3 августа исполнилось 16 лет, как ушел из жизни писатель Александр Солженицын. Его произведения в свое время резко поменяли отношения многих на советское прошлое нашей страны. Один «Архипелаг ГУЛАГ», чего стоит. А еще были и «Раковый корпус», и «Красное колесо», и «В круге первом». Об отце вспоминает его старший сын Ермолай.
- Отцу было 52 года, когда я родился, - делится со мной Ермолай. - Поэтому, когда я начал что-то понимать, ему уже было в районе 60 лет, то есть, человек с большим жизненным багажом. Он мудро подходил к нашему воспитанию. С нами всегда беседовал, не диктовал, не давал какие-то инструкции. Даже в маленьком возрасте он меня с братьями вовлекал в поиск правильного решения, той развилки, которая помогла бы выйти из сложившейся ситуации. Основные мои детские воспоминания, когда мы жили в американском Вермонте. Вокруг холмистая местность, лес. Рядом пруд, в котором он учил нас плавать. Помню, вода была холодной, но папа вообще любил холод – и сам купался в такой воде, и спал с отрытым окном. У него был отдельный домик, где он работал. Там занимался с нами уроками, Александр Исаевич ведь преподавал в свое время. Знаете, у нас не было простого времяпрепровождения, папа не позволял себе просто посидеть с нами и телевизор посмотреть, или в ресторан сходить. Это не входило в его жизненный формат. Отец читал, работал, писал.. Но, когда с нами занимался, откладывал все. Это было увлекательное общение: беседа, спорт. Когда мне было 14 лет, Александр Исаевич выстроил со мной курс изучения русской истории: от конца XIX века до Октябрьской революции. Кстати, в это время он уже писал «Красное колесо», изучал много материалов, и на базе различных архивов рассказывал мне. Давал читать кое-что написанное им из этого романа. Обычно такие наши занятия происходили по субботам. И те разговоры были очень интересными.
- Папа черпал энергию не только из того, что он читал, но из окружавших людей. Что, мне кажется, правильным, сильные художники должны чувствовать мир. Как собеседник, ловил энергию и излучал ее обратно. Если пересмотреть его телевизионные интервью, можно заметить, как часто Солженицын смеется или улыбается. Ему были интересны реакции людей и на его произведения, и на то, что он говорит. И, конечно, ему были интересны вопросы, которые задают ему сыновья, после прочтения его трудов.
- В нашей семье всегда отмечалось – папа не эмигрировал. Его лишили советского гражданства в 1974 году, выслали из страны. У него не было выбора. В этом смысле, может быть, ему было и проще, ведь случился несознательный шаг. У других, когда они сами уезжали, была, наверное, та самая ностальгия эмигранта… Наша семья сначала жила в Швейцарии, а конце 1975 года папа понял, что нужно переезжать куда-то в менее городское, далекое от суеты. Ведь все хотели с ним встретиться, хотя бы на пару минут, пожать руку. В итоге мы и оказались в Вермонте, где для него (он сам признавался в этом) были феноменальные условия для работы. К тому же, там он мог ездить по библиотекам, где были уникальные архивы, сохранившиеся еще со времен первых русских эмигрантов. Для папы русская история, судьба России, вопросы, как мы будем выходить из коммунизма, - это была центральная тема жизни. И я не помню в его лексиконе такого слова: «ностальгия». В нем была сосредоточенность, уверенность в правоте выбранного пути, даже оптимизм, несмотря ни на что. Он всегда не исключал, что вернется в страну.
- Вообще, отец, думая, о развитии России, всегда отдавал приоритет вопросам внутренней жизни страны. Ему казалось, что многие наши правители должны смотреть на международную политику, как на способ обеспечить здоровое, эффективное, правильное внутреннее развитие. Отвлекаясь на внешние темы за счет внутреннего развития, он считал ошибкой. Его тревожила такая постановка, что в первую очередь обязательно нужно стать империей. Главное: насколько то или иное поведение государства помогает улучшить уровень жизни людей.
Знаете, когда отец говорил о коммунизме, он не имел в виду Хрущева или Брежнева. Так же, когда высказывался о российской власти, то не думал о фамилиях Ельцин или Путин. Он интересовался развитием страны, формулировал для себя свою точку зрения, что хорошо, а что плохо. И всегда говорил или писал об этом открыто. Но не имел в виду личностей. Он негативно относился к партиям и партийному строительству. Высказывал пожелания, чтобы люди сами формировали свою среду. Ему нравилось, что на Западе развито местное самоуправление. И сожалел, что у нас этого нет, что руководители не понимают: Россия, как страна больших масштабов, не может развиваться, если будет жестко централизованно. Еще переживал, что в 2000-х произошел раскол в обществе. Раскол между столицей и регионами, между богатыми и бедными, политической элитой и людьми. Это в нашей истории часто происходило и приводило к плачевным последствиям. Мне кажется, все это и сейчас его бы продолжало беспокоить.
- Отец был один из первых, кто открыл для людей эту страшную страницу истории - ГУЛАГ. Но понимал, что, если общество жило во лжи, и вся история была представлена полностью наизнанку, то не сразу все это испарится. Я не помню, чтобы кто-то ему, человеку, который прошел лагеря, мог в лицо такое сказать, это был бы абсурд. А тот факт, что люди говорят так сейчас – проблема для нашей страны. Было бы намного правильнее, если бы в этом вопросе наши авторитеты, власть в том числе, реально заняли позицию. А то получается, все замели под ковер. Понимаю, что такие сложные моральные разговоры не приносят представителям власти дивидендов и предвыборных очков не создает. Только вот, будущему поколению все равно придется поставить негативному оценку ГУЛАГу и Сталину.
Олег Перанов