Иду вчера по подъезду, а на встречу мне мой сосед — космонавт Петя Бабочкин. Поздоровались. Под левым глазом у него что-то темнело. Я пригляделся, это был синяк в форме созвездия Андромеды.
— Инопланетяне? — догадался я, показывая пальцем на синяк.
— Если бы .. — печально выдохнул он. — Моя благоверная.
— За что же она тебя так любит? — спросил я.
— За призвание, — ответил Бабочкин, снова вздыхая. — Что жизнь моя? Она как песня! "Он сказал "Поехали!", он махнул...."
— Понимаю, — кивнул я. — Призванию не прикажешь. Я вот тоже никак не могу избавиться от писательства. Пишу, пишу целыми днями и ночами. Уже и руки себе связывал на ночь, и к кровати себя привязывал — не помогает! Проснусь утром, смотрю, на столе опять куча исписанных листков лежит!
— Вы-то хоть, Кузьма Кузьмич, не женаты, — напомнил мне космонавт. — Вам в космос никто летать не запрещает. А мне.... Не успеешь домой вернуться, жена орёт: "Ты где, зараза, шлялся? Небось опять в своём космосе надрался?!"
— Так-то так, — соглашаюсь я. — Да не совсем. У нас, у писателей, если не жена мозг выносит, так Муза. И моя Муза, Пётр, возможно, ещё похлеще твоей благоверной будет. Ты не поверишь, что бы ни произошло во вселенной, что бы ни случилось, хоть всемирный потоп, хоть комар где пропищит, а Муза — тут как тут! "Давай, пиши!" — орёт мне в ухо. Да не просто орёт, а прямо вгрызается в него! Вампир какой-то, а не Муза!
— Дааа, — качает головой сосед, — и вам не позавидуешь... Я, кстати, недавно на одной такой планете был, где полнейший абсурд творится. Вы не поверите, Кузьма Кузьмич!.. У вас, кстати, бутерброд с килечкой не завалялся?
— Бутерброд... — повторил я задумчиво.
— Ага, — кивнул Бабочкин, показывая мне на оттопыренную подмышку и подмигивая правым глазом, — а то без килечки, сами понимаете, не жизнь, а сплошное расстройство.
— Валерьянка? — догадался я, кивая в сторону оттопыренности.
— Аналог, отечественное импортозамещение, — прошептал космонавт, покосившись на соседские двери.
— Ну, ладно, — вздохнул я. — Пойдём к кильке в госте. Мне от Музы тоже полагается.... за вредность.
Подлечив немного нервную систему, космонавт поведал мне историю своего последнего путешествия в соседнюю галактику. Начал он её так:
— Эх, Кузьма Кузьмич, если бы вы только знали, как тяжко живётся нам на этой Земле!
— Да я вроде тоже на ней.... — заметил я.
— Я имел в виду нам, космонавтам, — уточнил Бабочкин. — Всё чаще замечаю, что без космоса чувствую себя на Земле совершенно неуютно. А самым умиротворяющим местом считаю, знаете, что? Сортир!.. Ну и (он обвёл рукой мою кухню) вашу богадельню, конечно, тоже.
— Спасибо, — кивнул я.
— В своём сортире я всегда прячу заначку, — подмигнул Бабочкин. — Но вчера она её нашла.
— Жена, — догадался я.
Космонавт кивнул.
— Теперь надо искать новое место. И, знаете, что я решил, Кузьма Кузьмич? Ничего!.. А вот в соседней галактике, между прочим, куда я недавно залетал, дела обстоят совершенно иначе. Там, например, никакого аналога валерьянки в помине не существует.
— Как так? — передёрнуло меня.
— Нет, Кузьма Кузьмич, — покачал головой Бабочкин, — это не то, что вас напугало. Это не значит, что на той планете все трезвенники. Наоборот. Там все постоянно расслабленные. Понимаете...
— Увы, пока не понял, — поспешно признался я.
— Просто у них на планете правительство заботится о жителях настолько, что постоянно распыляет алкалоидные, и прочие галлюциногенные вещества, прямо в воздух.
— Да ну! — от удивления мои брови подскочили, и чуть не прилипли к потолку.
— Вот-вот, — кивнул космонавт. — И не менее удивительно, что алкалоиды уже настолько крепко соединились с их окружающей средой, что никуда не выветриваются. Представляете, Кузьма Кузьмич, как живут на той планете?!
— Представляю! — восхищённо представил я. — Захотел расслабиться, открыл форточку, вдохнул свежих алкалоидов, и... Красота!
— Ха-ха! — усмехнулся Бабочкин. — Ну вы даёте! Форточку!.. Да там и форточек никаких нет. И двери никогда не закрываются. Там же все постоянно под весёлым градусом и жизнью довольные. Живут себе, жизнью наслаждаются, отдыхают, ни о чём не печалятся.
— А кто же за них работает? — поинтересовался я.
— Никто, — ответил космонавт. — У них вообще никакого производства нет. Зачем оно им надо, когда им и так хорошо живётся? Только алкалоидный завод один работает сам по себе, и всё.
— Но за ним-то кто-то присматривает?
— Говорю же, сам по себе. Как поставили процесс изготовления галлюциногенов на автоматику миллион лет назад, так всё и работает автоматически. Они, вообще, уже забыли, как там что где включается, выключается.
— А чем же они закусывают? То есть питаются? — назрел у меня очевидный вопрос.
— Ха-ха! — снова усмехнулся сосед-космонавт, поддевая на вилку килечку. — Я же говорю, живут — в ус не дуют! Вредного производства у них никакого нет, экология цветёт и пахнет, вся планета, разумеется, садом-огородом заросла. Один урожай съедать не успевают, а уже другой вырастает!
— Дааа! Это просто какой-то коммунизм настоящий! — покачал я головой, представляя идиллическую картину далёкой планеты.
— Да им, Кузьма Кузьмич, глубоко плевать, каким термином это обзывается, — махнул рукой Бабочкин. — Они, вообще, о словах мало задумываются. Больше песни поют, чем разговаривают... Эх, Кузьма Кузьмич, если бы вы только слышали, какие хорошие песни эти гуманоиды распевают!
— Хотелось бы, конечно, послушать, — вздохнул я.
— Эх, жаль я музыкального слуха не имею, — посетовал космонавт. — Я бы вам спел...
— Да я тоже не особо.... ушастый, — улыбнулся я. — Так что, пой, не стесняйся.
И мой добрый сосед-космонавт Петя Бабочкин затянул хорошую инопланетянскую песню, слов которой я, конечно, не разобрал (т.к. не знаю инопланетных языков), но слушать было очень весело.
Июль 2024
