Причастие
(Из жизни судового механика)
Сегодня мне надо улетать на работу. Ещё вчера, когда инспектор в «Фесконтракте» выдавал мне документы для полёта, он предупредил, чтобы я заехал к нему утром и забрал какие-то бумаги, которые я должен передать в Москве представителю круинга.
Самолёт улетал в час дня, поэтому времени, чтобы заехать к инспектору и добраться до аэропорта, у меня было в обрез.
Поднялся я пораньше и вместе со всей семьёй позавтракал. Вещи в дорогу собрали ещё с вечера, но я торопился и делал всё быстро, стараясь закончить запланированные дела.
Жена молча наблюдала за мной, не вмешиваясь в мою суету. Слов у неё не было, она их сказала уже давным-давно. Ведь всю нашу супружескую жизнь все мои отходы в рейсы она воспринимала с болью в сердце и сейчас просто не хотела бередить застаревшую рану. Ведь ей опять придётся оставаться одной и вновь взваливать весь воз домашних проблем на себя и тащить его одной. Хотя дети и подросли, за ними надо уже меньше ухода и контроля, но, как говорится, малые детки — малые бедки, больше детки — больше бедки.
Но я знал все мысли, которые сейчас бродят в её голове. Основная звучала так: «Ты посмотри на него, как он суетится! Рад, наверное, что из дома срывается. А он же и не скрывает этого. Летает почти. Хоть бы постеснялся и не радовался так». Под воздействием этих гнетущих мыслей она периодически вздыхала и время от времени прикладывала к краешкам глаз платочек.
Стараясь не подавать вида, что все эти мысли у моей жёнушки пропечатаны на её очаровательном лице, я подошёл к ней, приобнял и поцеловал.
— Мамусь, ну не расстраивайся ты так. Контракт всего-то четыре месяца, и в середине мая я буду дома. Всё лето наше. Вместе проведём его, — как можно нежнее проворковал я ей на ушко, на что тут же получил в ответ:
— Ты на себя посмотри. — Она резко оттолкнулась от моей груди и ладонью указала на мою сияющую физиономию. — Посмотрите-ка на него, какой он счастливый! Улыбка с него не сходит, видите ли. Доволен он, что смывается. Пойди лимон съешь, чтобы так не сиять. — И попыталась вырваться из моих рук.
— Ладно, что ты ерунду мелешь? — попытался я успокоить свою расстроенную Олечку. — Сама же знаешь, что всё это неправда. Мне не менее твоего тяжело. Знаю, что тебе будет трудно. Но это моя работа. Сколько раз тебе говорить? Она нас кормит и даёт возможность выжить в такое трудное время.
— Да, ты прав, — глубоко вздохнув, невесело согласилась она. — Ладно уж, иди, а то времени и так в обрез. Надо ещё в аэропорт добраться.
Чмокнув свою грустную жёнушку в щёчку, я вышел из дома.
Январь во Владивостоке был во всей своей красе. Снега мало. Синее небо над головой. Чувствительный северный ветерок и минус десять. От такого букета «прелестей» пришлось поплотнее застегнуть меховую куртку, натянуть поглубже шапку и как можно быстрее преодолеть расстояние до гаража.
В гараже около нуля градусов, поэтому «Субару Легаси» завелась с пол-оборота. Прогрев машину, я не спеша выехал из гаража и направился к центру города.
Это в будний день в центр города лучше не соваться, а сейчас, в субботнее утро, улицы свободны, и я уже минут через десять доехал до здания пароходства, где бывшее помещение ВЛКСМ занимал «Фесконтракт».
Инспектор, понимая моё состояние, передал мне конверт с документами и не стал задерживать, а только поинтересовался:
— У тебя всё нормально?
— Конечно, — оптимистично ответил я, подавая руку инспектору на прощание.
— Ну, тогда счастливого рейса, — пожелал он мне и добавил вдогонку: — Тебя в Москве встретят и отвезут в Шереметьево.
— Спасибо, — прокричал я, закрывая за собой дверь кабинета.
Приходилось торопиться. Времени до начала регистрации оставалось совсем чуть-чуть.
Сев за руль, я сорвал машину с места и рванул к дому.
Но тут что-то пошло не так.
Лобовое стекло в машине начало запотевать. Не поняв, в чём дело, я добавил температуру на печке и включил вентилятор на полную мощность. Но запотевание лобового стекла только увеличилось. Тогда я приоткрыл окно водительской двери, но запотевание не уменьшилось и в салоне даже появился пар с запахом антифриза. Через лобовое стекло вообще невозможно ничего разглядеть, и я остановил машину возле «Белого дома» на центральной площади, как раз под знаком, что стоянка здесь запрещена и тут швартоваться могут только избранные народом личности. Но что они избраны народом, на знаке никто не написал.
Приоткрыв все окна в салоне, я попытался провентилировать его.
Тут, как чёрт из табакерки, перед водительской дверью появился он. Нет не почтальон, а вездесущий мильтон.
Взяв руку под козырёк, он представился и со всей важностью в голосе вопросил:
— Почему останавливаетесь в неположенном месте? Предъявите ваши документы.
«Легаси» - японской сборки. Руль справа, поэтому и блюститель порядка передо мной стоял справа.
Но я находился настолько ошарашен создавшейся ситуацией, что только сквозь ещё не выветрившийся туман в салоне смотрел на застывшего мента и лупал глазами. Но поняв, что хочет от меня этот охранник заповедных территорий нашего любимого правительства, только и смог выдавить из себя:
— А хрен его знает… Авария, наверное.
Милиционер, наклонившись пониже, чтобы лучше разглядеть меня, потребовал:
— Немедленно уезжайте отсюда. Здесь стоять не положено.
— Щас, щас, — лепетал я, лихорадочно соображая, что можно предпринять, чтобы свалить подальше от столь неприкосновенного места в нашем городе.
Видя мою заторможенность, милиционер смилостивился:
— Вы тогда включите аварийку и разбирайтесь, что у вас произошло. Даю вам пять минут, а потом буду выписывать штраф.
Ну вот! Этого-то мне на сегодняшний день только и не хватало!
Но я уже понял, что лопнула печка. Но насколько серьёзно повреждение, я представить себе ещё не мог и, остановив двигатель, вышел из машины и открыл капот.
Уровень в бачке охлаждающей жидкости почти не понизился — хоть это хорошая новость. Достав из багажника канистру с антифризом, я залил систему охлаждения по максимуму и, открыв все окна салона, осторожно двинулся с места.
Минут через пятнадцать я доехал до гаража.
Мотор остановлен. Резиновые шланги к печке сняты. Размышлять времени не оставалось. Надо быстрее вернуться домой и сообщить Олечке о происшествии. Из-за спешки, когда я уходил из дома, я забыл в спальне сотовый телефон.
От стиральной машины «Вятка» у меня оставался водяной шланг. Обрезав с обеих концов штуцера, я закольцевал систему охлаждения мотора. Печка в салоне отсёк.
Всё это подтверждало правоту Олечкиных слов. Дом не хочет отпускать хозяина. Сколько раз происходило так, что она, проводив меня в рейс, приходила домой и обнаруживала, что что-то сгорело, потекли краны, упала полка, что-то сломалась или оторвалось… И всё это ей приходилось в моё отсутствие восстанавливать самой.
Так получается и сейчас, что печку ей придётся опять делать самой или ждать моего прихода из рейса. Или оставить машину в гараже и ехать в аэропорт на такси.
Вернувшись домой, я предложил Олечке последний вариант, но тут же получил категоричный отказ.
— Ни в коем случае! Я сейчас заварю чай, мы его нальём в термос и будем греться чаем. Закутаемся в пледы и поедем. За сорок минут не замёрзнем. В аэропорту тепло. Там отогреемся.
Сказано — сделано.
Я сел за руль, и мы поехали.
Вначале я ехал с закрытыми окнами, но минут через пять все стёкла в машине начали запотевать от дыхания пассажиров. Пришлось приоткрыть стекло водительской двери и включить вентилятор печки, чтобы он дул на лобовое стекло.
В машине ветер свистит, все сидят завёрнутые в пледы. Только носы торчат из них. Мне в плед завернуться нельзя. Я поглубже втиснулся в сиденье и таким образом хоть спина оставалась тёплой. Ноги хоть и холодные, но за время поездки замёрзнуть не успели, руки тоже, потому что на них я надел классные кожаные перчатки на меху.
Но пока ехали, прежних шуток, когда меня провожала в рейс семья, не слышалось. В салоне стояла непривычная тишина, которую нарушало только посвистывание ветра в щелях приоткрытых окон.
По мере приближения к Артёму температура воздуха снизилась до минус пятнадцати градусов, поэтому, как только машина встала на стоянке аэропорта, никого не пришлось удерживать в салоне. Все бегом рванули в здание аэровокзала, в ближайшее кафе.
Уже отогревшись горячим кофе, Олечка с беспокойством посмотрела на меня:
— Ты-то не замёрз? Мы все в пледах сидели, а ты на самых сквозняках…
От такой заботы стало ещё теплее, и я с любовью посмотрел на неё.
— Ты о себе побеспокойся лучше. Ведь тебе назад ехать. Тебе придётся мёрзнуть, да ещё и грелку менять. Ведь зима же. Как на работу будешь ездить?
— Ты за нас не переживай, — хорохорилась моя храбрая жёнушка. — Мне что, впервой одной оставаться? Ты лучше о себе подумай, а то, если простынешь, кто тебя лечить будет? — и тут же пошутила: — Я ведь дома же останусь? — И она задорно посмотрела на меня.
На меня смотрела уже совсем другая женщина. Утренняя с ней не шла ни в какое сравнение. От нежности, переполнившей моё сердце, я прижал к себе свою половиночку и, как прежде, в юности, ощутил её запах, от которого у меня всегда кругом шла голова.
Прозвучало объявление, что регистрация продолжается, и мы, покинув кафе, пошли сдавать мой чемодан. Время работало не на нас. Оно неумолимо отсчитывало секунды до нашего расставания.
И вот я уже в самолёте. Моё место у окна. Получаю от Олечки эсэмэску: «Ангел мой, я с тобой. Ты впереди, я за тобой».
Как это замечательно — ощущать, что ты не один на этом маленьком земном шарике, и знать, что ты любим и кому-то нужен.
Тут же отвечаю и предупреждаю, что начался взлёт и выключаю телефон.
Смотрю на удаляющееся здание аэровокзала с затемнёнными стёклами. Я точно знаю, что за одним из них стоит Олечка с детьми. Она будет там стоять до тех пор, пока самолёт не взлетит и она не убедится, что он где-то далеко-далеко исчезнет в небе.
Вот только тогда она обнимет детей, сядет в стылую машину и уже молча, без шуток вернётся домой, чтобы дожидаться своего мужа.
Я даже знал, как она подбодрит себя, хотя слёзы будут душить её:
— А ведь четыре месяца — это не так и долго. Бывало и похуже. А ведь осталось-то всего три месяца и двадцать девять дней. — Она горько усмехнётся этим мыслям и займётся домашними делами.
Рейс Владивосток — Москва. Перелёт долгий. Восемь часов. Зная, что чем-то надо заняться в течение полёта, я заранее приготовился к этому.
В портфеле у меня лежал учебник Ю. Голицынского «Грамматика» (сборник упражнений по английскому языку). Я всё никак не мог дочитать главу «Причастие».
Дома обычно некогда заниматься такими делами. Всегда возникает масса важных дел, поэтому все задумки о повышении уровня своего образования откладываются на потом.
Проследив в иллюминатор за взлётом, набором высоты и дождавшись разрешения отстегнуть привязные ремни, я поудобнее устроился в кресле, раскрыл учебник, открыл его на нужной странице, где крупным шрифтом написано «Причастие», и начал вполголоса читать первое упражнение.
Когда я произношу в голос английские слова, то я таким образом отрабатываю их произношение и они мне лучше запоминаются. Это так я использовал свой личный метод.
Рядом со мной сидела женщина в возрасте. После того, как я начал бормотать текст первого упражнения, она начала постоянно искоса поглядывать на меня.
Наконец она нарушила молчание и, откашлявшись, нерешительно начала:
— Батюшка, извините меня, что потревожу вас…
Я с удивлением посмотрел на неё, не понимая, почему это я вдруг заделался батюшкой, но вежливо ответил:
— Да, я вас слушаю.
И как же я поразился, когда услышал:
— А не могли бы вы благословить меня, а то мне что-то страшновато. Я впервые лечу так далеко одна.
И вот тут до меня дошло, что женщина, увидев страницу в учебнике со словом «Причастие», приняла меня за священника, хотя я был одет в гражданскую одежду. Конечно, не так вызывающе, как современная молодёжь, но скромно, ничем не выделяясь на общем фоне.
Закрыв учебник, я показал женщине лицевую сторону обложки.
— Это вы меня извините, — как можно вежливее ответил я введённой в заблуждение женщине, — но это всего лишь учебник и в нём только правила английского языка.
Лицо у женщины от моих слов вытянулось, глаза округлились, но она промолчала.
Молчала она весь перелёт, даже несмотря на то, что я вполголоса несколько часов подряд повторял упражнения из учебника.
Гул моторов самолёта перекрывал мой голос, поэтому я своим бубнением никому не мешал, а женщина до конца полёта ко мне больше ни с чем не обращалась.
В Домодедово меня встретили и отвезли в Шереметьево. А вечером я уже прилетел в Гамбург, где агент доставил меня на судно.
14.06.2022
Рассказ опубликован в книге "Морские истории" https://ridero.ru/books/morskie_istorii/