Рассказывают такой анекдот. Однажды московский корреспондент американского информационного агентства Генри Шапиро прогуливался по Тверскому бульвару и заметил дым, струящийся из окна здания ни много ни мало – Телеграфного агентства Советского Союза. Корреспондент позвонил в ТАСС по телефону. Трубку поднял ответственный дежурный Соломон Шапиро.
– У вас в здании пожар, примите меры!
– Кто говорит?
– Шапиро…
Соломон Шапиро решил, что его разыгрывают, и бросил трубку. А Генри Шапиро сообщил в своё агентство, что в Москве горит здание ТАСС. Агентство распространило это сообщение, и вскоре оно было принято по телетайпу в Москве. Его прочитал дежурный по ТАСС Соломон Шапиро. Выглянул в коридор и только тогда увидел и почувствовал задымление... Якобы этому случаю мы обязаны поговоркой: "Два мира – два Шапиро".
Правда это или нет, не знаю (думаю, врут), но поговорка крутилась у меня в голове, пока я тщетно придумывал название для этой рецензии. Не вышло. Не смог подобрать рифму к фамилии Книжник. Э-э-э... Два лыжника – два сквалыжника? Ботинки – полуботинки?
Этим летом мы с дочкой прочли две книги Генриха Книжника. Удивительно разных. Если первая нам безоговорочно понравилась, то прочесть вторую удалось только с помощью чувства юмора и спасительного приёма "Ну, эти две страницы мы с тобой, пожалуй, пропустим". Однако это не значит, что книга безнадёжно плоха и не заслуживает внимания! (Сейчас, ещё одно отступление – и всё, честное слово, больше не буду.)
В юности мы, студенты филфака, организовали что-то вроде литературного объединения. Творчество наше было, разумеется, авангардистским и "постмодернистским". Выпустив очередной сборник своих опусов, мы, задыхаясь от отваги и дерзости, решились показать его нашей немолодой и очень уважаемой профессорше. Через день она вернула нам сборник со словами, которых я никогда не забуду. "Я уже не в том возрасте, когда поэзию воспринимают эмоционально, но с научной точки зрения это интересно".
Так вот, "с научной точки зрения" книга "Мы с братом и Рыжая" несомненно интересна. Но начнём мы всё же с "хорошей новости" – с "Петьки".
Коротко для тех, кто не читал. Живёт в Москве мальчик Петька – толстый и одинокий. Сверстники его обижают, даже в булочную сходить для него проблема (а вдруг во дворе враги). Мама и бабушка его чрезмерно опекают и балуют. Папа против мамы и бабушки "не тянет" и вымещает досаду на сыне. То вовсе устраняется от всякого воспитания, а то вдруг – "Мой посуду и никаких р-р-разговоров!" Петька моет, рыдая, бабушка и мама стоят с двух сторон и охают. Потом всё возвращается на круги своя: Петьку снова холят и лелеют (ведь "у него чувствительная нервная система"), а папа... Папа прячется на работе.
И вдруг обстоятельства складываются так, что летом оказывается некому пожить с Петькой на даче. А дача летом – это святое! У Петьки ведь не только нервная система чувствительная, но и весь остальной организм хрупкий! И решение в конце концов принимается немыслимое, чуть ли не за гранью возможного: Петька едет к тётке (сестре отца) в глухую деревню. Где вода в колодце, а туалет во дворе. И даже магазина нет – пару раз в неделю автолавка приезжает.
Разумеется, Петьку снабжают всем необходимым для выживания: панамой от солнца, носовыми платками, копчёной колбасой и кучей напутствий – с плохими детьми в дворе не играть, на улицу со двора не выходить ни с плохими, ни с хорошими... И так далее.
Дальше – вы догадываетесь. В суровых деревенских условиях выковывается Петькин мужской характер. И нет – это не ирония! Именно так: рыхлый, капризный и безвольный Петька вдруг шаг за шагом начинает совершать поступки, которых сам от себя не ждёт. Моет (во второй раз в жизни) посуду, помогает тёте и дяде перебрать картошку в погребе, натаскать воды, подлатать крышу (опасно!) и трижды (!!!) вступает в бой со старшим по возрасту хулиганом Витькой... Он научился плавать! Он тащит на себе, изнемогая от усталости, младшую сестрёнку товарища! Петька, о котором раньше заботились, ничего не требуя от него взамен, оказывается способным сам позаботиться о других.
Вот они с другом, балуясь, сильно напугали соседскую девчонку, и Петька неожиданно думает: "А вдруг она станет заикой, и её все будут дразнить, как меня? И когда она вырастет, на ней никто не женится?" И он решает, что должен сам жениться на Нинке. Ну, раз уж так... А потом – нечаянно! машинально! – проговаривается ей об этом. Типа, "эх ты, а я ещё жениться на тебе хотел"... Боже, какой позор! Бежать, срочно бежать обратно в Москву!
Но Нинка неожиданно смотрит на него без насмешки и с интересом.
– А почему, Петя, ты хотел на мне жениться?
Позора не случилось, и вот они уже вполне "по-семейному" решают, кто будет стирать Петькину перепачканную панамку. Петька говорит: давай ты. Стирать – это женское дело. А Нинка: хорошо, а ты тогда воды наноси. Это мужское дело... И вот тут нас и осенило: а ведь он и правда становится мужчиной...
Как? Благодаря чему?
Тут, в деревне, тётя с дядей с утра до вечера на работе, и Петька весь день один, а значит – свободен. И свобода порождает инициативу.
Несвободному человеку, которому ничего нельзя, соответственно, ничего и не хочется – и он хандрит, капризничает... А свобода рождает инициативу, а инициатива рождает ответственность. Когда знаешь, что тебе ничего нельзя (потому что ты всё сделаешь не так, да ещё и порежешься, и воды на пол нальёшь, убирай потом за тобой), у тебя атрофируется воля к действию. А когда всё можно и никто над душой не стоит, тогда, хм... "А ну-ка дай попробую... Ух ты, получилось!" Вот это с Петькой и происходило.
Чем книга закончилась, рассказывать, конечно, не буду, но скажу, что моя дочка на автора обиделась. Хотелось ещё читать, а он – "конец"!..
Ну, а теперь, индейцы, плохая новость. Вдохновлённые "Петькой", мы сразу же взялись за "Мы с братом и Рыжая". И...
Есть такой феномен отечественной культуры – "порог девяностых". Это когда прекрасные писатели или кинорежиссёры пытались угнаться за быстро меняющимся временем, не учитывая того, что меняется оно "не туда", и незачем за ним гнаться. Даже великого (абсолютно серьёзно) Владислава Петровича Крапивина это коснулось... Но он это быстро понял и перестал писать реалистическую прозу, перейдя на сказки и фантастику.
Мне кажется, "Мы с братом и Рыжая" – как раз жертва этого "порога", этого жёсткого "стыка цивилизаций". Прекрасный "Петька" был написан в 1989 году, а "Рыжая" в 2021-м. И на её страницах кишат коррумпированные чиновники, наёмные бандиты, честные банкиры (а также всякие другие честные богачи) и ветераны не то Афганской, не то Чеченской войны. (По времени – Чеченской, по соображениям политеса – Афганской.) И это ещё полбеды.
Буквально вчера, в посте о "вкладе России в западную популярную музыку", мы не стали говорить о группе "Тату" – по понятным причинам. Продюсер и идейный вдохновитель группы Иван Шаповалов считал, что для достижения славы все средства хороши, кроме неэффективных. Уж не похожая ли муха зудела где-то неподалёку от Генриха Соломоновича Книжника, когда он писал "Рыжую"? Слишком много в книге того, что называется "ранней детской сексуальностью".
Если в "Петьке" этот мотив задет лишь раз, к месту и очень деликатно, и никакая это не "сексуальность", а целомудренная и светлая детская влюблённость, даже ещё не осознающая толком себя, то тут, в "Рыжей"... Нет, "ничего плохого" дети не делают. Но они постоянно ощущают любовное томление – и без конца говорят, говорят, говорят об этом... Скажите, это нормально? Героям примерно по 12–13 лет…
Сквозь назойливое жужжание озабоченной мухи нет-нет да и пробиваются дельные, хорошие мысли. Например, о том, как важно уметь терпеть недостатки близкого человека и сообщать ему о них деликатно, без раздражения и упрёка. Невелика мудрость – но умеем ли мы?
Или вот отец говорит сыну: хорошая девочка, постарайся не потерять её. Сын спрашивает: а как не потерять?
– Рецепта нет. Нужно просто больше думать о ней, чем о себе...
Прекрасно, правда?
И всё же дух в тексте не дышит. И текст осыпается: сюжет пробуксовывает в духе "пошли налево, пошли направо" (персонажи не знают, чем им заняться, а автор не решается их на это время оставить), повторяются одни и те же сцены ("он побледнел, она побледнела"), монологи, ситуации… Кабы не эти три больших минуса: чрезмерная сексуализированность, вымученное письмо и ещё та жутчайшая глава, где папы бесконечно долго вспоминают героическое боевое прошлое (фильм "9-я рота" завистливо заламывает руки в сторонке), то читать было бы интересно. Всё-таки охота узнать, как именно добро с кулаками одолеет зло. (В жизни-то это нечасто бывает.)
У Генриха Книжника есть ещё несколько книг, но мы теперь, наверное, сделаем перерыв. Отдохнём от хороших банкиров и нехороших чиновников, у которых "вся районная администрация в кармане". А главное – от хороших девочек, на которых "под простынёй ничего нет".
А мне – нет.
А это журнал "Лучик". Подписаться на него и начать жить можно на сайте Почты России, но вы лучше этого не делайте. Там такой ужас... Любой Генрих Соломонович счастьем покажется.