Почему православный российский народ не защитил Церковь после октябрьского переворота 1917 года? Чем обернулась для Церкви хрущевская оттепель? На какие вопросы всесоюзного опроса бесстрашно отвечали советские люди? Как бороться со своей гордыней современному человеку? Об этом и о многом другом на одной из Пастырских встреч рассказывал игумен Павел (Полуков).
– Почему в 1917 году народ не встал на защиту Церкви?
– Многие идеализируют то время. Состояние Церкви на 1914 год показывает, что действовало огромное количество монастырей, приходов, духовенства, монашества, семинарий, церковноприходских школ, но благочестие и вера в русском народе падали. Об этом еще в XIX веке предупреждали многие святые. Из документов подготовки к Собору 1917–1918 года узнаём, что многие сельские батюшки писали об охлаждении веры, даже чуть ли не о кощунстве и богохульстве.
В стране был откровенный террор, которому предшествовала Первая мировая война, события 1916 года, неуспехи на фронте. Пришли озлобленные рабочие, разные деятели, стремившиеся подвигнуть крестьян и весь народ на восстание. Мы знаем об изъятии церковных ценностей, о так называемой продразверстке, о жестоком массовом подавлении всего. Мы знаем, что когда в Русской армии отменили обязательность Причастия, то остался очень маленький процент причащающихся. Об этих событиях говорили и предупреждали праведный Иоанн Кронштадтский, епископат, преподобный Серафим Саровский в своих пророчествах. Знаете, как бывает? Про Москву говорят: «Москва насколько грешна, настолько и свята». Вот и у нас в России тоже, с одной стороны, начиналось серьезное осмысление всего, это было время преподобных Оптинских старцев, святителей Игнатия (Брянчанинова) и Феофана Затворника. Это было время, когда, казалось бы, печаталось большое количество просветительской литературы, даже далекий Афон имел русский монастырь и свою типографию, где он печатал просветительские листки, которые отправлялись в Россию. И одновременно началось отхождение от веры, корни которого надо искать ранее, может быть, в подражании дворянства Западу.
Началось отхождение от веры, корни которого надо искать ранее, может быть, в подражании дворянства Западу
Но опять мы видим противоположность: один дворянин или заводчик помогал своим рабочим, подавал милостыню, паломничал. А другой смеялся над верой и верующим человеком, считая его необразованным. В это время критике подвергались и священники, о которых писали святые отцы: «Посмотрите порой на современное духовенство... о чем разговаривает священник... Не о Духе, не о Евангелии, не о спасении, а просто поддерживает светскую беседу об устройстве общества, о моде, о ценах и так дальше». Конечно, мы знаем и массу других причин: против России, действительно, на тот момент восстал весь мир, потому что Россия шла уверенным темпом своего развития. Но смещение акцентов тоже было. Ведь чем стала Церковь со времен Петра I? Министерством православного исповедания. И, естественно, духовенство воспринималось тоже как класс, служащий ненавистному режиму. И в лице многих происходил такой откат.
– Говорят, что Хрущев хотел закрыть Вырицы, но Лавра отстояла. Что Вы можете рассказать о тех временах?
– Дорогие мои, разве не Хрущев говорил, что покажет последнего попа по телевизору? Это его известное изречение. Дело в том, что так называемая хрущевская оттепель, наоборот, для Церкви обернулась серьезными заморозками, и мы знаем, что закрывались многие монастыри и храмы, которые открыты были во время войны, или оказались на присоединенных территориях Украины, Молдавии, Белоруссии, Эстонии. Мы, прихожане Сретенского монастыря, знаем, что чуть не закрылся Псково-Печерский монастырь во времена отца Алипия, который трижды рвал и сжигал в печке постановление за подписью Хрущева. Это были такие силы, которые закрывали монастыри. При этом репрессии, даже с расстрелами, продолжались и позже.
Мне одна женщина, жившая в конце 50-х годов в Алма-Ате, рассказывала, что в детстве случайно стала свидетелем того, как под Алма-Атой, в гористой местности, расстреляли несколько привезенных туда священников и монахов. Это произошло на глазах ребенка, что ее очень поразило. Женщина говорила, что такие случаи были, хотя уже было не сталинское время. К Церкви во время войны и после войны отношение было другое. В 40–50-е годы, особенно после смерти Сталина, массовых репрессий уже не было, но Церковь душили.
С чего начались сталинские репрессии 30-х годов по отношению к духовенству? Одна из причин – перепись 1937 года (37-й год – это уже двадцатилетие советской власти, когда Церковь пытались уничтожить). Но 42 процента населения России отнесли себя к православным верующим. И оказалось, что на многих территориях этот процент очень высок. Процент Крещения был тоже высоким – около 80 процентов. И с чего начали репрессии? С налога на Церковь, налога на свечи, он так и назывался – «свечной налог», который увеличили в 50 с лишним раз. И священники тогда писали, что не знают, что делать, уже занимают деньги, чтобы отдать этот налог. Государство вынуждало к тому, что легче закрыть храм, чем платить этот налог. Государство считало, что бабушки походят в храм, поумирают, и храм закроется. А бабушки вечные оказались.
Однако и после войны, после смерти Сталина, в ходе проведенного опроса многие люди честно отвечали на вопросы о том, что крестят своих детей, венчаются, ходят в храм. Венчаний тоже было достаточно, хотя уже в 1918 году признавался только брак, зарегистрированный в ЗАГСе.
Закрытие храмов продолжалось и в хрущевское время. Храмы сносили еще в 50–60-х годах, может быть, по причине строительства новых жилых кварталов.
В брежневское время тоже непросто было окрестить ребенка, особенно в городском храме. Вроде бы Церковь открыта, крестины есть, пожалуйста, приноси и крести, но тебя потом осудят, если узнают. А узнавали об этом стопроцентно, потому что в 1961 году была проведена реформа, навязанная государством, по которой власть фактически не принадлежала священнику, она принадлежала церковной двадцатке. Идея в целом хорошая: 20 активных прихожан составляют церковный совет, выбирается староста, и совет руководит приходом. И если это верующие люди, то все понятно: батюшку они нанимают. Но батюшка по сути в храме не хозяин, и органы государственной власти обязательно внедряют в эту двадцатку своего человека, задача которого – не возрождение духовной жизни, а запреты на печатание, издание и распространение Библии, на занятия с молодежью и детьми. Такой человек сообщал на производство, что Иванов крестил своего сына. И Иванова вызывали и, в зависимости от того, был ли он простым рабочим или занимал должность, был ли партийным или беспартийным, комсомольцем или нет, его пропесочивали и, может быть, даже увольняли. Из-за этого люди часто ездили в сельскую местность, там был батюшка, с которым можно было договориться, чтобы окрестить без оформления. Один батюшка мне говорил, что в 70–80-е годы в городском храме ставили негласный порог, что в месяц можно было окрестить не более 50 человек, хотя желающих принять таинство Крещения было много. Поэтому священник решал вопрос, кого можно окрестить на дому, или еще что-то придумывал. Однажды привезли человека для срочного Крещения. Может быть, это была провокация, потому что когда батюшка окрестил этого 51-го, то его оштрафовали в размере годового оклада.
– Почему при пении «Отче наш» распевают фразу «от лукавого»? Это является ошибкой?
– Это суеверие. Когда поют «и не введи нас во искушение, но избави нас от лукааавааго», то тот, кто не думает о своей духовной жизни, кто при этом, может быть, обижает других людей, начинает на это обращать внимание. Распевая это слово, мы не прославляем лукавого никоим образом. Эту молитву дал нам Господь, и это слово в молитве дал нам Господь. Он говорит: «Отойди от Меня, сатана». Поэтому понятно, что акцент ставится на фразу «избави нас». Но существуют разные напевы. Знаете: «Тамо убояшася страха, идеже не бе страх». Понятно, это издержки, может быть, партесного пения, пения древнего.
Я бы на другое обратил внимание. Человек молился, не думал, а потом подошел такой искуситель и сказал об этом, и человек искусился. Я не считаю, что здесь есть какое-то прославление лукавого.
– Как бороться со своей гордыней современному человеку, начинающему воцерковление?
– Мне кажется, что для тех, кто начинает воцерковление, открывается удивительный мир. Я думаю, каждый об этом знает. Наше начало воцерковления – это открытие для себя удивительного мира и удивительной благодати Божией, которая нам помогает на первых порах бороться со своей гордыней. Здесь нам помогают и наша Исповедь, и наше Причастие, и молитвы, и Псалтирь. И человек, если он действительно воцерковляется, понимает это, удивляется: «Оказывается, я гордилась хорошим образованием, думала, что много знаю, а оказывается, что Богу это не надо. Богу это не нужно, Бог от нас другого ждет. И я, наоборот, своим знанием и образованием могу кому-то пользу принести. Я буду стараться нести эту пользу людям, как дар Божий мне».
– В книге «Лето Господне» Горкин держал в святом углу несколько лампад в память о самых главных своих тяжких грехах. Одна из них была о мальчике, которого он фактически угробил. Можно ли взять пример с Горкина и держать лампадки о своих грехах?
– Можно. Если есть такое напоминание, и оно помогает, не вгоняет вас в уныние и отчаяние, а дает вам силы на молитву, то почему бы и нет? Мы люди духовно-телесные и душевно-телесные, и для наших зрения и слуха иногда необходимо такое деятельное напоминание. Только не превращайте его в фетиш.
Игумен Павел (Полуков)
Источник: сайт Сретенской духовной академии