Тот день, когда пропала маленькая Софи, дочка Элкоттов я помнил хорошо. Возможно, всему виной страх, который испытали тогда все. Хотя нет, мне страшно не было, а вот жителям нашего городка, особенно тем, у кого дети и не один – да. Перепугались они знатно, особенно когда дурачок Сантино пробежал по улице крича про «Кровавую жатву» и про то, что «зверь принял жертву».
Представьте картинку, мамаша с утра дочку ищет, а тут чокнутый пацан с руками по локоть в крови чешет трусцой по центральной улице и орёт. Я на месте нашего шерифа его бы сразу посадил, и не доктора ему вызывал, а просто рот заклеил бы скотчем. Но шерифа не было, а Глория, его помощница, вся в мать, добрая и сопли распустила. Давай его успокаивать, в контору к себе потащила, костоправа позвала и все эти вопли слышали ещё долго. Сантино вопил, что одной жертвы будет мало и жатва началась.
Как думаете, что после этого началось? Правильно, ничего хорошего. Все попрятались, городишко опустел за полчаса. Элкотты уехали вместе с полицией на гору и этого дурачка прихватили. Во сколько это было? Встал я в восемь, Тельму и Джун покормил, глупые собаки, разбудили рано, а жрать не стали, носились по двору, пока я их к реке не прогнал, потом за сигаретами поехал в эту квакерскую лавку, а сигареты дороже на пятьдесят центов стали, грабёж чистый.
А, это было в девять тридцать, потому что «Окна Мидуилшер» начались по телеку, а старая миссис О'тул всегда на полную включает и слышно аж на улице. Значит к гаражу Джоша я подошёл к без пяти минут десять, потому что болтал с Дейзи и её мужем, которые уезжали на выходные, у них ещё борт пикапа задний не закрывался, петля у замка заржавела. Получается, в десять этот дурак пробежал как раз. С горы он направлялся, с той стороны дорога одна только, значит где-то там он и видел всё, да чую, не понял ничего, дурак же. Иначе бы не орал про «кровавую жатву».
Хреновые новости расходятся быстро, сами знаете как бывает.
Через три часа припылили агенты из Остина. Шутка ли, одна голова от девчонки осталась, и ту погрызли койоты. Впрочем, это Билли, наш механик, про голову рассказывал, врал наверняка, хоть у него и деверь в офисе окружного шерифа. Никто больше той головы не видел, хотя Билли святым распятием клялся, что агенты голову прибрали, чтобы народ не баламутить. А правда то почище слухов была, как мне чуется. Перво-наперво кровь на пацане была не Софи. А черт его знает чья, его собственная наверное. Там на горе нашли следы звериные, заколку и одну туфлю, (это Глория разболтала), ещё лужу крови вообще непонятно чьей и ухо. Не человеческое. Я так думаю, это ухо всех и переполошило.
Федералы засели в офисе шерифа и сам он к вечеру поехал, взмыленный, ну а как вы хотели, если ты к родне поехал в Орегон, а тебя с полдороги вместе с женой и тёщей обратно вернули? Тёща у него прям как «Лиззи» у Бирнбаума, вроде кобыла нормальная, ничего такая, а характер до того мерзкий, что он никак продать её не смог, возвращали трижды. Ну да тёща - не кобыла, продавать нет надобности, можно просто уехать от неё, если есть куда и жена тебя понимает. Кхргм! В общем, грустный был дядя Дэнни, что и говорить. Пока мы курили с ним в дайнере на Сонни драйв, и дрянной кофе ихний хлебали, он ни слова не сказал про то, что происходит. И я думаю, он и знать не знал, что делать, когда у тебя такая орава пиджаков со значками отирается, а ты при них пончики носишь и башкой киваешь, а больше ничего.
К вечеру того дня тревога повисла над Даблтауном окончательно, как прибитая.Если у вас дети пропадали когда, вы поймёте. И так не самое людное место у нас было, а тут и вовсе вымерло.
Девчонка то пропала, родители в истерике, чуть убогого не разорвали. Агенты весь город перетряхнули, Глория с этой бешеной проповедницей Огилви по дворам ходили до вечера, опрашивали кто что видел. Ко мне тоже заходили, а что я им расскажу? Как было всё с утра, во сколько встал, Тельма лаяла как сумасшедшая, опять енотов учуяла что-ли, только слушать меня они не стали почему-то, поблагодарили и уехали. Это в пять было пополудни.
Потом я нажарил бобов со свининой, закидал их в топку по-быстрому и пошёл пройтись, потому что нельзя после бобов валяться, дядька мой меня пацаном ещё учил, нельзя, сами понимаете что будет, надо пройтись, растрясти. Ну и потом, интересно же, чо и как. Так то у нас скука смертная, а тут вдруг такое. Живу я на выезде, за мной только кукуруза и река, поэтому пройтись я предпочитаю на своём Шеви, в Остин стыдно на нём переться, ржавый он, а до центра пешком час топать, ноги не служебные. Поэтому пройтись у нас - это только на колёсах, так то. .
Нехорошим мне наш таун показался к вечеру. Бабка моя всегда говорила - чем меньше город, тем глубже яма за ним. Черт его знает, о чем это, но звучало всегда угрожающе и в этот вечер я, кажется, понял поговорку эту до конца.
Тихо было, даже бар «13 бутылок» закрылся, а может и вообще не открывался. Не горели огни во всех наших трёх магазинах на Сонни драйв. Не знаю, мне кажется, люди чувствуют, когда лучше дома посидеть. Ну или в самом деле в «Кровавую жатву» поверили. Тут ведь никогда не знаешь, какая бредня к столу самой вкусной придется.
В гараже только Ирвин сидел, оно и понятно, Тедди, хозяин, не любит, когда гараж закрыт. Будь хоть наводнение, торнадо или нашествие саранчи, мало ли кому надо колесо поменять или подвеску подтянуть. Мы покурили с Ирвином неспешно, и он рассказал новости. Федералы уехали, оставили пару агентов, одного в юбке. Это было забавно. Шериф завтра с утра обещался поднять добровольцев, чтобы прочесать окрестности Чиз-рок. Сантино увезли в Остин. Элкотты заперлись дома, причём Митч вообще не в себе. Ирвин видел, как он орал на мэра, а уж мэр то и вовсе не при чем, мельче сошки у нас и придумать нельзя. А. да, школу закрыли. На всякий случай на неделю, а там видно будет.
– Не страшно тебе? – спросил он тогда меня.
– Не верю я в жатву и в зверя, – говорю, а сам думаю, вот же чертов болтун, дом то на отшибе у меня.
– Да причем тут жатва? – говорит Ирвин и я вижу, как желваки у него на скулах так и ходят, – как жить то дальше? У меня пацан, между прочим, целыми днями на горе этой проклятой шляется. Ну загнал я его сегодня, завтра не выпущу, а потом он удерет и я с ума сойду. Тебе хорошо, живешь там себе один с псинами своими…
Раздавил он окурок и ушел в конторку. Странный, конечно, мужик этот Ирвин, будто я виноват, что у него мальчишка гуляет, а мои на простынях сохнут.
В дайнере я взял бутылку сока с собой и холодный сэндвич с ветчиной. Кофе не лез в горло, да и что там у него за кофе, помои.
Обратно к дому ехал по темноте, но по правде, дорогу я так хорошо знаю, что могу, наверное, с закрытыми глазами доехать и в любом состоянии. Что и делал не раз.
Обычно Джун меня всегда встречает, под колеса не кидается, но ждёт у поворота. А тут повернул – тишина, нет никого. И Тельма не скулит. Не понравилось мне это, помню. Я ещё завтра хотел их с собой взять на поиски. Шеви оставил на улице, не стал во двор загонять. Только стёкла опустил, чтобы завтра не проветривать. Во двор зашёл а сучки мои тут сидят. Поскуливают и облизывают кого-то… Фак, я так не бегал с армии наверное. Сэндвич бросил.Ремингтон у меня над порогом на гвоздях висел. Схватил я его, схватил фонарь и назад. А тварь эта сидит прямо посреди двора и сэндвиж мой жрёт, а Джун скулит, и лижет ей морду, или что там у неё. Я фонарь включил, чертова троица! Будто свинья пополам сложилась и на корточках эдак сидит. Черная. С глазами такими, с кулак. И пасть, я вам скажу… Я ору: Джун, сука ты блохастая! В сторону! А она кинулась на меня, лает, защищает! А тварюга эта лопочет что-то, челюстями так чвяк-чвяк-чвяк! Бахнул я тогда, фонарь под мышку сунул, чтобы перезарядить, Тельма на меня налетела, тоже гавкает что-то. Фонарь я уронил, пальнул в темноту и попал вроде, а самого трясёт, потому что, сука, страшная такая эта …Эта… А потом Джун возьми да и кусни меня за руку. Дал я ей по башке. Вырываюсь, а она держит. Лай, шум, собака на рукаве повисла, рвёт меня, как бешеная.
Чудище это черное сбегло куда-то, но ей-ей дробью то его хорошо зацепило. Сначала я собак привязал, а они всё рвались, как не в себе, но на меня, а не на кого-то чужого, странно в общем. Потом весь двор обошёл с фонарем, кровь нашёл и туфлю детскую. И как я эту туфлю увидел, нехорошо мне стало. Руки дрожали, а тут и вовсе ходуном заходили. Заперся я дома, отхлебнул самогонки кукурузной да и уселся с ружьём против двери. Так и заснул.
Ночью шёл дождь, и я думаю, не только я один был рад ему. Дождь ведь смывает всё. Тельма и Джун с утра сидели словно пришибленные и даже не стали есть то, что я им сварил позавчера. В город к сбору добровольцев я опоздал, приехал только к одиннадцати и узнал новости. Девчонка Элкоттов нашлась. Под утро пришла голая и мокрая домой, грязная, говорят, как черт, где была и что делала не помнит. Да и что с ребенка десятилетнего взять? Я то был уверен, что по частям её найдут, ан нет.
Как-то быстро всё улеглось. Агенты покрутились ещё немного, видел я их. баба рыжая такая, деловая, не понравилось им, что всё закончилось, по лицу видно было. Потом уехали тоже. Огилви, идиотка, такую проповедь прочитала в воскресенье в церкви, что её бы в психушку в Остин свезти бы. Про божий промысел и про заблудшие души и про добрых людей, без которых не обойтись в тёмные времена. Понесло дуру. Её и так не особо любили, но тут она палку явно перегнула. Впрочем бабка моя в своё время говаривала, про людей, которые думают, что без них миру не обойтись. На кладбище таких полно. Так то.
Туфлю я сжёг в бочке на всякий случай. Вот говорят, чем город меньше, тем яма за ним больше. Это ведь про тёмное что-то, про дела человеческие, тайны и грехи. В маленьком городке они всегда есть. Но не у нас. Больше никто не пропадал в Даблтауне, ни дети, ни взрослые. Я так думаю, нашу яму зарыл кто-то. И такое, значит бывает.
#байки_среднего_запада