Славно потрудившись на площадке Международной выставки-форума “Россия” и получив вольницу, а это была именно вольница по простой причине исключительных условий работы. Такие условия самостоятельно не покидают. От них не отказываются по собственной воле. Невозможно отказаться. И все же даже золотая клетка не перестает быть заточением. Поэтому окончание работы форума было встречено моими коллегами, а мной прежде всего, со вздохом облегчения. Это был приказ о демобилизации, который ждут каждый день с начала службы.
Находясь на заслуженном отдыхе не первый день, исполнив то, что казалось мне по окончанию работы первостепенным, написание очередной театральной пьесы по мотивам моих экскурсий на Форуме. Да что… “по мотивам”… это было слово в слово повторенное то, что я почти ежедневно, как правило два раза в день представлял экскурсантам. Обидно было бы не зафиксировать в тексте уже готовый спектакль. После того, как текст пьесы был готов, какие-то правки и корректура заняли от силы минут десять.
Было написано несколько статей о театре. Мне открылась новая область использования теории Сторителлинга, как и Системы Станиславского - “иммерсивный театр проводников смыслов”. Что это такое я отказываюсь здесь объяснять, чтобы это не было скомканным профанатством. Но, новая игра сулила дивиденды. А потому вдохновляла, выводя из некоторой эйфории полученной вольницы и свободы от обода обязательств перед организаторами выставки.
Поводов для запудривания себе мозгов больше не оставалось, и я, несмотря на разнеживающую и лишающую решительности жару, все-таки вышел из дома, чтобы дойти до дальнего храма, выстроенного в 90-х на живописном холме подмосковного города, вид с которого открывал и малолитражную речку, и дачный поселок, и деревенскую церковь, и усадьбу Пржевальского, и какие-то просторы, заканчивающиеся уже на горизонте разноуровневой полоской новостроек Щербинки.
Посещение этого Храма не было для меня какой-то обязанностью. Напротив, всегда это был желанный и вдохновляющий до трепета живописный Ритуал, поскольку большую часть пути следовало проходить между домиков частного сектора. Не все из которых можно было бы назвать “домиками”, чтобы не оскорбить до унижения их хозяев. Очевидно, что эти строения были частью какой-то их обязательной самореализации. Поэтому безобидное слово “домик” могло было быть засчитанным, как физический, смачный плевок в лицо. Точный и омерзительный своей обильностью.
Все это лично мне не мешало проходить по узким односторонним улочкам и думать уж во всяком случае не об амбициях владельцев местной недвижимости. Мой путь умасливало дополнительное обстоятельство. Я прихватил с собой взятый из морозилки мороженный вафельный стаканчик и с удовольствием его уменьшал. И все же мне стоило усилий заставить себя выйти из дома. Виной тому преодолению была исключительно исключительная для подмосковной июльской погоды жара.
Вот среди листвы показались сверкающие, словно начищенное столовое серебро, золото куполов. Их яркость и безупречность превращали меня из преодолевающего свой путь путешественника в паломника, который наконец добрался до объекта и конечной цели своего паломничества. Выклянчив для себя у себя несколько десятков метров по теньку, я не стал заходить на территорию Храма сразу, как делал обычно.
Еще подойдя к воротам, что были главными, расположенными со стороны покатого до горнолыжного стандарта склона холма, я сначала услышал песнопение, раздававшееся откуда-то их хозяйственных пристроек Храмового комплекса. Однако, оно меня не удивило. Удивила меня забитая парковка рядом со входом. Несколько озабоченных людей, что, сравнивая с обычной ситуацией, можно было назвать “множеством”. Зайдя на территорию Храма я сразу нашел ответ на еще не возникший у меня в голове вопрос по поводу этих людей.
У церковной двери на площадке крылечной лестницы стояли две крышки гроба. На этой же площадке расположилась группа человека в три. Одна пожилая женщина из этой группы голосила, прерывая свою неутолимую скорбь театральным прешепетыванием, объясняющим, по видимому, остальным собравшимся только ей одной известные обстоятельства смерти того, к кому эти люди пришли на отпевание. Скорбь во весь голос сменяла приглушенную таинственность также внезапно, как и наоборот.
Пройдя мимо, я зашел в церковь. В центре стояло два гроба. По обеим сторонам участники обряда. Оставалась интрига были ли лежащие во гробу как-то связаны между собой кроме даты смерти и места отпевания. Или это были случайные два покойника. Двое из множества отпеваемых в тот день в православных храмах России и зарубежья. “Интересно было бы узнать возраст и пол обоих” , подумал я про себя. Разгадка сложности не представляла. Стоило мне поставить свечку за упокой всех своих, обойти колонны и подойти к открытым гробам со стороны алтаря, я увидел, что в одном из них лежал старик, в другом - старуха. Примерно одного возраста. Что усиливало мое любопытство по поводу изначальной интриги о связи между покойниками.
Рассматривать отходящих в лучшие миры, особенно изображая на лице глубокую задумчивость было не совсем прилично, поэтому я снова обошел это не слишком массовое собрание уже с другой стороны и присел у выхода на один из пристроенных друг к другу массивных стульев. В этом не было неуважения, поскольку по всему начало службы лишь ожидалось собравшимися. Кроме того, к уже стоявшим рядом с гробами то и дело присоединялись новые скорбящие. Какого-то нестерпимого горя расставания в атмосфере не чувствовалось. Что в общем объяснялось возрастом ушедших, однако еще больше располяло любопытство к вопросу о связи или отсутствии таковой.
Вот в пространстве происходимого вальяжно появился служка в черном. Приготовляющий все для надвигающейся службы. Служка очевидно никуда не торопился. Неспешность его напоминала слова Высоцкого: “Мы успели. В гости к Богу не бывает опозданий…” Да и действительно… спешить или как-то суетиться было бы скорее вычурным безвкусием, чем желанием качественно осуществить сервис. Однако, его намеренно медленные перемещения явно дисциплинировали собравшихся, для которых и неочевидное время начала службы скорее раздражало, чем давало возможность побыть еще несколько минут с любимым человеком, “так безвременно покидающим нас”.
Мое наблюдение с “вороньего гнезда” массивного стула у выхода перестало иметь какой-либо рациональный смысл. Я стал ловить состояния и атмосферу происходящего. Мне стало интересно. Я размышлял сам с собой… “Наверняка прямо сейчас в данный момент эти два тела должны покидать потоки сэкономленной, нерастраченной за время жизни энергии. Могут ли эти потоки каким-то образом быть зафиксированы окружающими, в том числе, мной? И какова интенсивность этой энергии? Сравнима ли эта интенсивность с интенсивностью подобных потоков после смерти молодых людей? Грудных младенцев…” В этот момент мне показалось, что только когда умирают пышущие жизненной силой молодые люди, тогда в “атмосфере” происходит немыслимой мощи энергетический взрыв. Взрывы эти, наверняка, могут быть управляемы. Однако и при отсутствии такого управления и контроля мощность такого взрыва неотвратимо производит работу по проявлению новых форм в окружающем пространстве. Наверное, именно такие масштабные внешние изменения происходят во время и после великих войн ввиду массовости погибших. Возможно в этом и есть глубокий смысл таких войн. В них есть Божественный замысел Великого Жертвоприношения…
Во время моих размышлений появился батюшка в нарядных, однако в соответствии с обстоятельствами, одеждах. Продекламировал что-то наподобии проповеди, просто… без какого-то видимого энтузиазма. Хотя именно человек погруженный в религиозный опыт с практической точки зрения должен был бы осознавать истинный оптимизм происходящего. Из проповеди при очень слабой дикции, и как я уже сказал “нулевой” энергии оратора было тем не менее слышно про то, что вера необходима, пусть даже самая маленькая. К моменту начала службы у всех собравшихся с подачи черного служки в руках горели свечи. Батюшка раскрыл книгу с текстом отпевающего обряда. Служка пономарным чтением взял быка за рога. Был прочитан среди прочего Отче наш. Дождавшись его и шепотом составив дуэт со служкой, я решил покинуть Храм, не мешая всей этой группе скорбеть на совесть.
Так я ничего и не почувствовал. Никакого энергетического потока. А главное… так и осталось тайной были ли покойники как-то связаны друг с другом. На улице все больше воцарялась аномальная жара. Оттого мой ритуальный взгляд с холма в сторону Щербинки был сокращен до логически возможного минимума. Я вернулся в тень обратного пути. Мне предстояло зайти по дороге в магазин, купить чистящее средство для ванны. И все же странно. Старик, старуха. Отпевают и хоронят в один день… Очень странно…
.......................................................
Мой канал ВК... https://vk.com/gopius
……………………………………………………..
Сказки и былины о войне и героях. Для детей и взрослых…
https://dzen.ru/a/Y45TOB1a-A_5nlzw
Трагедия и героизм буквы “Z”.
https://dzen.ru/a/YuX0ZmE41EdN8WTN
Полное собрание сочинений…