Уже в 20-ых числах июля, между прочим.
Спускались по Красных Мадьяр к воде нынче:
Внезапно у дома номер восемь увидела Ленина:)
Девочка из началки на экскурсии спрашивает: - А в вашем детстве ещё копейки были, да?
Я, чуть ехидно: - А в твоём детстве их не было?
-Не было. Только рубли.
-Сколько в рубле копеек?
-Сто. Две монетки по пятьдесят.
-Ну.
Девочка молчит и пыхтит рядом. Иду и думаю: - Нет, я даже понимаю, что ты хочешь спросить, можно ли было на них что-то купить, но нет. Нельзя было, ибо в моём детстве были сотни рублей (на них только жвачку и спички можно было купить), тысячи и миллионы. Но эта информация слишком уж сложная.
Меня умиляло в Греции, что за лепты (копейки) ещё можно было купить марки или маленькую булочку. И там меня озарило, откуда самое слово "лепта" появилось...
Если бы они спрашивали про Ленина, то было бы проще отвечать.
Мои же дети недавно заинтересовались, есть ли у меня паспорт из стихов Маяковского? Но и тут пришлось разочаровать, ибо в моём паспорте только страна рождения из Маяковского.
А вообще я рада, что я начинаю по ним скучать: обычно эта пора наступает где-то в августе, а тут пораньше пришло осознание...
-Дайте-ка мне лавр, - говорю в цветочном (дверь круглосуточного салона цветов подпёрта метлой и камнем - ночь жаркая).
-Сейчас, я проверю, что это за х... за цветок.
-Да, проверьте эту хрень, - соглашаюсь...
-Девушка, вы правы! Это лавр!
В общем, дыхание августа уже даже в цветочном, что уж говорить про берег реки..?
– "Сережка! Давай куда-нибудь наугад! Где я еще никогда не был! Ну, хоть в этот переулок! В самом деле, сколько раз проезжал я в кресле мимо узкого переулка между булочной и кирпичным забором, а понятия не имел, что там, в нескольких метрах от улицы Глазунова. И сейчас даже подумалось: вдруг что-то необыкновенное? Переулок назывался Кочегарный (и кто это придумывает такие названия?). Пятиэтажный дом с булочной был в нем самым большим. Дальше стояли двухэтажные дома, обитые почерневшими досками и украшенные под крышей нехитрой деревянной резьбой. Сразу видно – очень старые. Между ними тянулись тесовые заборы. Это – на правой стороне. А на левой – длинный кирпичный забор с узорчатой решеткой наверху. Вдоль него мы и пошли. Асфальтовый тротуар стал узеньким, разбитым. Колеса запрыгали по выбоинам. Сережка стал подталкивать кресло. Сперва незаметно, потом сильнее – помогал мне. И я теперь не спорил. Скоро он уже по-настоящему катил меня, а я ладонью вел по верхушкам сорняков, что росли вдоль кирпичной стены. Мы свернули на деревянную одноэтажную улицу с палисадниками и немощеной заросшей дорогой. Здесь было солнечно и пусто, лишь трое малышей гоняли по дороге ярко-синий мячик. Они поглазели на нас, но недолго. Над палисадниками и дорогой летали бабочки. На лужайке у приземистого домика паслась пятнистая добродушная корова. Она тоже посмотрела на нас. – Я и не знал, что рядом с нами такая деревня. Не верится даже… – Нравится? – спросил Сережка. – Будто в иные края попал. Или на другую планету…
<...>
Это мы банально вышли на Дальневосточную, а потом по цепочке полуостровов, дорог и мостиков дошли до Конного и Юности...
Но прежде, чем мы сюда попали - видели, как туман огромной белой медведицей скрадывает реку, берег, мост и даже Детскую Железную Дорогу...
Вид на улицу 6-ую Советскую, а вдоль берега идёт прерывистая цепочка домиков Дальневосточной:
Полынь вовсю серебрится и... как седые волосы напоминает, мол, зима близко... ну, не зима, конечно, но осень:
Льнянка сияет в серебристых зарослях незрелой облепихи:
Розовеет иван-чай и оттеняет кромку берега:
- Пустырей было много. На них блестели жестянки и битое стекло, рос на мусорных кучах репейник и бродили кудлатые козы. И мне казалось иногда, что это джунгли в какой-то сонной загадочной стране. Я так и сказал Сережке. Он ответил серьезно: – Конечно. Тут ведь как взглянуть… Если разобраться, то здешний чертополох ничуть не хуже всяких кактусов и агав. Ну, тех, что растут на окраинах заморских городов. – И сколько всяких трав!.. Я даже не знаю, как они называются. Кроме лебеды и репейника. – Я тоже многих не знаю… Но кое-какие травы Сережка знал. Те, про которые говорят «сорняки», а на самом деле они красивые… – Вот эти розовые свечки называются «кипрей» или «иван-чай». Это дикий укроп. А вот белоцвет, чистотел… осот… Смотри, и конопля здесь растет… Тысячелистник… Над пустырем в жарком воздухе стояли белые зонтики широких соцветий, верхушки с лиловыми и желтыми шариками, серые кисточки и колоски. Густо переплетались узорчатые травяные листья. – А вот полынь! – обрадовался Сережка. Он сорвал с пыльного кустика головку с серыми шариками, потер в ладонях. – Сделай так же, вдохни… Я поднес к лицу натертые семенами ладони. Горький солнечный запах вошел в меня… ну, не знаю, как сказать. Будто простор распахнулся. Степь до самого горизонта, которую я видел только на телеэкране… – Пахнет безлюдными пространствами, – прошептал Сережка. – Ага… – выдохнул я. Но тогда еще не понял всего смысла этих слов. А позже, когда тайна Безлюдных Пространств пропитала мою жизнь, я не раз вспоминал этот пустырь и Сережкин шепот. После пустыря с полынью мы еще долго слонялись по старым переулкам и делали всякие открытия. То увидим домик с причудливой резьбой на карнизах, то горбатый, будто в сказке, мостик через канаву, то совершенно деревенский колодец с «журавлем». Всюду росли знакомые мне высоченные одуванчики… Сережка уже совсем завладел креслом и катил меня легко и без устали. Я только глядел вокруг и гладил головки травы. Несколько раз на ноги мне садились коричневые бабочки, и я (честное слово!) ощущал щекотанье их лапок".
Владислав Крапивин: "Самолёт по имени Серёжка"
И любимая моя кровохлёбка:
Коллега как-то на меня озадаченно посмотрел, когда я сказала, что выросла на книгах Крапивина.
-Анна Андреевна, это же вообще не для детей. Кто вообще назвал это детской литературой? Как такое читать?
-Ну да... не про солнушки-подсолнушки, - я усмехнулась.
И подумала, что вообще в восемь лет была очарована судьбой Корнелия Гласа, который жил не тужил, пил потихоньку вечерами под сериальчики, лениво изменял жене, удивлялся взрослой и чужой дочери, работал рекламщиком в офисе, а потом загремел в тюрьму по "миллионному делу", ибо жил в системе индексов и случайных выборок компьютером - кого оставить жить, а кого ликвидировать. Там в тюрьме что-то пошло не так, и он сбежал, прихватив с собой кучу детишек, не вписавшихся в систему. А потом ещё одного ребёнка похитил и вернул родителям. И выскочил на дорогу с оружием, чтобы задержать полицию. Считается, что он погиб, но шанс выжить был один из миллиона. И он решил рискнуть. Про него все другие герои презрительно говорили "насмотрелся дешёвых киносерий и вообразил себя героем", но мне очень нравилась эта судьба среднего обывателя, которого зацепила и поволокла какая-то огромная и невероятная сила, которая запустила какие-то механизмы в заурядной биографии и сделала из обывателя почти миф...
"В конце августа, вечером, в комнате Михаила Скицына собрались: Витька Мохов - внук директора обсерватории "Сфера", его лучший друг Цезарь из города Реттерберга, четвероклассник Филипп Кукушкин из поселка Лугового, Матвей Радомир, по прозвищу Ежики, и Ярик - жители Полуострова, а еще - юный владетель княжества Юр-Танка-пал и маленький Юкки, который наконец осел в этом княжестве и стал командиром мальчишек-трубачей.
Сидели на диване, на столе и на подоконнике. Необычно спокойные, притихшие. Михаил только сегодня вернулся из Ветрогорска, он жил там несколько дней после похорон прадеда.
…- Да ерунду говорят, что он болел, - сказал Михаил. - Он работал до последнего дня. Еще утром модель Большого Маятника отлаживал. А вечером вдруг лег и сказал: "Ну, братцы, пора. Надо отправляться искать Вильсона…" Ну и… будто уснул. Сперва никто и не понял даже…
Мальчишки молчали. Только простуженный Филипп осторожно посапывал и вытирал разноцветным ситцевым рукавом нос. Да маленький командор Цезарь Лот покачивал медной пуговицей на шнурке, постукивал о пластик подоконника.
- Странная там еще вышла история, - задумчиво сказал Михаил. - Прочитали в завещании, что хочет Яков Матвеевич необычный памятник. Мол, в детстве, в Турени, была в заброшенном парке скульптура - дремлющий мальчик. Видимо, работа какого-то старого мастера, может быть даже итальянца. В старину купцы, любители искусства, завозили такие редкости в самые глухие города… Он даже фотографию приложил, вот…"
Мне всегда было странно - откуда Крапивин в 89-ом году всё так хорошо знал и видел - даже ту мелкую деталь, что детей в будущем будут звать Матвеями и Радомирами... и подоконники будут пластиковыми. Ну да это вопрос не только к Крапивину, а вообще ко всем "моим" писателям - откуда у них у всех эта суперспособность видеть далеко вперёд? и насколько же лучше с ней живётся, если видеть так далеко...
Тут можно встретить маму-утку, утят, и то, как все затерялись в тумане: вода жутко холодная - лазила ради удачных кадров, да...
Готовые букеты под Академическим мостом:
Если выходить только ночью, около полуночи, когда становится прохладно и август легонько кусает тебя за голые икры ног, торчащие из-под юбки, ибо вечера и в июле были прохладны, но тут и вообще жалеешь, что не прихватила шерстяную кофту, ибо объятия сумерек как-то по-сибирски прохладны... Приходишь в соседний двор, качаешься на качелях, а над тобой - только тёмно-синий квадрат неба, редкие звезды, редкие самолеты. И желтые леденцы окон - мансардочек и лоджий. А потом бредешь домой. Щекой и локтем, на расстоянии, мысленно ощущаешь, значит, как остывает печь в Грузинском хлебе. Видишь, как всё реже и реже подходят покупатели к окошку, в которое вплывают деньги, а в руки взамен выплывают птицы хлеба... и смотришь на черные и серые силуэты кошек и собак, испуганно брызгающих из-под колес машин, реагируешь на неровное шуршание шин, тк оно становится громким и редким...
Местный бомжик уже лег спать под вывеской "остановка Эталон", повернувшись спиной ко всем, подстелив свои картонки, неподалеку спит крупная и спокойная собака в шкуре цвета желто-чёрного песка. Переходишь, смотришь в стеклянную коробку магазина "Птица", где бессонный и вечный охранник прогуливается между аквариумом с рыбами и полукружьями полок со сладостями... коктейлемешалки сонно месят розовое, белое и коричневое молоко... молокомат от оёкско-хомутовских коров изредка рычит зверем и обдает бутылки паром, но больше двух-трех в человек в этот час здесь нет... мы проплываем внутри магазина, прижимая к груди холодных куриц, бутылки с молоком, исландскую селёдку или тосканскую колбасу, выплываем в черноту ночи и заворачиваем к себе - под клён-сорняк. Далее будет наш закрытый двор, где из-под ног метнутся котята этой весны, а потом закачаются двухметровые заросли топинамбура и... станет тихо, ибо все улеглись: и мой сосед Родион, который пил пиво на лестничной площадке, и восточные соседи родителей, которые всю ночь работают на "Аэрофлот", видимо, тк у них либо рыба, либо баранина, либо курица в меню, и запах окутывает наш дом целиком... дамы в панамках тоже видят седьмые сны, но одна забыла у подъезда стул, а в песочнице поблёскивают целые россыпи розовых и салатовых сервизов, лопаток и ведер... утром все станет очень холодным, сырым и близким к сентябрю. Песок навевает мысли о ночи в пустыне, утре в пустыне.. Но до сентября я этого не увижу, тк рано ни за что не встану. И хорошо... жаль, что нельзя сделать глубокого и многослойного фото, передающего запах этой черной августовской ночи. А потом придет еще один день:
Побывала давеча в новостройке на улице Лебедева-Кумача (бывшей Заводской). Ночью. Поэтому вид могу лишь словами описать... что тут скажешь? Из интересного видно метеостанцию. Вот если бы на Ангару-у-у вид!
Подруга: -Что-то в твоей жизни стало много этой улицы...
-Лебедев-Кумач хочет что-то мне сказать?
Спутник принюхался: - Барбекю?
-Нет, лучше. Баня, - говорю.
Теплая летняя ночь, и кажется, что ничего не изменилось, и запах тот же - берёзовых дров... как в детстве...
Левитан мне точно что-то второй день хочет сказать:
Пока я отвлекалась на воспоминания - рыбаков поглотил туман:
Местами он будто отступает и... получается опять яркая картинка:
Иногда - оседает каплями и... мы видим чистотел, обсыпанный самыми дорогими бриллиантами:
Мама в 80-ые обклеивала двери картинками из журналов... несколько репродукций одной картины разрезала на полоски и повторяла раза по три-четыре... и любой пейзаж казался рябью на воде... как эти кусты, поглощённые водами Ангары.
Ну, а потом мы встретили заблудившиеся в тумане катамараны:
И до лошадки я в итоге докричалась:
Ещё паука-рукодельника показали возле дома "Кривая линия партии" - угол Ленина и Карла Маркса:
Надеюсь, что вам понравилась прогулка, и вы почувствовали приближение августа!..