К 90-летию со дня рождения народного артиста РСФСР Александра Ширвиндта (1934-2024).
«Последний из могикан» - это он сам себя так называл, вспоминая тех, с кем уже невозможно встретиться взглядом…
Знаменитый на всю страну актер с лучезарным талантом, непревзойдённый ироничный рассказчик, тонкий философ-душевед - Александр Анатольевич Ширвиндт для каждого был свой. Он смотрел на нас с экранов телевизоров и со сцены родного Театра Сатиры мудрыми печальными глазами, посылая лучи добра и понимания, чуткости и любви.
Он сыграл более полусотни ролей на экране, но среди них… ни одной главной. Но, тем не менее, каждая из этих ролей, даже самая малозначимая для сюжета фильма, запомнилась. Еще более удивительным является тот факт, что положительных героев Александр Ширвиндт в кинематографе почти не играл. Положительных - в том смысле, которым принято подражать, на поступках которых принято учиться. Общими усилиями вспомнили одну весьма и весьма положительную, и даже героическую – пианиста-подпольщика Юзефа в фильме «Майор Вихрь», погибшего при попытке разминирования Кракова.
Есть еще невозмутимый сибарит сэр Уильям Самуэль Харрис из комедии «Трое в лодке, не считая собаки» и злополучный Павлик, друг Жени Лукашина, так и не попавший на встречу Нового года к жене в Ленинград. Но учиться на их поступках вряд ли кому придёт в голову.
Но зато какие обаятельные и невозможно харизматичные «отрицательные интеллигенты», обаятельные злодеи, роскошные красавцы-сердцееды и коварные изменщики! Киношное амплуа актёра сложилось рано и как-то сразу. Дебютная роль самовлюбленного павлина-певца в комедии 1956 года «Она вас любит», к которому поклонницы обращаются исключительно патетически: «Можно в вашем лице поцеловать великое русское искусство?».
Или юный нахальный студент-меценат в фильме «Приходите завтра», представившийся наивной Фросе Бурлаковой Константином Сергеевичем Станиславским - предтеча будущих феерических актерских капустников.
А в фильме Эльдара Рязанова «Вокзал для двоих» роли для Ширвиндта вообще не было предусмотрено, и режиссер предоставил актеру возможность создать что-нибудь самому, чтобы только сюжету не повредило. И тот придумал образ полусонного пианиста-композитора Шурика, напевающего через губу в привокзальном ресторанчике собственные шлягеры типа «Живем мы что-то без азарта…».
И он писал книги, не мог не писать, всегда играя в них только одну роль - самого себя. Отличный слог, потрясающая самоирония, яркие портреты друзей и близких, а самое главное - блестящий юмор, который просто лучится с каждой страницы. Книг у народного артиста много, правда, найти их уже сложно – тиражи быстро раскупались. Как доверительно сообщил нам один из посетителей московского книжного магазина: «Новый заряд бодрости завезли».
Любимым писателем Александра Анатольевича был Саша Черный, а любимым литературным героем – Остап Бендер. Своим студентам, не знающим о существовании Тютчева, Ахмадулиной или Жванецкого, сразу указывал на дверь как абсолютно профнепригодным людям.
«Обращение к писательскому труду для артиста не редкость. Несколько звучных актерских имен по праву известны как авторы серьезных книг. Сцена – прекрасная площадка, трамплин для занятия литературой. Но книги Александра Ширвиндта отличаются тем, что это, прежде всего, писательские книги», -
фраза поэта Юрия Ряшенцева из его рекомендации для вступления Александра Анатольевича Ширвиндта в Союз писателей.
Это чистая правда – он был Настоящим Писателем. На фоне многочисленных изданий мемуарной литературы книги Ширвинда только выигрывали, видимо, потому, что автор всегда придерживался одного, выработанного им для себя правила: если о себе – то с самоиронией, если о других – то с добротой и юмором. И – ни единого слова вранья. Вот так, немного витиевато, но вдумайтесь:
«Если мемуары не скрашены иронией, они вообще не нужны. А когда все время думаешь о том, что должно быть смешно, убегает смысл. Не всегда то, что важно, обязательно смешно, и наоборот».
Надо сказать, Александр Анатольевич был большой мастер на позитивные, радостные названия своих сочинений: к примеру, одно называлось «Склероз, рассеянный по жизни», «Опережая некролог», или ещё - «Schirwindt, стёртый с лица земли». Все это были воспоминания, мемуары, раздумья...
Вроде бы все уже написано, отмечены вехи долгой жизни, вынесены вердикты и суждения. Но появлялись новые книги, в которых удивительным образом ничего не просачивалось из предыдущих: «А почему бы и нет? Пусть еще одна книжонка рухнет в залежи литературных запасников», - немного кокетничал Александр Анатольевич на встречах с читателями. Какие уж тут запасники! Отрывок из книги «Опережая некролог»:
«Так как я крупный писатель и каждое мое новое сочинение пользуется огромным успехом и выходит неслыханным тиражом, то основная задача издателей — попытаться хоть пару экземпляров продать. Для этого есть такие хитрые уловки, как презентация нового издания в книжном магазине. Книжка выставляется чуть ли не на тротуар, рядом обычно портрет автора, если его лицо не противнее самой книжки, в богатых книжных магазинах все время звучит вокзальное предупреждение, что буквально через пару часов в левом углу за стеллажом «Народная медицина» состоится встреча читателей с автором, который расскажет о создании книжки и раздаст автографы. Несколько случайных старух и стайка девушек, сбежавших с занятий, восторженно ждут авторских откровений. Автор в моем случае откровенно говорит, что он не писатель, но с удовольствием распишется на своем произведении. Это тонкий ход, ибо после такого воззвания старушки и девушки вынуждены вскладчину купить хотя бы одну книгу и попросить коллективный автограф».
Любая книга Ширвиндта прекрасно разбирается на отдельные афоризмы, от чтения которых получаешь не меньшее удовольствие, чем от просмотра фильмов или записей спектаклей с участием народного артиста – все, что им создано – легко, талантливо и остроумно.
Самая последняя книга Александра Анатольевича, написанная им всего два года назад - «Отрывки из обрывков», лёгкая и воздушная, о которой не скажешь, что она стала его завещанием потомкам, итогом всей деятельности, подведённой чертой и тому подобное. Ничуть не бывало.
Помимо того, что в ней собраны его замечательные искристые мысли (или мысленные искры – как вам больше нравится) в виде «ироничной исповедальности», книга еще необычно издана. Ее приятно взять в руки, с трепетом перелистать страницы и неожиданно наткнуться на множество разноцветных стикеров с записями, тут и там разбросанных среди текста. Их хочется потрогать, послюнив палец – не сотрутся ли чернила, попробовать сдвинуть в сторону, однако, ничего не получится: реалистичные стикеры созданы типографским способом и от книги неотделимы. Но оригиналы желтых, синих и розовых листочков существуют, оказывается, на них очень удобно мыслить, а потом приложить к данному изданию «для красоты и утолщения». Конечно же, Александр Анатольевич шутил, поскольку каждая, высказанная когда-то и напечатанная сегодня в книге мысль сама по себе красива, и их столько, что хватит на несколько томов - если развернуть, продолжить, раздвинуть границы прошлого. Написанное завораживает, затягивает, и через несколько минут ловишь себя на мысли, что на лице нарисовалась и не сходит улыбка – стираешь ее, а она все равно появляется.
Странная такая улыбка, вроде и невеселая совсем, но… Светлую память оставил о себе Александр Анатольевич. В конце жизни он частно мечтал о выходе полного собрания своих сочинений, и такой многотомник обязательно появится, вне всяких сомнений.
Из книг Александра Анатольевича Ширвиндта:
В одном интервью на вопрос: «Вы пишете от души?» – я ответил: «От чего придется. Какое место тела в данный момент о себе напоминает, от того и пишу».
Оставаться всю жизнь самим собой страшно. Кто это знает, кто ты сам собой? Если сволочь и упорно остаешься ею – радости мало. А если, не дай бог, хороший человек, то нечего панически завидовать состоявшейся сволочи.
Зачем черепахи живут 300 лет? О чем они думают? Куда не спешат? Почему подёнка живет сутки-двое? Куда она торопится? Сегодня я понимаю, как расточительно-безвольно тратил отпущенное мне судьбой время. Как-то Даниил Гранин без всякого пафоса сказал: «Жизнь слишком коротка, чтобы позволить себе быть несчастным». Я тоже по старости думаю, что надо успевать быть счастливым, добрым и любимым, а не полемизировать по любому поводу, потому что, как яростно ни борись, все равно окажешься на каком-нибудь тихом сельском кладбище.
Чем сильнее развиваются, условно говоря, айпады, тем больше людей тянется к естеству. Всякая синтетика, как бы она ни была хорошо завальцована, все равно проигрывает натуральному продукту. Поэтому театр не может погибнуть, как это обещали. Он какой-никакой, но живой, а не электронно зафиксированный (а когда что-то зафиксировано, оно сразу становится подозрительным).
Всё в жизни – случaй. В лучшeм случаe – случaй, помножeнный на упeртость.
Бeз еврeйского юмора и иронии нe бывает ни русскoй литературы, ни русскoй эстрады, ни русскoго театра, ни русскoй революции....
Моисей таскал евреев по пустыне 40 лет, потому что, в отличие от Сусанина, действительно заблудился.
Я в хорошей форме. С содержанием все хуже и хуже.
Не нужно играть Высоцкого, Качалова или Смоктуновского. Нужно играть Чацкого, Мефистофеля и Отелло, а Качаловыми и Смоктуновскими надо стараться стать.
Невольно начинаешь думать, что Всевышний всерьез нацелился собрать великолепную труппу для небесного театра теней. Может, и мне там какая-нибудь роль припасена. По обыкновению – второго плана.
Книги обязательно надо читать. Главное - не выписывать понравившиеся цитаты. Потом такие цитаты создают ощущение, что это твои мысли.
Счастье сиюминутно. Накопительного счастья не бывает.
В старости нельзя рыпаться никуда – худеть, толстеть, бросать пить, начинать пить. Самое страшное – когда прут против конституции.
Сегодня книги переводят в электронный вид и в тоненький горящий экранчик помещают полное собрание сочинений Диккенса. Это, с одной стороны, настораживает, но с другой – радует: нажал кнопочку – там большие буковки, планшетик нетяжелый. Говорят, уже есть звук якобы перелистываемых страниц. Осталось только имитировать храп читателя и падение книжки на пол, чтобы было ощущение, что читаешь раритетное издание 1729 года.
Надежда на то, что мемуары станут учебником жизни для потомков, призрачна. Во-первых, никто не вспомнит, что это был за мыслитель, если это не Сократ или Маркс. Во-вторых, все воспоминания основаны на личном опыте, а он устаревает через короткое время. Но если так называемое произведение принесет хоть какую-то – пусть в микроскопических, гомеопатических дозах – пользу следующим поколениям, наверное, имеет смысл пробовать.
Говорили, на карантине начнем наконец читать, философствовать, займемся детьми. Но, если человек никогда в жизни не видал книги, с чего вдруг он бросится к Тютчеву?
Что такое душа? Сколько существует человечество, столько ищет душу. Говорят: «Душа в пятки ушла». Откуда? А если она там, в пятках живет, топча эту землю?
Горючее для физического долголетия организма – цинизм и ирония.
Я пришел к выводу, что смысл человеческой жизни – найти дело, которым хочется заниматься. Не выгодно, а именно хочется.
Спасибо, что дочитали до конца! Подписывайтесь на наш канал и читайте хорошие книги!