Роман Артура Кларка (1917-2008) "Космическая Одиссея 2001 года" (2001: A Space Odyssey), опубликованный в 1968 году сразу после выхода одноименного фильма Стенли Кубрика (1928-1999), в представлении не нуждается. Абсолютная классика научной фантастики, повлиявшая на мировоззрение многих, в том числе - и вашего покорного слуги. По странному стечению обстоятельств в СССР широкого проката фильм не получил, хотя претензий ни к нему, ни к роману, ни к его автору у идеологических начальников до поры, до времени не возникало. О чем свидетельствует тот факт, что само произведение вышло на русском языке всего через два года, после публикации на английском. По тем временам скорость невероятная.
И как это было принято в то время, книжную публикацию предваряла журнальная, с необычными, на мой взгляд иллюстрациями. Состоялась она в журнале "Молодая гвардия" (№№8-10; 1970), периодически радовавшем читателей фантастикой. Перевод, выполненный Яковом Вениаминовичем Берлиным (1908-1982) был сокращенный, о чем редакция честно извещала читателя (см. иллюстрацию выше). Художником выступил Александр Сергеевич Плаксин (1931-2005). А теперь присмотримся к самим иллюстрациям и вспомним те эпизоды романа, которые они отражают.
На этой, по-моему, изображен полет Хейвуда Флойда к орбитальной станции. Дадим слово автору: "Трудно было сказать, когда они оторвались от трассы и поднялись в воздух, но когда рев ракет внезапно удвоил свою ярость, и Флойд обнаружил, что все глубже и глубже погружается в подушки своего сиденья, он понял, что заработали двигатели первой ступени. Ему хотелось выглянуть в окно, но даже повернуть голову было непросто, и все же дискомфорта не ощущалось; действительно, давление ускорения и оглушительный рев моторов вызывали необычайную эйфорию. В ушах звенело, кровь стучала в венах, Флойд чувствовал себя более живым, чем за многие годы. Он снова был молод, ему хотелось громко петь – что, безусловно, было безопасно, поскольку никто не мог его услышать..."
Далее. Хейвуд Флойд на Луне: "За почти невидимыми окнами Земля и звезды маршировали в безмолвной процессии. На данный момент эта сторона Станции была повернута в сторону от солнца; в противном случае было бы невозможно выглянуть наружу, поскольку салон был бы залит светом. Как бы то ни было, сияние Земли, заполнившее половину неба, затмило все, кроме самых ярких звезд. Но Земля уменьшалась, поскольку Станция двигалась по орбите к ночной стороне планеты; через несколько минут она должна была превратиться в огромный черный диск, усеянный огнями городов. И тогда небо принадлежало бы звездам..."
И вот глава НАСА и сотрудники лунной станции "Клавий" у Монолита: "Он посмотрел на Землю, начинающую меркнуть в утреннем небе. Лишь горстка из шести миллиардов человек знала об этом открытии; как мир отреагирует на новость, когда она наконец будет обнародована? Политические и социальные последствия были огромны; каждый по-настоящему умный человек – каждый, кто смотрел хоть на дюйм дальше своего носа – обнаружил бы, что его жизнь, его ценности, его философия слегка изменились. Даже если бы о TMA-1 вообще ничего не было обнаружено и она оставалась вечной загадкой, Человек знал бы, что он не уникален во Вселенной. Хотя он разминулся с ними на миллионы лет, те, кто когда-то стоял здесь, все еще могут вернуться: а если нет, вполне могут быть другие. Теперь все будущее должно содержать такую возможность..."
Монолит дождался своего часа: "Флойд все еще размышлял над этими мыслями, когда динамик его шлема внезапно издал пронзительный электронный визг, похожий на ужасно перегруженный и искаженный сигнал времени. Он непроизвольно попытался заткнуть уши руками в скафандре; затем пришел в себя и лихорадочно нащупал регулятор усиления своего приемника. Пока он все еще возился, из эфира донеслись еще четыре крика; затем наступила милосердная тишина. Повсюду вокруг кратера стояли люди в позах парализованного изумления. Значит, с моим снаряжением все в порядке, сказал себе Флойд; все слышали эти пронзительные электронные вопли. После трех миллионов лет темноты TMA-1 встретила лунный рассвет..."
Дэвид Боумен и Фрэнк Пул на борту "Дискавери": "Повседневный запуск корабля был спланирован с большой тщательностью, и – по крайней мере теоретически – Боумен и Пул знали, что они будут делать в каждый момент суток. Они работали по принципу "двенадцать часов включено-двенадцать часов выключено", поочередно принимая обязанности и никогда не засыпая одновременно. Дежурный офицер оставался на контрольной палубе, в то время как его заместитель занимался общим ведением домашнего хозяйства, осматривал корабль, справлялся с постоянно возникающими случайными заданиями или отдыхал в своей кабинке. Хотя Боумен был номинальным капитаном на этом этапе миссии, ни один сторонний наблюдатель не смог бы установить этот факт. Он и Пул менялись ролями, званиями и обязанностями полностью каждые двенадцать часов. Это позволило им обоим быть на пике подготовки, минимизировать вероятность трений и помогло достичь цели 100-процентного резервирования..."
Обнаруживается первая проблема: "Пул и Боумен с полминуты молча изучали экран. Это изображение поступало к ним с длиннофокусной телевизионной камеры, установленной на краю большой радиоантенны; перекрестные провода в ее центре показывали точную ориентацию антенны. Если бы узкий луч-карандаш не был направлен точно на Землю, они не могли бы ни принимать, ни передавать. Сообщения в обоих направлениях не достигли бы своей цели и вылетели бы, неуслышанные и невидимые, через Солнечную систему в пустоту за ее пределами. Если они когда-нибудь и будут получены, то не в течение столетий - и не людьми..."
Пул отправляется заменить забарахливший прибор: "Пул тщательно осмотрел местность, затем опрыскал ее герметиком из баллона под давлением, входящего в комплект общего назначения капсулы. Белая, похожая на резину жидкость растеклась по металлической обшивке, скрыв кратер из виду. Из-за утечки образовался один большой пузырь, который лопнул, когда его диаметр достиг примерно шести дюймов, затем другой, гораздо меньшего размера, затем он утих, когда быстро схватывающийся цемент сделал свое дело, Он пристально наблюдал за ним в течение нескольких минут, но больше никаких признаков активности не было. Однако, чтобы быть вдвойне уверенным, он нанес второй слой; затем он направился к антенне..."
Астронавты обсуждают проблему: "Ну," медленно ответил Пул. "Центр управления полетами только что сбросил на нас маленькую бомбу". Он понизил голос, как врач, обсуждающий болезнь перед пациентом. "Возможно, у нас на борту небольшой случай ипохондрии". Возможно, Боумен все-таки не совсем проснулся; ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять суть. Затем он сказал: "О, понятно. Что еще они вам сказали?" "Что не было причин для тревоги. Они повторили это дважды, что, насколько я был обеспокоен, несколько испортило эффект. И что они рассматривают возможность временного переключения на управление с Земли, пока они проводят программный анализ ". Они оба, конечно, знали, что Хэл слышит каждое слово, но не могли удержаться от вежливых околичностей. Хэл был их коллегой, и они не хотели ставить его в неловкое положение. Однако на данном этапе не казалось необходимым обсуждать этот вопрос наедине..."
И вот Хэл наносит удар: "Дышать уже было трудно; давление, должно быть, упало до одного-двух фунтов на квадратный дюйм. Визг урагана становился все слабее по мере того, как он терял свою силу, и разреженный воздух больше не передавал звук так эффективно. Легкие Боумена работали так, словно он был на вершине Эвереста. Как и любой должным образом тренированный человек с хорошим здоровьем, он мог продержаться в вакууме по крайней мере минуту – если бы у него было время подготовиться к этому. Но времени не было; он мог рассчитывать только на обычные пятнадцать секунд пребывания в сознании, прежде чем его мозг истощится и кислородное голодание одолеет его..."
