ПИРАТ
(Из жизни судового механика)
Глава вторая
Во время этого четырёхмесячного рейса Федин уже привык к доброжелательности местного населения. За всё время рейса ему не встретилось ни одного человека, который бы отказал ему в помощи и не оказал гостеприимства. Вначале его поражали доброта и открытость этих людей, но сейчас он уже привык к этому, поэтому от предложения Василия отказываться не стал.
В котельной оказалось тепло и очень чисто. Работало два небольших котла на жидком топливе, осмотрев которые Федин сразу понял принцип их работы, а когда Василий увидел, что гость с пониманием осматривает его заведование, то сразу поинтересовался его профессией. Узнав, что Федин самый главный механик на большой лодке, привёзшей им топливо, он вообще признал его лучшим другом.
Они мирно сидели и попивали наикрепчайший чаёк, скорее похожий на дёготь, но только подслащённый, рассуждая о жизни.
Василий рассказывал о местных проблемах, а Федин в ответ поведал ему о судне и тех местах, где они побывали. Больше всего Василия заинтересовало то, что Федин из Владивостока. Тут вопросы посыпались из него как из рога изобилия. И самое забавное для Федина оказалось то, что местный житель Василий за всю свою жизнь с Камчатки никуда не выезжал, поэтому даже паровоза не видел, зато хорошо разбирался в технике, а особенно является асом по управлению своими котлами.
Федин через окошко в котельной наблюдал за площадкой, на которой они оставили бочки, и, увидев на ней Колю, вышел позвать того погреться.
Коля выглядел невероятно злым, и из него вылетали только ёмкие идиоматические обороты. Причина оказалась в том, что он с трудом нашёл того, кому предназначались бочки. И этот некто заявил, что Коля сам обязан организовать доставку бочек и погрузку их на склад. Но когда Коля объяснил, что грузить бочки некому, потому что в его бригаде только два человека, этот некто, которого Коля наделил несравненными эпитетами, только подписал накладные и поставил на них печати.
— Так что, Викторыч, давай заканчивай распивать чаи и пойдём хоть уберём с площадки бочки, а то Ворону негде будет вертолёт посадить.
Надо так надо. Федин собрался, поблагодарил Василия за чай и пошёл кантовать бочки.
Пробки на всех бочках герметичны и из них ничего не вылилось, поэтому для их перекатки много сил не потребовалось. Оставалось ещё время до прилёта вертолёта, поэтому они совершили экскурсию по Маниле.
Конечно, небоскрёбов и отелей, как у одноимённого населённого пункта на тропических островах, тут они не увидели, но зато им попались на глаза обшарпанный клуб, деревянные домишки, широкая река, на берегу которой ржавела пара заброшенных барж, аптека и, конечно же, магазин, который по каким-то причинам в данный момент оказался закрытым.
Вскоре экскурсию пришлось прервать, потому что по Колиной рации их предупредили, что вертолёт уже на подлёте.
Вернувшись на площадку, они ждали вертолёт, вскоре появившийся с очередной сеткой с бочками.
Воронов завис над площадкой, положил на её край сетку, а Федин с Колей, подбежав к ней, отцепили гак. Пилот, осторожно поднимаясь, начал тянуть сетку, из которой посыпались горохом бочки.
Опорожнив сетку, Воронов посадил вертолёт на другой край площадки, чтобы стропальщики забрались в него.
Вокруг стояли вой и свист от работающих турбин вертолёта, а винты его подняли такую кучу пыли, как будто сюда пришла настоящая пыльная буря из несуществующей пустыни.
Федин с Колей, наклонившись и преодолевая поток воздуха, идущего от винтов вертолёта, двинулись к открытой двери, в которой виднелась фигура штурмана.
Краем глаза Федин заметил, что, несмотря на ветер, пыль и грязь, поднятую винтами вертолёта, посередине площади стоит какой-то пёс. Какой породы эта небольшая собачка и что она делала на площадке, которая в этот момент должна быть пустой, Федин понятия не имел, но тут он неожиданно вспомнил про обещание, данное старпому. Поэтому, развернувшись, он подбежал к собаке, подхватил её и заскочил в салон вертолёта.
Пёс, наверное, и сам не мог понять, где он и что с ним произошло, поэтому, к своему ужасу, Федин увидел, что из пленника потекла струя тёплой жидкости. На что Коля серьёзный человек, который и лишнего слова зря не произнесёт, но и тот расхохотался от такой картины.
Федин сидел и держал на вытянутых руках обалдевшего пса, который, как из брандспойта, поливал палубу вертолёта. Штурман только погрозил Федину кулаком и показал жестами, чтобы тот вытирал палубу, а Коля прокричал:
— Викторыч! На хрена он тебе нужен?! — на что Федин только махнул рукой и крикнул в ответ:
— Это для чифа!
Щенок — а ему на вид было месяца три-четыре — вскоре успокоился и залез под бортовую скамейку, спрятавшись за ногами Федина.
После посадки вертолёта на палубу судна Федин вытащил из-под скамейки трясущегося от страха щенка и спрыгнул с ним на палубу.
Константиныч, увидев Федина с животным, громко рассмеялся:
— Ты чё это за крокодила притаранил, Викторыч? Пострашнее никого не нашёл, что ли?
— Много ты понимаешь, — отмахнулся от него Федин, держа пса под мышкой, — это же самая настоящая корякская лайка. Видишь, у неё даже морда имеет специфичный оскал. Это для того, чтобы волков драть и в снегу не замерзать, — начал пояснять он хохочущему старшему технику. — А шерсть у неё видишь какая? — Федин ухватил за шкуру пса и оттянул её так, что бедное животное даже взвизгнуло. — Да с такой шкурой ни один мороз не страшен!
Но от всех его объяснений техники, да и пилот со штурманом, только покатывались со смеху.
У Константиныча только и хватило сил, чтобы сквозь смех выдавить:
— А плавки-то пригодились? Как там бассейн-то?
— Не-е, — махнул свободной рукой Федин, — бассейн сегодня не работал. Инспекция санэпидстанции неожиданно нагрянула. Но они всегда готовы принять желающих. Так что приглашали через три дня. — Но, увидев, что его объяснения до корчащихся от смеха лётчиков не дошли, он махнул на них рукой: — Некогда тут мне с вами базарить, пойду к чифу. Пса ему отдам. Он его уже давно ждёт. — И, поудобнее перехватив пса, Федин направился к надстройке.
Поднявшись на лифте до палубы старпома, он вышел и постучал к нему в каюту. Чиф как будто ждал его и тут же распахнул дверь.
— Смотри, кого я тебе привёз! — торжественно заявил Федин, протягивая старпому пса на вытянутых руках.
Если сказать, что старпом удивился от вида собаки, это значит ничего не сказать.
При виде такой картины он мгновенно потерял дар речи и только, несколько раз глубоко вздохнув, выдавил из себя:
— Это что за монстр?
— Какой монстр? Ты чё? Не видишь, что ли, что это самая настоящая корякская лайка?! Тем более кобель! — Гордо произнёс Федин, показывая причинное место щенка. — У него вон какая шерсть густющая. — Федин вновь оттянул шкуру на спине собаки. — А морда у него какая зверская! Видел?
Федин опустился на корточки, схватил собаку за морду и показал её старпому. Морда у монстра действительно оказалась зверской. Шерсть на ней торчала клочками, уши болтались лопухами, а из пасти сквозь сомкнутые губы выглядывал один клык. Второй, видно, где-то отломился. Чтобы это было не так заметно, Федин обеими руками раздвинул пасть собаки и наглядно продемонстрировал её старпому.
— Ты посмотри, какая она чёрная! Это сколько же злости может быть в этом псе. Ты даже не представляешь себе! — возбуждённо убеждал старпома Федин, теребя при этом пса. — Это же самый настоящий пират, а не пёс. Он знаешь каким охранником может быть при такой злости!
При этих словах пёс прижался к косяку двери, распластался на палубе и, жалобно заскулив, выпустил под себя очередную лужу.
Но разгорячённый объяснениями Федин продолжал:
— А лапы у него какие! Ты только посмотри! Они же толстые, как у слона. Не каждый щенок овчарки может такими похвастаться. — Федин схватил скулящего щенка за лапу и задрал её. — Он с такими лапами никогда в снег не провалится. А на хвост его обрати внимание. Какой он пушистый. — Федин задрал хвост собаки, скорее напоминающий облезлую верёвку, и потряс им. — Это он сейчас такой, а когда пёс подрастёт, то он станет пушистым и закрутится кольцом.
Неожиданно его руку чуть не распороло когтем, который торчал у пса из ноги.
Увидев, что Федин отдёрнул руку от лапы пса, старпом с криком указал на коготь пальцем.
— А это что за хрень собачья? — завопил он, не скрывая возмущения.
— Это не хрень, — уже спокойнее и с нотками наставничества начал объяснять Федин, — это специальный коготь. Он корякским лайкам нужен для того, чтобы они в снег не проваливались и от волков оборонялись …
Но тут его объяснения прервал вновь завопивший старпомом:
— Я, конечно, ни хрена не понимаю в собаках, но мне такой динозавр, да ещё с такими когтями, не нужен! — Он замахал обеими руками и принялся выталкивать пса ногами из каюты. — Куда хочешь его девай, но я твоего крокодила не возьму!
— Как не возьмёшь? — удивился Федин и, встав с корточек, грозно уставился на старпома. — Я что, получается, зря полчаса уговаривал хозяина, да ещё бегал в магазин за водкой? Не-е… Так не пойдёт. То ему лайка нужна, видите ли, а теперь, когда настоящая корякская лайка у него в каюте, он от неё отказывается? Ничего не знаю! Вот тебе твоя собака, а дальше уже делай сам с ней что хочешь, - безапелляционно заявил Федин.
Его речь с нотками естественного возмущения в голосе и неоспоримыми фактами возымела действие на старпома, и тот, почесав в затылке, уже мирно согласился:
— Ладно уж, пусть остаётся. Я потом подумаю, что мне с ним делать.
— Вот это уже другой разговор, вот это по-нашенски, — обрадовался Федин и, подтолкнув ногой пса подальше в каюту, уже спокойнее добавил: — Ты его только искупай хорошенько. Он тогда вообще классный вид приобретёт.
Старпом стоял в недоумении от всего произошедшего и в нерешительности смотрел на пса. Чтобы чиф не передумал и не стал опять кричать, Федин быстро с ним распрощался и пошёл к себе в каюту мыться и переодеваться.
Старпом оставил пса у себя. Каждый день он выгуливал его по палубе, чтобы тот не гадил в каюте. Кормил его. Пёс оказался на редкость сообразительным, хитрым и прожорливым — даже повариха жаловалась, что он жрёт за двух матросов.
А когда Федин в одну из встреч на палубе спросил старпома, как тот назвал собаку, тот гордо ответил:
— Пиратом я его назвал.
— А что так? — не понял Федин.
— А как же иначе? Ты же сам говорил, что у него пиратская морда. Вот я Пиратом его и назвал. А это ему даже нравится, — довольно улыбаясь, добавил старпом и позвал: — Пират! Ко мне!
Пёс моментально исполнил команду и, подбежав, преданно уставился на него.
— Видишь, — старпом гордо посмотрел на Федина, — какой он сообразительный. Он даже в каюте срать перестал. На палубу постоянно просится, только спать приходит на своё место.
Что Пират в каюте у старпома не жил, а только ночевал там, все знали. Зато он нёс бессменную вахту у дверей камбуза. Нина Михайловна, повариха, кормила его на убой. Только боцман жаловался, что собачьи экскременты в суперобъёмных количествах валяются по всему судну.
Когда Пират немного подрос, то в его внешности всё чётче и чётче стали проявляться черты его многопородности. В них только не хватало бульдога и носорога.
Вот тогда уже до старпома дошло, что предки корякских лаек к рождению Пирата никакого отношения не имеют, и это он неоднократно высказывал Федину в самых ярких выражениях, да таких, что любой боцман с парусной шхуны позавидовал бы ему.
Но Пират всё равно продолжал жить в каюте у старпома и пользовался полной благосклонностью своего хозяина.
Пёс оказался весёлым, доброжелательным, любопытным и шкодливым. Все его подкармливали, а матросы его особенно любили, потому что он им постоянно помогал при швартовках, облаивая нерадивых швартовщиков.
После многомесячного рейса по побережью всего Дальнего Востока, Чукотки и Камчатки «Головнин» встал у причала в Питере для выгрузки пустых бочек.
Стоянка продолжалась почти неделю. За это время машинная команда сделала все профилактические работы с главными двигателями. Палубная — накинулась на ржавчину, появившуюся за это время, а свободное время посвятили знаменитой Паратуньке и отдыху в осенних лесах.
Пиратом никто не занимался, и он жил предоставленный самому себе.
Чувствовалось, что ему очень понравилась береговая жизнь.
Пёс жил по судовому распорядку. Утром старпом выпускал его из каюты, где он ночевал, и пулей мчался на камбуз, сметая всё на своём пути и расталкивая матросов.
Повариха выставляла перед ним кастрюлю со вчерашними остатками, на которые он жадно накидывался. Но даже несмотря на свою прожорливость, Пират оказался очень вежливой и благодарной собакой. После того как кастрюля с утренней едой опустошалась, он садился у дверей камбуза и несколько раз гавкал, извещая повариху о том, что можно забрать кастрюлю. Повариха выходила и гладила Пирата, приговаривая:
— Ну что, пёсик мой замечательный, покушал? Ох ты мой замечательный, проглот окаянный. И куда в тебя такая прорва влезает? Как ты только не лопнешь?
А Пират в благодарность за еду облизывал ей руки, норовя лизнуть в лицо.
Повариха вытирала руки о передник, забирала кастрюлю и, так же ласково приговаривая:
— Ладно, ладно, всем вам, кобелям окаянным, только и надо, что лобызаться да обжиматься, — махала на Пирата рукой. — Иди уже, иди, надоел ты мне.
Получая такую вескую команду, Пират покидал камбуз и торопился на берег.
Где он носился, что он там делал, никому не известно, но к семнадцати часам он вновь сидел у камбуза и глазами «съедал» обожаемую Нину Михайловну.
Чиф не противился такой жизни своего подопечного. Он охладел к подарку судьбы и только всячески шпынял его и материл, если Пират совершал какую-нибудь пакость.
В Ванино, куда «Головнин» зашёл для выгрузки остатков бочкотары и погрузки алюминия на Японию, Пират повадился ходить на соседское судно под панамским флагом, грузившимся за границу.
Оказалось, что на этом судне старшим механиком работает однокашник Федина Василий.
Нет ничего радостней встречи однокашников.
Так произошло и на этот раз. Отмечание встречи растянулось на три дня. А когда в последний день стоянки судна Василия Федин пошёл к нему выпить «на посошок», то сопровождающим у него оказался Пират.
У Пирата, наверное, в памяти где-то залегло, что инициатором превращения его из бездомного шелудивого пса в настоящего моряка являлся Федин, поэтому пёс всегда оказывал Федину различные знаки внимания. А когда Федин ходил на берег или по делам на судне, то всегда сопровождал его, преданно заглядывая в глаза.
Вот и на этот раз Федин не остался без сопровождающего. Пёс увязался за ним.
Взойдя по трапу на главную палубу, Федина остановил вахтенный матрос:
— Дедушка, вы бы сказали своему псу, чтобы он сидел на берегу и не шастал у нас, а то вчера боцман здорово ругался, когда нашёл его говно у подшкиперской.
Матрос смотрел на Федина извиняющимися глазами. Чувствовалось, что ему вчера здорово попало от боцмана, поэтому сегодня он продемонстрировал такую активность при встрече, хотя в предыдущие два дня не проявлял никакой инициативы, а только равнодушно провожал Федина с Пиратом глазами, когда те заходили на судно.
Федин проходил к Василию, а Пират, побегав по палубе, возвращался на берег, где терпеливо ждал Федина у трапа, ведь он возвращался не с пустыми руками. То с тарелкой хрящевых костей, а то и с пакетом с обрезками мяса.
Услышав просьбу вахтенного, Федин скомандовал Пирату:
— А ты чего за мной увязался? Марш на берег! — и показал рукой, куда тому следует идти.
Пират, недовольно поджав хвост и поскуливая, засеменил по трапу на причал. Убедившись, что собака сидит у трапа, Федин скомандовал:
— Сидеть! Ждать! Я скоро, — и поднялся в каюту стармеха.
Скоро не получилось, а когда Федин с пакетом костей вышел на причал, то Пирата у трапа он не обнаружил. Подумав, что пёс его не дождался и куда-то сквозанул по своим важным собачьим делам, он вернулся к себе на «Головнин».
На судне Пирата Федин не нашёл и поставил пакет с презентом у двери старпомовской каюты.
Пирата на судне никто не видел и утром.
Старпом матерился, что этот кобельеро где-то шляется и его опять придётся отмывать и выгонять из него блох. Нина Михайловна тоже выглядела озабоченной, что Пират не появился на утренний завтрак, и ходила по судну и звала его.
Обстановка разрядилась только после обеда, когда начальник рации позвал Федина в радиорубку.
С удивлением Федин узнал, что звонил Василий.
— Привет, Витюша, — поприветствовал он своего друга.
— Привет, — в недоумении ответил Федин. — Ты где? Что случилось?
— Да ничего особенного не случилось, — слышалось из трубки сквозь эфирные трески. — Вчера поздно вечером отошли, а утром обнаружили твоего Пирата у нас на судне.
— Да ты что? — не на шутку удивился Федин. — А мы тут с ног сбились в его поисках.
— Не волнуйся, — в трубку слышалось, как Василий смеётся, — у нас твой эмигрант. Вот думаем, что с ним делать. Ведь у него никаких документов нет. Как мы его в Японии предъявлять будем? У тебя случайно никаких документов на него не осталось?
— Да ты что? — удивлённо воскликнул Федин. — Какие документы? Я его в Манилах подобрал, а там, как ты знаешь, ветеринарных клиник нет, — уже пошутил он, понимая, что с Пиратом всё нормально.
— Ну, ладно, — послышался из трубки погрустневший голос Василия, — будем думать, что делать с вашим эмигрантом. Ну, давай, пока. До связи…
— Спокойного моря, Вася, — пожелал ему в ответ Федин и, закончив разговор, передал трубку начальнику рации.
Капитан облегчённо вздохнул:
— Хорошо, что так всё решилось, а то я уже голову ломал, где взять эту чёртову справку для твоего волкодава.
Он с порицанием посмотрел на старпома, который тоже присутствовал при разговоре, на что тот радостно ответил:
— Нет, не верил я в Бога, но он есть, — и, увидев непонимающий взгляд капитана, пояснил: — Но он и в самом деле есть. Избавил он меня от этого чудовища, а то я уже думал, что скажу жене, когда припру его домой.
— Да брось ты, — обиделся на его слова Федин, — отличный пёс, — но тут же с сожалением развёл руками, — только вот лохматый очень. Чесать да мыть его одна морока.
На последнее замечание Федина все дружно рассмеялись и вышли из радиорубки.
По прошествии нескольких лет, во время одной из встреч однокашников, Василий рассказал Федину, что Пират долго у них на судне не задержался.
Они сочинили с капитаном справку с множеством печатей, что Пират и привит, и здоровье у него отличное, и даже расписали его генеалогическое древо со всеми подробностями.
Но эта бумага для предъявления японским властям не понадобилась, потому что Пират сам решил свою судьбу. Как только судно Василия пришвартовалось в порту, он первым сквозанул на берег, и больше его никто не видел.
Пират оказался настоящим эмигрантом.
Так что, если кому-нибудь в Японии попадётся рыжий, кривоногий, лопоухий, лохматый пёс с наглой и хитрой мордой, знайте: это потомок Пирата и корни его идут с самой Камчатки, а именно из посёлка Манилы.
14.03.2022
Рассказ опубликован в книге "Морские истории" https://ridero.ru/books/morskie_istorii/