Лаврентий Палыч тряхнул стариной и вспомнил молодость: "Коммунизм, как известно, это молодость мира и его следовало возводить молодым. Молодёжью в СССР занимался комсомол. В Красной Армии молодёжи было навалом, большинство комсомольцы, комсомольская работа должна была бурлить и пениться.
Вполне возможно, что где-то и когда-то так и было. Но не в нашем доблестном втором отдельно базирующемся авиационном звене Внутренних Войск МВД СССР. Часть наша была небольшая, освобождённых комсомольских секретарей не предполагалось.
Личный состав был загружен собственными служебными обязанностями. Замполит у нас, как и полагается в авиации, был летающим командиром экипажа, что тоже не придавало живости комсомольской активности по причине его занятости.
В общем, царил застой и расхолаживание на данном поприще. Времена меж тем были революционные. Перестройка, гласность, ускорение требовали новых решений и методов. Раз требовали, нужно было решать.
Для начала, как и полагается, решено было разослать комиссии для проверки этой самой комсомольской работы в частях, непосредственно на местах, как говорится. Не миновала эта участь и наше Краснознамённое отдельно базирующееся.
Меня эта вся катавасия занимала в то время крайне мало, был я бойцом первого года службы, занимался зарядкой и прочим обслуживанием аккумуляторов для вертолётов, а по субботам писал боевые листки отделения инженерно-авиационной службы.
Эта общественная нагрузка была мне радостно передана вместе с ключами от аккумуляторной моим наставником, в то время дедушкой российской авиации. Писание боевых листков кроме мук творчества приносило ещё и полчаса-час свободного времени по субботам.
Под предлогом важного общественно-политического мероприятия можно было посидеть в тёплой ленинской комнате, изучая свежую периодику. Собственно эти боевые листки и кинули меня неожиданно в самую гущу комсомольской работы.
Неосвобождённым комсомольцем был у нас молодой лейтенант, недавний выпускник Харьковского училища тыла МВД СССР. Не скажу, что много встречал на своём пути выпускников этого учебного заведения, но трое из них, включая и нашего комсомольца, попавшихся на моём жизненном пути, имели какое-то неуловимое сходство.
Были они тонкие, звонкие, отличались образцовой выправкой и какой-то лихостью в отношении и к службе, и к начальству. Всё это дополняло остроумие и неплохое чувство юмора. При этом присутствовало и некоторое снисходительное отношение к военнослужащим срочной службы, граничащее зачастую с презрением.
Мне они напоминали карикатурное изображение подпоручиков Российской Императорской Армии. Воображение моё легко дорисовывало в их руках офицерский стек, которым они лупцуют по морде нерадивых нижних чинов. В общем, интересные были типажи…
В один из обычных армейских вечеров этот наш комсомольский подпоручик заступил дежурным по части. Тем же вечером я увидел его с интересом читающего боевые листки. Листки были прошлонедельные, но всё равно вызвали в нем неожиданный и неподдельный интерес.
Внимательно изучив все три (по числу отделений) летёха вернулся к органу настенной печати отделения ИАС, моему последнему творению. Что уж тут греха таить, этот факт мне был немного приятен.
Значит, есть у меня способность к литературному творчеству, раз даже сухой казённый текст вызывает такой отклик благодарных читателей. Неожиданно комсомольский вожак оторвался от чтения листков и обратил свой неизменно насмешливый взор на меня.
- Ты писал? - спросил он, указывая пальцем в моё творение.
Я скрывать не стал:
- Моё…, - сказал я скромно и приосанился.
После этого офицер подошёл к аквариуму, достал из стола красную книжку и протянул мне:
- Это книга протоколов комсомольских собраний. Когда у вас было собрание последний раз?
Я закатил глаза и развёл руками.
- Правильно, не было у вас собраний. А протокол должен быть. И другие протоколы, за последние полтора года. Проверка через две недели из политотдела Управления.
Я всё ещё не понимал, что от меня хотят, поэтому ещё раз развёл руками и на всякий случай сочувственно вздохнул.
- Ты ваньку тут не валяй! - он неожиданно рассердился, Бери эту книгу и чтобы через неделю все протоколы были написаны. Писать нужно ответственно, разными чернилами и чтобы они не были как под копирку. Чтобы разные вопросы поднимались, разные выступающие. Одно собрание в месяц. Короче, 18 протоколов чтобы через неделю были. Действуй!
И оставил меня обескураженного с книгой в руках. Я немного погрустил, посетовал в мыслях не свою неосмотрительность. Видишь офицера, а он тебя нет, быстро уйди от греха, пока не поручили чего. Так ведь нет, стоял, как дурак с блаженным выражением лица, намечтал себе почитателя литературного таланта.
Потом решил полистать старые протоколы. Протоколы излагались суконным канцелярским языком, читать их было скучно. Я решил излагать ход комсомольских собраний в виде небольших пьес.
Сначала необходимо было провести подготовительную работу, собрать сведения о действующих лицах, придумать восемнадцать оригинальных сюжетов, найти несколько ручек с разными пастами, что тоже нелегко в условиях военной службы.
Ручки пришлось купить в военторге, немного поизводив продавщицу тщательностью выбора. Фамилии бойцов, служивших год назад, поведали мне неуволенные ещё дембеля. Составил примерный график проведения собраний.
Пришёл черёд для самого содержания. Немного помучившись, решил придерживаться определённого принципа. На три-четыре собрания выбираем группу каких-нибудь военных и всячески критикуем, обличаем их за разные косяки.
Косяки при этом не должны быть особо тяжкими, типа драки или пьянства. Но и не такими, чтобы махнуть рукой. Например, неряшливый внешний вид - это отличный косяк. Или нерадивое отношение к обслуживанию авиационной техники. Или небрежное ведение конспектов по политподготовке.
Критикуемые военные сначала пытаются дерзить и ставить себя выше коллектива, на втором-третьем собрании раскаиваются, осознают и обещают исправиться. На четвёртом собрании происходит апофеоз воспитательной работы, полное перерождение разгильдяев и лодырей в отличников боевой и политической.
На следующих собраниях они уже вовсю обличали другую группу нарушителей порядка и дисциплины. Записывая выступления участников, я пытался передать их характер и личные качества. Если выступал рядовой Кричфаловши, то и говорить он должен, как крестьянин с Западной Украины.
А если ефрейтор Долгополов, то тут уже должен чувствоваться студент сельскохозяйственного института. Занятие это по настоящему увлекло меня. Писал ночами в нарядах, писал в любое свободное время.
Книга протоколов стала напоминать некий сценарий сериала, как я сейчас понимаю. Мне очень нравились протоколы и созданные моим воображением герои. Закончив, я радостно понёс свой труд заказчику. Лейтенант взял фолиант в руки, лениво пролистал.
- Все восемнадцать? - поднял он на меня глаза.
- Да! - восторженно засиял я лицом.
- Ну, молодец. Иди, занимайся по распорядку, - он захлопнул книгу и кинул её в стол.
- А проверка когда будет? - спросил я, в надежде, что может хоть проверяющие прочитают и оценят.
- А не будет проверки! - Летёха небрежно махнул рукой. Всех с Управления в Карабах услали (тогда как раз армяно-азербайджанская дружба достигла небывалых высот), - так что, спасибо тебе за службу.
Первые разочарования жизни, они могут быть и такими. В любом случае, они делают нас сильнее..."
P.S. При остро возникшем желании ознакомиться с дальнейшими воспоминаниями времён проклятого тоталитаризма, а так же послушать обрывки мудрых мыслей и старческие бредни самого Лаврентия Палыча, то можно легко и добровольно подписаться на его секретный блог: https://dzen.ru/id/5d36dae6ae56cc00ad2edc0d
