Письма митрополита Филарета к обер-прокурору святейшего синода Алексею Петровичу Ахматову
(18-23 апреля 1862, секретно)
В день Пасхи в Успенском соборе произошел прискорбный случай, который, впрочем, по милости Божьей, окончился успокоительным образом.
В приделе св. Апостолов Петра и Павла есть кивот, в котором части мощей разных святых положены, каждая отдельно под отдельной малой пеленой.
В конце утрени некоторые просили открыть кивот, дабы приложиться к святым мощам. При кивоте в ciе время был не священнослужитель, а пономарь. Он открыл кивот и допустил прикладываться. Потом кивот закрыл.
Но перед литургией, при открытии кивота, усмотрено, что под одной из пелен не оказалось руки св. мученицы Евфимии, а серебряный ковчег, в котором она была положена, остался на месте. На другой день приходили в собор два человека, которые просили показать им эту часть мощей; но кто они и почему сего требовали, не узнано.
В последний день недели Пасхи ciя часть мощей оказалась в соборе, но не на своем месте, обвернутая в бумагу, из чего должно заключить, что она была вынесена и принесена обратно; кем и по какому побуждению, неизвестно.
…Относительно руки св. Евфимии не имеем причины подозревать своих. Пономарь, стоявший при кивоте, давно служит честно и с благоговением к святыне.
Кивот имеет значительное протяжение. Если будут прикладываться двое или трое, вдруг, к разным частям св. мощей, ближайший к охранителю может загородить от него следующих, и похищение возможно, и нельзя тотчас приметить, когда пелена, покрывающая мощи, остается на месте.
Беда подала наставление. Под пеленами устроятся серебряные решетки, которые не допустят взять св. мощи; а в лежащей под решёткой пелене прорезанное отверстие позволяет прикладываться.
Охраняя дело от гласности, мы с протопресвитером не ввели его в синодальную контору, и еще не решились, как поступить с пономарем, который уже довольно страдает по совести, что при нем оскорблена святыня.
(В Лавре, 25 мая 1862, секретно)
Ваше превосходительство, милостивый государь!
18 дня сего мая в Москве один дьякон пришел ко мне и сказал, что он близ Кремлёвского сада нашел "страшную бумагу", которую долгом поставил представить начальству. Это печатный лист под заглавием: "Молодая Россия", в котором проповедуется безбожие, мятеж и кровопролитие.
Сообщив о сем словесно г-ну московскому военному генерал-губернатору (Павел Алексеевич Тучков) я узнал от него, что ему известен сей лист, и потому, конечно, принимаются соответственные меры.
Не умолчу еще о сведении, которое дошло до меня поздно и неопределенным путем (почему я не мог употребить наблюдения и дознания), но которого значительность подтверждается тем, что слух о нем дошел и до Сергиевой Лавры.
В неделю Пасхи, в Кремль, около соборов, обыкновенно собирается народ, и здесь прежде бывали споры о православии; а в нынешнем году являлись люди, в простонародной одежде, но приметно переодетые, которые говорили, что данная свобода неудовлетворительна, что народ страдает, между прочим, скудостью денег, что в церквах и монастырях без пользы много золота и серебра, что все это надобно обратить в пользу народа; а некоторым, к которым обращались с большой доверенностью, говорили, что и в церковь ходить не нужно и что надобно всячески уничтожить доверие к духовенству.
Когда один священнослужитель приблизился, чтобы послушать и, если можно, взойти в разговор с лучшей целью, то его насмешками заставили удалиться.
Молю Бога, чтобы верным слугам царевым даровал проницательность, ревность и твердость, дабы открыть и заградить источник зла. Вашего превосходительства покорнейший слуга, Филарет, митрополит Московский.
(24 января 1863, секретно)
Ваше превосходительство, милостивый государь! Против употребления имени Константина решаюсь показать вам причину, которая вам представится нелепою; но в России есть люди, которых могут уверять в нелепости и которые могут поверить нелепости. Итак, не излишня предосторожность и против такой нелепости, которая сама себя уничтожает.
В Бозе почивший Государь Император (Николай Павлович), после первого смотра "временно-ополченных воинов", слушал благодарственное молебствие, и при сем, по его воле, произнесена была речь "о благопотребности военных предохранительных мер и запасных сил". Государь повелел напечатать сию речь в большом числе экземпляров и прочитать в войсках.
В речи указаны были, в пример, некоторые исторические лица, и, между прочим, император Константин Равноапостольный. После слышно было, что в некоторых полках, в которых оставались еще "дрожжи 14 декабря", некоторые места в речи перетолкованы были о Великом Князе Константине Павловиче и причинили тревожные толки. Предоставляю вашему благорассуждению, надобно ли из сего рассказа вывести какое заключение, или никакого.
Призывая вам благословение Божье, с совершенным почтением и преданностью имею честь быть вашего превосходительства покорнейший слуга, Филарет, митрополит Московский.
(22 февраля 1863, секретно)
Недавно в Лавре был некто, дворянин не низшего круга, почему-то имеющий "особенные сведения о польских делах", и говорил, что "войско около Варшавы стоит бесполезно, что мелкое преследование мелких шаек мятежников мало полезно, что в южной части Польши формируется мятежническая армия; что захвачен казенный литейный завод, и мятежники льют орудия; что действование генерала Рамзая (Эдуард Андреевич) парализовано Велепольским, который носит личину, украшая ее выстрелами и отравлениями всегда для него безвредными".
Повествователь, кажется, недавно из того края.
Дай Бог, чтобы сии печальные вести были неверны или преувеличены. Если же есть в сем несчастная правда, видно ли ciе тем, которые свыше должны видеть и направлять действование? Врачу должно видеть всю силу болезни, чтобы верно врачевать.