Ксюше хотелось поскорее убежать отсюда, где всё пропитано страхом. Сердце громыхало в её груди, так будто хотело вырваться прочь, зубы выбивали дрожь, но руки ее уже развязывали шнурки, а в голове звучало: «Не бойся, иди ко мне сладенькая, иди ко мне».
Всё началось, когда Ксюша нашла эту запылившуюся, покрытую толстым слоем паутины папку. Её постоянно тянуло на чердак, пропахший пылью и ещё чем-то старинным и таинственным. Бабуля каждый такой набег с боем выгоняла внучку оттуда. Каждый раз Ксюша с замиранием сердца рылась среди старинных вещей, от которых веяло чем-то волшебным и в то же время страшным.
Что-то или кто-то прячется здесь – сказочник, волшебник, кто же, кто? Может, в этом старом сундуке с огромным замком, в который не заглядывали много лет. А может, в этой сломанной музыкальной шкатулке, а может… Так она могла перечислять долго, и как это всё поместилось на тесном маленьком чердаке, не безразмерный же он. Каждый раз ей будто кто-то подкладывал всё новые и новые вещи.
Бабушка не зря не пускала туда внучку. Во времена бабушкиной молодости на этом самом чердаке пропадали люди, любопытство им дорого стоило. Они начинали слышать голоса и не могли им сопротивляться, и однажды бесследно пропадали, и вместе с ними исчезала какая-то вещь, пылящаяся десятками лет на этом злосчастном чердаке. Помнится, дед законопатил дверь на чердак, но каким-то загадочным образом она вдруг открывалась, словно приглашая войти.
Ксюша припрятала свою добычу, на которой было выведено, будто нетвёрдой рукой, кроваво-красное: «Не открывать». До неё постепенно доходило, что это не краски, это кровь, настоящая кровь, всё ещё сочащаяся сквозь буквы, стекая вниз алой струйкой. Ксюша не могла оторвать глаз от этой страшной надписи, сквозь которую изнутри продиралась чья-то рука с растопыренными пальцами.
Ксюша упустила папку на пол и попятилась от неё прочь. Послышалось тихое: «Не бойся, открой папку, освободи меня. Ты ведь хорошая, добрая девочка, освободи меня».
Тут Ксения вспомнила свою любимую бабушкину сказку. Когда-то в незапамятные времена жила писанная красавица – насколько красива лицом, настолько черна сердцем. Явился как-то к ней молодой художник, чтобы запечатлеть её красоту навеки-вечные.
Рисовал он так, как видело его сердце, с каждым его стуком оживали на холсте черты его возлюбленной – светлые, сияющие добротой, не сравнимые с настоящими – исковерканными злобой. Но художник этого не видел и всё никак не мог остановиться, добавляя всё новые и новые штрихи, и с последним штрихом она растаяла, растворилась в воздухе.
Портрет этот был таким ужасающе реальным, что в дрожь бросало. Нарисованная дива жила в нём какой-то своей жизнью. Каждый день в ней что-то менялось взгляд, поворот головы, выражение лица, жесты. Она манила и притягивала взгляд. Но говорили, что тот, кто взглянет на эту писанную красавицу, уже не сможет отвести от неё взгляда и медленно угаснет, пока не издаст последний вздох.
Сам того не осознавая, влюблённый художник заточил любимую в этом клочке бумаги. Он ни спал, ни ел и когда писал, и после, и так и зачах от тоски по любимой, а когда отошёл в мир иной, его образ запечатлелся на той самой картине. Влюблённый стоял на коленях и целовал кончик её платья, в его взгляде было столько света, что нарисованная дива не знала, куда деваться, она продолжала улыбаться, но улыбка её, пропитанная болью и чёрной злобой, била наотмашь.
И светлый лик нарисованной красавицы стал стремительно меняться, и, наконец, явилось миру её настоящее обличье. Все погубленные ею души проявлялись на холсте, который стал для них адским пленом. И вот однажды картина исчезла, и никто не знал, куда она подевалась.
Ксюше хотелось поскорее убежать отсюда, где всё пропитано страхом. Сердце громыхало в её груди, так будто хотело вырваться прочь, зубы выбивали дробь, но руки ее уже развязывали шнурки, а в голове звучало: «Не бойся, иди ко мне сладенькая, иди ко мне».
Анна Анисимовна заканчивала хлопотать на кухне. От пирожков с пылу-жару распространялся аппетитный запах. Обычно внучка стояла над душой и всё спрашивала: «Ну скоро, бабуля, а? Скоро?»
А нынче вот куда-то запропастилась? Анна Анисимовна обзвонила всех внучкиных подруг, но ни у одной из них Ксюши не оказалось. Завозившись на кухне, она совсем забыла… Тревога сжала сердце: «Господи! Чердак!..»
Когда она, запыхавшись, взобралась на чердак, Ксюшу не увидела, а на стене висел огромный холст в человеческий рост. Она удивлённо рассматривала эту странную картину, пока не наткнулась на полный ужаса взгляд Ксюши, девочка стояла совсем рядом, протягивала к ней руки и просила забрать её отсюда.
Бабушка облегчённо вздохнула: «Фух, нашлась, нашлась егоза этакая!» Было кинулась внучке на выручку и только тут поняла, что Ксюша смотрела на неё с того самого холста, как и множество других детей и взрослых, моливших об избавлении. Рядом с каждым из них вырисовывалась одна из пропавших на чердаке вещей, как и у Ксюши в руках – та самая папка с кровавой надписью: «Не открывать».
Если вам понравилась статья, ставьте ЛАЙКИ, ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ на мой канал, делайте РЕПОСТЫ, пишите КОММЕНТАРИИ.