Он поднял полный бокал и посмотрел сквозь него на звездное небо.
Голубая луна встала на ребро на краю бокала, покачнулась, и беззвучно, без всплеска, соскользнула вниз. На дне она полежала в задумчивости секунды две и начала пузыриться, как шипучая витаминка. Пузырчики вырывались наружу и с шипением лопались, разбрызгивая божественный нектар на засунутый в бокал нос. А дальше устремлялись на небо и устраивались между своих сестер белым сахарным взмахом Млечного пути. Кисть дрогнула в руках художника и остатком белой краски мазнула по глади воды лунную дорожку.
Луна изменила вкус вина, и оно стало напоминать ее губы. Такие же свежие и подрагивающие, мягкие и нежные… Он заглянул на дно бокала. Луна лежала, закинув руки за голову, и блаженно ему улыбалась. Улыбалась счастливой улыбкой яркого синего моря, горячего песка, свежевыжатого джюса и тихого шелеста волн.
Он привычно досчитал до девятой и вошел в нее. Накатившая волна приняла его нежно, аккуратно уложила, отхлынув, забрала с собой. И это было правильно. Так легче наблюдать за звездами. Что интересно: из бокала не пролилось ни капли, и сколько бы он ни отхлебывал, вина не убывало. На этот счет можно было не беспокоиться. А о чем тогда беспокоиться? Нет. Не надо. Покой волной укачивал его в такт нежной и грустной музыки, чувства открылись и растеклись по поверхности тонкой масляной пленкой, в которой отражались мерцающие звезды, полупьяная луна и ее глаза. Веки постепенно опустились, но от этого картина только стала отчетливей.
Забытая подруга со странным мужским именем «Покой», замерзшим калачиком, уютно свернулась у него под рукой, прижалась к решетке ребер и стала врастать корнями в его сердце, в душу. Было немотно и приятно. Он давно искал это забвение. Всё бренное осадком выпадало на дно, становилось легче дышать, легче жить. Желания стали ясными, прозрачными и простыми. Волна широким вздохом качнула его и возрожденного выплеснула плавно на пологий берег.
Он привычно повернулся на бок, обнял пригревшуюся соседку и сладко, как в детстве, заснул. Сон был безмятежен и легок. Он опять взлетал свечой вверх, и горизонт падал к его ногам. Ветер не свистел в его ушах, они дружили с ветром и частенько летали вместе.
Заложив пару крутых виражей и натешившись ощущением полета и скорости, остановился и прислушался к душе в поисках глаз. Та уверенно ткнула ему тонким пальчиком: «Туда!» и он бросился головой вперед, пронзая пространство и это чертово время, которое расступилось перед ним, старой змеиной кожей вывернулось и отлетело навсегда.