Первое время казалось: «Ну что этот мелкий там копошится, елозит мяч и этого бедолагу перед собой туда сюда! Ни финтов, ни атлетизма, ни бешеной скорости. Голову и глаза опустил, и будто топчется, крутится на месте! Что за душнила на мяче! Ну вот, юла, хотя бы в пас играет».
Потом наступило обострение Аршавина в организме, было солнце в «Зените», были вынос вперёд ногами Осера, Леверкузена, была сборная, были голландцы, Лондон, Энфилд, Камп Ноу и масса всего того, что не укладывается в терабайты памяти. И была Греция, были ожидания, были проблемы…
Осознание Аршавина пришло несколько жизней спустя. В состоянии аффекта от происходящего там и тогда его хотелось или размазывать, или облизывать. Осознать Аршавина, оценить его игровые габариты, было практически невозможно. Чтобы Аршавина в себе найти, Аршавина нужно было потерять. Хоть он и не исчезал, всегда напрашивался, крутился на языке, шаря по закоулкам воспоминаний, ты всегда нащупывал в том числе и аршавинский краешек.
Да, в этой невысокого роста, не самой атлетичной фигуре, в этом обычном, даже с годами не стареющем, юношеском облике не было ничего отталкивающего, но и на красу и гордость он никогда не тянул. Отдельно на гордость — да. Маленький, дотошный, задиристый, думающий. Занудствующий в своих целях и решениях.
Парадокс в противоречии внешнего облика и внутреннего — одна из его граней. Аршавин был (да и остается) мальчишкой только на вид. В игре этот маленький мук, этот компактный генератор сюрпризов и внезапной смерти, становился уже завершившим тысячу карьер бессмертным старцем, который из маленьких сопернических мук на глазах вырастал в большое страдание. Что-то зрелое в себе, на поле и в игру, он нёс и превносил всегда.
«Будет по-моему!», — гнусавил в два вершка диктатор на футбольном языке. И тащил, волочил за собой воз всех согласных и несогласных. И это занудство…да нет ведь ничего ценнее зануды в игре. Зануды так придирчивы к качеству исполнения. Зануды не терпят полумер. У нас, в нашем футболе, на котором негде клейма ставить, такой зануда был. И все, даже те, кто вслух говорил обратное, гордились.
И тогда, ровно 16 лет назад, в полях тюльпанов, в сплошном дыму, в развороченном бурей быте, среди этих холеных, лоснящихся селебрити, прорастал борщевиком ОН.
Вы помните, вы всё прекрасно помните, как он не стоял, а порхал, приблизившись к «стене»! Пыхтит, голова внизу, пауза и тут же прокидывает в сторону, крутит, вертит корпусом! Защитники осыпаются с него как шалая листва. Мальчишка, русский занудливый пацан, который вобрал в себя все наши дворы, все наши пустыри, всё наше «Андрюша, домой!», и «Мам, можно я ещё погуляю!». И как мальчишка он облазил эту оранжевую стену вдоль и поперёк, сделал подкоп, проковырял её, разобрал и собрал заново, расщепил на атомы, прожёг лупой. Обесчестив попутно Ван Дер Сара, забыв где-то по пути Де Йонга, потеряв двигаясь к воротам Хейтингу, поставив двойку Дирку Кюйту и одним черпачком, одним кивком своей мокрой от пота головы увековечив Торбинского. И Гуса Хиддинка.
Где-то во дворе оборвалось пронзительное «Андрей!».
Когда Андрей увлечён игрой, с головой уходит в неё — остальные играть бросают. И бросают все дела, чтобы на него посмотреть.
На днях была годовщина той самой победы, того самого дня, когда голландцы попали под Аршавина. Годовщина нашего с вами Аршавина. Он приложил палец к губам. На трибунах становится тихо, помолчим и мы…
#аршавин #россия #евро2008