46 подписчиков

Мемуары Арамиса, Глава 400

3 августа 20243 авг 2024

9 мин

Глава 400

В это время в комнате герцогини де Шеврёз происходил следующий разговор.

— Что мы медлим, герцогиня? — спросил Людовик.

— У меня пока что нет плана, как вам заменить вашего брата на троне, и при этом устранить его так, чтобы никто ничего не заподозрил, — ответила герцогиня.

— Я устал ждать, — сказал Людовик с нетерпением. — Почему бы мне просто не войти в мой кабинет и не потребовать его ареста?

— Что ж, давайте отрепетируем эту сцену, — сказала герцогиня. — Предположим, что я – Филипп, а вы внезапно появились в вашем кабинете. Допустим, вы заранее спрятались в вашем шкафу. Будьте так любезны, зайдите на несколько секунд в этот шкаф, и когда вы откроете его дверцу изнутри, считайте, что вы находитесь в своём кабинете, и разговариваете не со мной, а с Филиппом.

— Хорошо, — ответил Людовик. — Пусть так. Вы – Филипп, и вы сидите в кабинете в одиночестве. Вдруг дверца шкафа открывается и из шкафа выхожу я, законный Король Людовик.

— Да, и что же вы ему скажите? — спросила герцогиня.

— Я скажу: «Филипп, не пора ли уступить трон его законному владельцу?» — ответил Людовик.

— Как вы сюда попали? — воскликнула герцогиня. — Помните, что я изображаю Филиппа. Итак, он спросит, как вы попали в кабинет. И, вероятно, воскликнет: «Меня предали!»

— Тот, кто взбирается на вершину с помощью предательства, должен быть готов, что будет низринут в бездну вследствие другого предательства, — провозгласил Людовик с торжеством. — Каково?

— Возможно, что он будет шокирован, но в конце концов он овладеет собой и решит, что следует говорить спокойно и с достоинством.

— «Я вызову охрану!» Так он скажет, — продолжила герцогиня.

— Не спешите, Филипп, — ответил Людовик. — Не важно, кто из нас вызовет охрану. Важно лишь то, кого они послушаются, вас или меня. Мы похожи как две капли воды. Мы находимся вдвоём в этом кабинете. В моём кабинете. Мы оба одеты по-королевски, мы выглядим одинаково!

— Это не спасёт вас, ибо вы не сможете сказать, что я делал неделю назад, день назад, час назад, — возразила герцогиня, продолжая изображать Филиппа. — Незнание этих фактов разоблачит вас как самозванца.

— А вы не сможете пересказать всю мою жизнь до того момента, как было совершено гнусное преступление, — ответил Людовик. — И незнание этих фактов разоблачит вас как подлого самозванца.

— Мы ещё посмотрим, кто победит, — ответила герцогиня. — Наши шансы, как минимум, равны, так что я не сдамся!

— Вы готовы разгласить нашу тайну и устроить разбирательство? — спросил Людовик. — Тогда от разглашения нашей тайны мы оба будем не в выигрыше. В особенности же — Франция!

— Это – не аргумент для вашего брата, — ответила герцогиня. — Мы не знаем, так ли уж он сильно озабочен судьбой Франции, но, во всяком случае, своей собственной судьбой он озабочен достаточно для того, чтобы не сдаться вам. Хотите услышать его ответ, который вам не понравится?

— Я слушаю, — ответил Людовик.

— Он скажет: «Вы вызовете охрану, говорите вы? Что ж, вызывайте! Но сначала потрудитесь вспомнить, кто возглавляет охрану. Капитан д’Артаньян! Вам это имя говорит о чём-нибудь? Конечно, говорит! Вызывайте охрану. Нет, стойте, я сам её вызову!»

— Д’Артаньян! — в отчаянии воскликнул Людовик. — Опять этот д’Артаньян! Его следовало засадить в Бастилию!

— Ваше Величество, я уже говорила и снова напомню вам, что д’Артаньян – не Фуке! — напомнила герцогиня. — Это – очень сильное оружие в руках того, кто им управляет! Вам лучше не избавляться от него, а воспользоваться им. Но в тот день, когда вы решитесь, нет, когда мы с вами решимся восстановить статус кво, вернуть вам вашу законную власть и ваш трон, необходимо, чтобы д’Артаньян был как можно дальше от Парижа. Пусть он возвратится тогда, когда Филипп будет в неизвестном ему месте, откуда он никогда не сможет его извлечь и вернуть.

— Могила, — мрачно сказал Людовик. — Могила для обоих будет лучшим решением.

— Если вы не откажетесь от этой мысли, я вам не помощница, — сказала герцогиня. — Либо мы с вами действуем по моему плану, либо вы один действуете по вашему плану.

— Но в таком случае, после того, как мой план приведёт к успеху, не обижайтесь на то, что я не проявлю к вам должной благодарности, — сказал Людовик.

— Вы ещё не добились ровным счётом ничего, кроме бегства, на пути к успеху, а уже угрожаете единственному вашему другу на этом пути, — спокойно сказала герцогиня. — Вы угрожаете мне тем, что произойдёт в том случае, если вы добьётесь успеха без меня. Меня эти угрозы не страшат. Без моего содействия вы ничего не добьётесь. И вы это знаете.

Людовик обхватил голову руками и замолчал. Он размышлял несколько минут.

— Вы правы, герцогиня, — сказал он, наконец. — Вы правы, а я погорячился.

— Уж и не знаю, стоит ли вам верить после того, как вы только что угрожали мне, — сказала герцогиня. — Как я могу быть уверенной в том, что вы не перемените своего отношения ко мне, когда вернёте себе трон, если уже сейчас вы столь непостоянны?

— Вы можете мне верить, герцогиня, — ответил Людовик. — Вспомните, что я поклялся на Библии, что не трону маркиза де Ла Фер и графа де Бражелон. И я продолжаю это утверждать.

— Но после этого вы сказали, что готовы присовокупить к этой клятве такое же обязательство в отношении трёх его друзей! — напомнила герцогиня.

— Вы же сами сказали, что я могу не давать клятву в отношении д’Эрбле! — возразил Людовик.

— В отношении д’Эрбле и только в отношении него, — не согласилась герцогиня. — Я не говорила вам, что вам не следует давать такого же обещания в отношении дю Валона и в отношении д’Артаньяна. А теперь я ещё хотела бы, чтобы подобная клятва на Библии была произнесена в отношении меня и моих детей. До этого мне казалось это очевидным, но сегодняшний разговор заставил меня в этом усомниться.

— Длинноватый список получится, — недовольно проворчал Людовик. — Ладно уж, включайте в него и вашего д’Эрбле.

— Это нужно не для него и не для меня, а для вас, — ответила герцогиня.

— Вот уже второй раз вы отказываетесь брать с меня обещание о неприкосновенности д’Эрбле, — отметил Людовик. — Вы его ненавидите?

— Вовсе нет! — ответила герцогиня с фальшивым смехом. — Мои к нему отношения – это клубок смешанных чувств. Когда мной овладевают одни воспоминания, мне кажется, что я его всё ещё люблю, когда же я вспоминаю о его многочисленных любовницах, особенно об этой несносной де Лонгвиль, мне кажется, что я с огромным удовольствием столкнула бы его в реку, кишащую крокодилами!

Людовик положил руку на Библию.

— Перед лицом господа и перед вашим лицом, герцогиня, торжественно клянусь, что если я вернусь на принадлежащий мне по закону трон Короля Франции, я не стану чинить зла в отношении маркиза де Ла Фер, графа де Бражелон, капитана д’Артаньяна, барона дю Валона, а также вас, герцогиня де Шеврёз, и всех ваших детей, — сказал Людовик. — Обещаю также, что герцогиня де Лонгвиль будет отправлена в Нормандию и никогда ей не будет позволено вернуться в Париж.

Лицо герцогини озарилось радостной улыбкой.

— Ваше Величество, ваша матушка Королева гордилась бы вами, вашим умом, вашим благородством и христианским смирением! — сказала она. — Знайте же, что я – ваш союзник до конца, что бы ни случилось! И, поверьте мне, это очень немало в вашем деле. Я тут поразмыслила и нашла того человека, которого мы можем использовать в нашей с вами борьбе против Филиппа.

— Кольбер? — спросил Людовик.

— Сохрани Господь вас от мысли открыть ему вашу тайну! — в ужасе ответила герцогиня.

— Де Граммон? Д’Эпернон? Де Рошфор? — продолжал перечислять Людовик.

— Не то! Всё не то! — возразила герцогиня.

— Кто же? — с нетерпением воскликнул Людовик.

— Карл IV Лотарингский, — ответила герцогиня.

— Ещё один из семейки Гизов и Шеврёзов, — задумчиво ответил Людовик. — Это будет стоить мне Лотарингии, за которую ему было выплачено миллион талеров, кроме того, за отказ от претензий на Лотарингию его семья получила статус Принцев крови. Я не намерен терять Лотарингию!

— Что ж, она останется украшением французской Короны, которая будет красоваться на голове вашего брата! — ответила герцогиня. — Серебряные талеры – не золотые луидоры, а Принцы крови – не Короли! Ваш дед Генрих IV сказал как-то что Париж стоит мессы. А неужели Лотарингия не стоит Франции? Неужели так уж жаль лишиться какой-то там Лотарингии, и, быть может, Эльзаса, ради того, чтобы вернуть себе Францию, пусть даже и без этих провинций?

— Герцогиня, человек, который ради укрепления личной власти согласен раздавать части собственной страны – враг государства и по любым законам, человечьим или божеским, подлежит суду! — возразил Людовик.

— Вам надо подумать? — спросила герцогиня.

— Мне не надо думать, — ответил Людовик. — Я могу простить заговорщиков, я могу простить открытых моих врагов, я могу обещать милосердие преступникам. Я могу пойти на многие уступки. Но я не позволю раздавать земли моего государства. И не важно, как они приобретены – деньгами ли, уступками других земель, или кровью моих солдат, или солдат моих предков. Это не обсуждается.

Герцогиня поняла, что слишком далеко зашла. В этом направлении Людовика невозможно было согнуть. Ей было даль, что ей не удалось порадеть родственнику, но свои интересы, конечно, дороже интересов каких угодно родственников. Она решила обратить всё в шутку, или что-то несерьёзное.

— Ваше Величество! — торжественно провозгласила она. — Умоляю, простите мне эту маленькую хитрость. Зато теперь я совершенно убеждена что вы – истинный Король, а на престоле находится самозванец.

— А до этого вы сомневались? — спросил Людовик и пристально посмотрел в глаза герцогине.

— Нет, я, конечно, не сомневалась, — ответила герцогиня смущённо. — Но теперь я совершенно спокойна на ваш счёт. И знаете, что мне пришло в голову только сейчас?

— Что же такое важное пришло в вашу умную голову, герцогиня? — спросил Людовик.

— Филипп не осмелится поклясться на Библии, что он – подлинный Людовик IV, — сказала герцогиня. — А для вас это не составит труда.

— Почему вы думаете, что он не осмелится на это? — спросил Людовик. — Я понимаю вашу логику, вы полагаете, что он не станет жертвовать вечным спасением и не осмелится лгать перед Господом. Но разве узурпатор может надеяться на прощение? Разве такому преступнику может быть уготовано Царствие Небесное, а не Геенна огненная?

— Если бы он рассуждал так же точно, как вы, он бы не решился на это, — предположила герцогиня.

— Хорошо, я смогу использовать это в самом крайнем случае, — сказал Людовик. — Мы не хотим доводить до огласки создавшуюся ситуацию, но если она произойдёт, то на этот случай вы, герцогиня, вручили мне победное оружие. Когда я верну себе мой трон, я прикажу инкрустировать вашу Библию золотым окладом с бриллиантами.

— Это будет очень символично и весьма по-христиански, Ваше Величество! — торжественно ответила герцогиня. — Я буду хранить её как величайшее сокровище и завещаю это же моим потомкам.

(Продолжение следует)