В кокосах часто находят скелеты мышей. Тощим и голодным легко проникнуть в орех, но куда трудней оттуда выбраться, став жирными и умиротворёнными.
Виктор Корчной, гроссмейстер
Они, прыгая на волнах, неслись по малахитовой реке к белому каньону. Эдгар поглаживал лодочный мотор, размазывая по нему тёплые капли.
— Вы из Техаса? — прокричал он паре пассажиров. — Был здесь у нас один доктор из Техаса. Приехал на год и остался насовсем. Жил в доме над рекой, готовил на дровах, при нежной луне ходил с индейцами собирать травы. Совсем безнадёжных силой заставлял пить таблетки. В таблетки, конечно же, никто не верил, но верили в доктора и выздоравливали. Умер в шестьдесят шесть лет, точно в своё время.
— Всё умирают в своё время, — бросила из-за плеча женщина на передней скамье.
Ветер трепал её волосы и полы жакета.
— Некоторые должны умирать раньше, — усмехнулся Эдгар, прижимая лодку к берегу, чтобы другая моторка могла пройти рядом.
Габриэль обернулся и посмотрел на лодочника поверх тёмных очков, но ничего не сказал. Он опустил пальцы в летящую назад воду, убедился, что жена смотрит в другую сторону, и облизал их: хотел понять, почему эту реку называют Сладкой.
— Габриэль, вытащи пальцы изо рта! Сумасшедший! — прокричала Виктория, убирая волосы с лица.
Меловые скалы начали расступаться. Ещё немного — и вот оно, море, позеленевшее от прикосновения с рекой, но всё такое же жгуче солёное. Чайки и пеликаны расселись на ржавых скелетах барж. По берегу неспешно двигались люди гарифуна — потомки африканских рабов, карибов и араваков.
Мотор лодки заглох у покрытого мхом причала.
— Ну и дыра, — прошептала Виктория мужу.
— Только на один день. Завтра поедем, куда хочешь ты.
Она насупилась. Подала ладонь Эдгару и выбралась из судёнышка. Лодочник отнёс чемоданы в гостиницу и попрощался с парой.
Из их номера было видно море, причал и город с разноцветными хижинами. Виктория скинула туфли и легла на кровать.
— Только не открывай окна, — она поморщилась. — Налетит всякого.
Габриэль постучал пальцами по стеклу и поджал губы.
Женщина встала с кровати, включила кондиционер, телевизор, нашла американский канал. Задёрнула шторы, словно за ними было не море, а их двор с яблоней и жёлтым забором. Достала из чемодана аппарат с отравляющей насекомых жидкостью, воткнула его в розетку. Надела пижаму, намазала руки, ступни, шею репеллентом.
Габриэль следил за ней из кресла. Она поймала его взгляд и ответила:
— Дэнге, дорогой. Жёлтая лихорадка, вирус Зика. Я оставлю тебе крем здесь, на твоей тумбочке.
Снаружи разноцветные птицы играли с эхом, на пристани переговаривались рыбаки, взвешивали улов на весах с дрожащей стрелкой. Чайки сбивались в галдящие тучи, сражались за рыбьи головы и желудки. Габриэль глядел на всё это в просвет меж клетчатых штор, пока комнату заполняли новости: дебаты кандидатов в президенты, взрывы в Сирии, колебания цен на нефть. Гудел кондиционер, воздух пропитался ядом для насекомых с запахом яблока и корицы.
Когда Виктория засопела с телефоном в руке, Габриэль на цыпочках прошёл до двери и тихо щёлкнул замком.
Воздух в Ливингстоне стал чёрным, как кожа его обитателей. Там, где река сливалась с морем, поднималась апельсиновая луна. Габриэль побрёл к порту. Сел на причал, опустил ноги в воду, откупорил купленную по дороге бутылку рома. Пил из горлышка, жмурясь от удовольствия после каждого глотка. Позади него, на улицах без фонарей, люди жгли дрова под кирпичными плитами, бросали в кипящее кокосовое молоко рыбу, бананы, овощи — всё, что смогли раздобыть за день. Ромом цвета патоки отмечали улов и просили богов, чтобы сети не пустовали, а ураганы обходили их берега стороной.
— Жизнь, — прошептал Габриэль.
Ему вдруг захотелось разделить всё это с женой, но не с теперешней, а с прежней, с той, с которой он ютился в комнате без телевизора и готовил еду на переносной плитке. В те времена фрукты она мыла под краном, а не отмачивала в антимикробном растворе. Когда появлялся насморк, чистила апельсин и клала на язык ложку мёда. Не носила обеззараживающий гель в сумочке, на улице не мазалась каждые полчаса солнцезащитным кремом, не боялась кишечных инфекций и развивающихся стран. Ходила босикомн, купалась в озёрах и реках. Потом появился дом побольше, телевизор в гостиной, телевизор на кухне, телевизор в спальне. И началось: «Пока путешествуем, будем пить только газированную воду, её сложнее подделать», «Габриэль, никакого пальмового масла и кокосового молока, наши желудки этого не примут».
Мужчина нехотя поплёлся в отель.
Виктория спала. Он раздвинул шторы. Положил ладонь на ручку балконной двери, поколебался минуту, но всё же отворил её. Ночь трещала, переливалась лунными иголками, гудела барабанами людей гарифуна. Габриэль лёг рядом с женой и наслаждался звуками ночи, пока не уснул.
Ему снились золотые крупинки в прозрачной воде горных рек. Берега без тропинок, без срубленных веток и следов от костров. В рюкзаке котелок звенел о складной ножик, приятно тянули консервные банки и сухари. Главная забота, чтобы не промокли спички, а золото только предлог. Золото…
Золотом било ему в глаза. Первые лучи шарили по притихшему Ливингстону. Поскрипывала распахнутая балконная дверь. Виктория спала в маске на глазах, укрытая простынёй по подбородка.
Габриэль бросился к балконной двери и закрыл её. Задёрнул шторы, вернулся в кровать.
В ресторане накрывали столы к завтраку. Звенели приборы, жужжала соковыжималка, напевали официанты. Новенькое солнце цвета папайи отрывалось от джунглей. Рыбаки лодками чертили бороздки на неподвижной воде. Птицы в лесу прочищали горло, раскрывались кувшинки, чайки топтались по сырым доскам пристани. Габриэль вспомнил слова лодочника: «Некоторые должны умирать раньше. Знаете, сколько таких полумёртвых я вожу с одного берега на другой каждый день?»
Виктория сопела рядом, ей снились кандидаты в президенты, графики колебания валют и новая коллекция известного дизайнера.
Вы прочитали историю из сборника "Авантюрин".
Узнать больше о книге и прочитать другие истории из неё можете здесь.