В былые годы услыхал сию истории от дедушки. Оставила та в памяти неизгладимое впечатление на всю жизнь. Приключилась она не с дедушкой, а с давним приятелем, жившим по соседству. Что волею злого рока с той ночи помешался рассудком. Поведаю её вам, а вы уж сами рассудите, могла ли она происходить на самом деле...
В те годы на леспромхозе работало много мужиком. И старые, и молодые - все одинаково трудились, не покладая рук. Имелся у дедушки товарищ. Степаном величали. Молодой, юркий, резвый и работящий парень. Весельчак, душа компании.
Когда случилась беда, стояли лютые морозы. Весть пришла из родного дома: отец помирает. Велел всем детям явиться, дабы успеть проститься. Стёпка младший сын, обласканный и любимый, тот час засобирался в путь. Мужики парня отговаривали, сетуя на непогоду. Мороз крепчал с каждой минутой, так, что ресницы покрывались инеем. Да куда там! Преисполненный чувством сыновнего долга, не послушал Степан. Покинул тёплый барак и отправился в отчий дом.
Долго путь держал, следуя лесными дорогами и тропами. И к ночи, может быть, успел добраться, если бы не налетела метель. Возникшая из ниоткуда, внезапно закружила, обволокла лес белой пеленой. Дальше вытянутой руки не видать. Бродил, бродил по лесу, да так и сбился с пути. А между тем уж небо почернело, ночь на землю опустилась. Позади зверь дикий рыщет. Слышит Стёпка, как идёт волк по человеческому следу. Боязно, холодно. Так и сгинуть со свету белого можно.
И вдруг заметил огонёк, что вдали спасительным светом мерцает. Бросился со всех ног и вскоре очутился у ветхой избы. И не времянка, и не зимовье охотников, кажется, жилой дом. В окошке тени мелькают, голоса раздаются.
Постучал Степан в дверь. Та зловеще скрипнула, и показалась на пороге старуха:
— Кто такой? Зачем явился? —гаркнула она.
А сама по сторонам глазами стреляет. Высматривает, один ли гость пожаловал али нет.
Посетовал путник на беду свою и попросился на ночлег. Еды не надо, лишь бы у печи согреться и до рассвета обождать. Выслушав его, сжалилась старуха и впустила в избу.
Вошёл Степан, снег стряхнул и огляделся. Сидят в единственной комнате за круглым столом гости. Среди них мужики всех возрастов. А старуха вертится, угощения подаёт, горькую наливает. Те курят, в карты рубятся и бранятся.
Неожиданно один из них, самый толстобрюхий, смолк, окинув Степана пристальным взглядом. А за ним и все остальные помрачнели, переглянулись и уставились на незваного гостя.
— Ну, здорово! Проходи, садись за стол. Отведай угощения и не обидь мужиков. Сыграй да уважь! — утерев жир с губ, пригласил толстобрюхий.
Степан растерянно замешкался. Тогда незнакомец ударил кулаком по столу, не оставляя парню выбора. Степан присел на край скамьи.
— Эй, старуха! Налей-ка гостю! —
скомандовал толстобрюхий.
Раскланиваясь и улыбаясь беззубым ртом, хозяйка метнулась к бутыли. Налила полную кружку и подала Степану. Под пронзительные взоры присутствующих тот осушил содержимое до дна. От крепкого напитка Степан захрипел и схватился за горло. По избе разнёсся громкий хохот мужиков.
— Закуси! — проговорил толстобрюхий.
И, оторвав сочный кусок от поджаристого поросёнка, протянул его парню.
Степан жадно вкушал угощение. Ещё бы, ведь о такой закуске в те временами разве мечталось.
Мужики очередной раз раскидали колоду. Под шутки и прибаутки то и дело подливали гостю горькой. Отчего у Степана в глазах двоилось, но отказать толстобрюхому не смел. Переломит хребет, ежели что не понравится, и прощай жизнь! Потому, когда тот и перед ним раскинул картишки, не посмел отказать.
Играли на деньги, и Степану пришлось вывернуть карманы. Сам и не заметил, как проиграл все до копейки, тяжёлым трудом заработанное. За голову схватился, тихо поскуливает.
Тотчас толстобрюхий заявляет:
— Так тому и быть! Позволим, мужики, гостю дорогому отыграться?
Те одобрительно головами закачали.
— Нет денег! Гол как сокол, — простонал Степан. — На что играть будем?
— Гол не гол, а душонка твоя имеется. На неё и сыграем! — усмехнулся он.
И остальные подхватили смех толстобрюхого.
То ли в отчаянии, то одурманенный мороком, согласился Степан. Да только и в этот раз удача не была к нему благосклонна. Поняв, что проиграл, оцепенел Степан, вцепился в карты и не открывается. Сам из исподлобья мужиков оглядывает, а те будто чуют, глазами сверлят, ехидно скалятся. Жуткий страх обуял, а вместе с этим тошнотворный ком к горлу подступил. Не удержался молодец, вскочил на ноги и чуть к ведру подоспел.
Стошнило Степана. Глядь, а ведро чёрным смрадом наполнилось: едким, вонючим. Утерев рукавом лицо, увидел он точно перед собой небольшое треснувшее зеркало, висящее на стене, а в отражении - себя, избу и круглый стол. Да только всё иначе. Стены копченые, а вместе свечей - свет луны. В том свете, за пустым столом ни одной живой души. Схватился Степан за крест, что на груди его хранился, и обернулся. А гости на своих местах сидят, позади старуха выглядывает. Только и не люди перед ним вовсе, а нежить бесовская. Черепа оголённые, из пустых глазниц черви расползаются. Из прогнивших брюх валятся чёрные мертвоеды. На столе тухлятина, что крысы с красным глазами растаскивают.
Спали чары. Рассмотрели глаза истинные лица адского отродья.
— Нежить проклятая! Сгинь нечистая! — взвыл парень и, нанося крестное знамение, попятился.
Нечистая сила за ним. Наступает да зубами лязгает. Толстобрюхий впереди всех, дико хочет и тянет длинные руки. А мертвоеды с него шумным потоком сыпятся, по углам разбегаются. По штанинам Степана взбираются, того и гляди в рот и уши заберутся. Чувствует он: позади стена, и бежать некуда. И такой ужас предсмертный его окутал, что упал на колени, закрыл глаза и взмолился. Так искренне, как никогда ранее. Оттого и нежить подступиться не смеет. Вера и крест на шее стали защитой.
Сколько он так на коленях стоял, да крестом спасался, и не сказать. Время то вечностью чудилось. Когда осмелился открыть глаза, вокруг никого не оказалось. Мрачная холодная изба опустела. В окно задувал ледяной ветер, а над макушками деревьев поднялся к небу свет зимнего солнца. В тот же миг бросился Степан прочь из проклятой лесной избы.
Как до родного дома добрался, и сам не помнил. Переступив порог, припал к ногам матери и рыдал, словно дитя, рассказывая о случившемся в лесу. А мать не могла поверить своим глазам, глядя на поседевшую в одночасье голову сына. Горело родное дитя горячкой. Лекаря вызвали. Тот счёл слова Степана бредом, ссылаясь на высокую температуру, и принялся лечить горемычного.
Горячка спала через неделю. Ещё через месяц и вовсе окреп Степан. Одна беда: с той ночи так уж повелось, что ни о чем другом Степан говорить не смел. Как испорченная пластинка, тараторил снова и снова о лесной избе и бесах, в ней таящихся. Чем крепко пугал местное население. Потому уж и детей малых мамки взаперти держать стали, мужей в лес отпускать боялись.
Бывалые охотники кинулись было на поиски проклятого места, да, облазив всю округу, не сыскали такого. И после плюнули, говоря, мол, тронулся умом парень. Да и чего только на морозе заплутавшему путнику в лесу не привидится.
Люди их словам поверили, успокоились и зажили прежней жизнью. Завидев издали Степана, спешили обойти безумного стороной. А тот знай бормочет себе под нос о нежити и бесах. Высох весь, из молодого парня превратился в седого старика.
Время бежало. Вслед за отцом умерла и матушка. После этого и вовсе на улицу носа перестал казать Степан. Вёл затворнический образ жизни. Ворота высокие на засов закрывал, окна заколотил. Боялся, что нежить его найдёт и заберёт должок: душу его искалеченную.
Принимал лишь братьев и сестер. Но и те долго не задерживались. Привезут сигарет да продуктов - и в обратный путь. Только бы не слышать разговоров о проклятой нежити.
Так и умер в одиночестве.
Схоронили Степана на поселковом погосте. Дом пустовал, желающих в нём жить не нашлось. Да и странное дело, добротный прежде быстро начал разваливаться и гнить. И однажды тёмной зимней ночью обрушился таки.