картонной коробке.
Костя спокойно взял в руки пачку, отдал деньги и, дождавшись сдачи, вдруг громко произнёс галилео-галилеевское:
- А всё-таки это «Дунхилл», - он наставительно ткнул пальцем в надпись, - смотри! Тут нет никакой «А», лишь «У». Так что учи английский, камрад, пригодится когда-нибудь…
И был таков.
А продавец так и остался стоять в одиночестве, сражённый наповал последней победно-менторной репликой курсанта. Да и что можно было возразить, если курсант вот уже не первый год два раза в неделю интенсивно изучал английский язык?
Коллекционеры.
Мир невообразимо богат на различные рода коллекционеров? Коллекционеров монет, например, называют нумизматами, спичечных этикеток – филуменистами; значков, орденов и медалей – фалеристами, а почтовых марок… этими, как его…
Вспомнился старый анекдот. Сидят бабки возле подъезда. Одна говорит:
- У меня зять – сифилитик.
Дочка из окна:
- Мама, он не сифилитик, а филателист.
Много их, коллекционеров, по всему миру расплодилось. Вот у нас, например, был офицер с кафедры кораблевождения, который каждый год ходил с курсантами в дальние походы. И при каждом заходе в иностранный порт он покупал презервативы, и каждые – не похожие упаковочкой друг на друга – все оригинальные и неповторимые, не только для…, но и в первую очередь для своей своеобразной коллекции. У нас даже спор разгорелся, как называются подобные коллекционеры. После долгих и безобидных дебатов, мы пришли к единому мнению, что гондольеры – это всё-таки не коллекционеры резинотехнических изделий, а скорее всего мужики в широкополых шляпах с красной лентой и полосатой рубашке, которые плавают по каналам Венеции и горланят песни, катая в своих гондолах туристов и жителей города.
Хорошо. С этим разобрались. А как называется коллекционер, собирающий крышки? Нет, я знаю, что коллекционер обыкновенных крышек и пробок – это филолидист. А тот, кто коллекционирует крышки канализационных люков? Не знаете? Вот тот и оно! Я тоже не знаю! До сих пор не знаю. Ну не люкофил же, в самом-то деле?
Почему вспомнилось об этом? Так именно в Варне и произошло колоссальное пополнение коллекции у этого собирателя. Нет, вы только не подумайте. Коллекционировались не сами крышки от люков, а их фотографии. Главным фактором, который подтолкнул на такое своеобразное коллекционирование оказалось неимоверное количество разнообразных крышек люков на улицах Калининграда. Причём именно не советского производства, а ещё того – из прежней истории старого Кёнигсберга. Они и в самом деле были необычными, оригинальными и весьма отличались от современных советских: скучных и стандартных. Дальнейшие путешествия, командировки и поездки по городам и весям в различных союзных республиках непременно пополняли фотоколлекцию, и вот Варна стала той самой золотой жилой, на которую наткнулся наш старатель-коллекционер.
Что произошло с этой коллекцией в конечном итоге нетрудно догадаться. Развитие фотографии и средств фотографирования привёл к девальвации остроты и интимности процесса получения самих фотографий, а цифровизация этого процесса совсем обесценила всю коллекцию, и она бесславно исчезла в одной из многочисленных стопок сданного вторсырья на макулатуру, как раз на рубеже двух тысячелетий. Но в своё время она была тайной гордостью коллекционера необычных фотографий тяжелых чугунных люков.
Вопреки всем инструкциям.
Ну, теперь уже не страшно, и можно признаться в утаённом нами-курсантами страшном грехе. Наша группа в тот самый последний вечер, когда были закуплены пластинки, кассеты и презики с «Постинором», спешила со всех ног к себе на корабль, то невольно нарушила страшную инструкцию, когда незнакомым, заговорившим на нашем родном языке надо было грозно ответить, что мы не разговариваем с предателями. Мы уже подходили к территории порта, и даже завидели родные очертания корабля, как вдруг на нас выскочила одна супружеская пара и на чистейшем русском языке без предисловий и обиняков, ту же с места в карьер, предложила выкупить у них оставшиеся болгарские левы, так как их круизный пароход через час уже убывал в Одессу. Левов было неприлично много. Откровенно говоря, как же мы были раздосадованы, что эта пара нам так поздно попалась. Вот если бы с утра или, на худой конец, сразу же после обеда, то… И сейчас их предложение нам было таким же ценным, как прошлогодний снег. К сожалению, у нас самих уже заканчивалось увольнение на берег ,и уже совсем скоро – прямо завтра утром наш корабль должен был покинуть Болгарию.
Согласно той кошмарной инструкции, мы должны были по возвращении на корабль тут же доложиться особисту о том, что с нами заговорили незнакомые люди на русском языке, но логично рассудив, что это были не иммигранты и вовсе не предатели, а законопослушные советские граждане, которые сегодня же вечером покинут чужую страну, а завтра утром уже вернуться на Родину, то мы нарушили инструкцию и не стали понапрасну нервировать и отвлекать от важных государственных дел сотрудника госбезопасности. Да к тому же эта пара оказалась вовсе не жадной и алчной, раз в Болгарии не смогла потратить свои разменянные деньги.
Трофеи и добыча.
В последний вечер мы уже и не хвастались своими трофеями. Наоборот, более тщательно их укладывали в рундуки, сумки и дипломаты: упаковывали и утрамбовывали. Вовчик Стефаненко по секрету мне похвастался, что на остатки смог купить пару поллитровок местного пива «Златы пески», которые планирует распить в компании собратьев по случаю возвращения в родную гавань и по случаю очередной годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, которая наступит уже меньше, чем через месяц.
Были и разговоры про пластинки и кассеты, купленные в музыкальном магазине. Один из курсантов, который предыдущие два года усиленно внедрял во взводе истинную, настоящую и модную музыкальную субкультурку в виде группы «Аквариум», чего уж греха таить, весьма популярную в то далекое перестроечное время, завидев вдруг пластинки с группой «Modern Talking», аж взвился, и даже попытался в приступе своего юношеского максимализма неосмотрительно и прилюдно пристыдить, мол, до чего же опустился одноклассник, не мог что-нибудь купить посолиднее?
Ответ не заставил себя долго ждать.
- Я слушаю музыку ту, что мне нравится слушать, а не которую ради моды нужно слушать, изображая на лице умный вид и игру мысли. И не надо здесь меня сейчас убеждать, что только те, кто слушает «Аквариум» с БГ считаются истинными меломанами и умными людьми, по сравнению с остальными. Кстати, чего-то в этом магазине не нашлось ни одной завалящей пластинки или кассеты с твоим Гребенщиковым. Или по-твоему, в Болгарии проживают одни дегенераты, которые не знают истинной музыки?
Ответ был настолько яростным и неожиданным, что «Аквариумист» даже опешил от неожиданности и потом целые сутки даже не разговаривал с бунтарём – аж до самого Босфора.
Небольшое лирическое отступление. Прошли года и время всё расставило на свои места и показало, кем на самом деле оказался лидер некогда популярной перестроечно-революционной группы, который с пафосом в своё время заявлял, что он, мол, «партизан, и вместо автомата у него в руках гитара». Говорят, что он до сих пор пытается партизанить, правда уже не в России, а где-то в районе Иерусалима или Тель-Авива. А тому курсанту, кстати, со временем «Аквариум» вдруг и внезапно тоже разонравился. Своевременно…
Но вернёмся в наш кубрик, где курсанты как раз перед самым ужином делились впечатлениями и хвастались своей добычей.
Упаковывая и раскладывая свои аптечные трофеи, кто-то рассказал смешливую байку, наверняка придуманную тут же на ходу. Когда девушка, соскучившись по своему возлюбленному, вернувшемуся после дальнего похода домой, вдруг случайно обнаруживает у него коробку с презервативами, недоуменно спрашивает:
- Это что?
- Это мне, но для тебя, - ни капли не смутившись, отвечает курсант.
Потом она находит уже упаковку «Постинора» и снова спрашивает:
- А это что?
- А это тебе, но для меня.
Кубрик наполнился ехидным смехом, и тут, к одному из курсантов подошел одноклассник, уже женатый и имевший определённый жизненный опыт, и …
Зачем тебе это?
«Женатик» отчего-то решил жестоко подколоть своего собрата, наверное, желая показать всем своё превосходство в плане интимного жизненного опыта.
- Зачем тебе это? – он указал на коробку с презервативами.
- Как это зачем? – удивился его оппонент.
- Ну что ты будешь с ними делать? – в глазах «опытного» заиграли дьявольские искорки в предвкушении сочной победной насмешки.
- Использовать буду, – собеседник смущённо пожал плечами.
- А как? – допытывался «опытный».
- Как! Как! – взорвался курсант, - через каку! Надую все десять штук, свяжу воедино, и пойду с ними на демонстрацию! Понятно?
М-да. Вместо показательной порки и лёгкого унижения случился неприятный конфуз с весьма смешным финалом. Смеялся тогда весь кубрик.
На этом, вроде, и можно было бы поставить жирную точку, но тот конфуз вдруг неожиданно нашёл своё продолжение, точнее неприятную концовку. Корабль «Смольный», обогнув Европейский континент, вернулся в Балтийск как раз перед ноябрьскими праздниками.
И вот, когда все курсанты собирались в долгожданное увольнение, то одному курсанту (ну тому самому – дерзкому с коробкой презервативов) внезапно вдруг заменили праздничное увольнение на торжественный суточный наряд. На все возмущения и стенания, что никто внеочередного наряда ему не объявлял и вообще – нет у него взысканий, мудрый и добрый старшина роты с улыбкой заметил:
- А я не хочу, чтобы ты вышел на демонстрацию с надутыми гондонами в руке.
Занавес…
Вот на этом наши походы по иностранному порту и закончились. А утром наш корабль отчалил от стенки и наконец-то начал своё дальнее морское путешествие вокруг Европы.
Но об этом - уже в следующих главах.
© Алексей Сафронкин 2024
Понравилась история? Ставьте лайк и делитесь ссылкой с друзьями и знакомыми. Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить новые публикации. Их ещё есть у меня.
Отдельная благодарность мои друзьям-однокашникам, которые поделились своими воспоминаниями и фотографиями из личных архивов.
Описание всех книг канала находится здесь.
Текст в публикации является интеллектуальной собственностью автора (ст.1229 ГК РФ). Любое копирование, перепечатка или размещение в различных соцсетях этого текста разрешены только с личного согласия автора.