Отпив чаю с баранками, Пульхерия Никифоровна сладко потянулась и улыбнулась своему отражению в начищенном самоваре: «Хороша!». Личико круглое, носик аккуратный, щечки розовые, помадами хранцузскими натертые, губки алые, а на шее белой три складочки аппетитные. И жемчуг бурмицкий в ниточку, по пять червонцев кажный.
И всего-то осьмнадцать. Но уже замужем ажно два года. Да и то поздно вышла, все отнекивалась, не хотела за Артемия Филлипыча. Но батюшка Никифор Платоныч волю свою показал, капиталы ему связать заблажилось. Вот и пришлось с нелюбым окрутиться. Поперек батюшки не пошла, хотя строптивой всегда считалась.
Брыдлый он, этот Артемий Филиппыч. Чай пьет, как тюрюхайло: пятерню растопырит и ну из блюдца сербать. Красный весь, потный, а рубашку и не сменит. Конюшней от него всегда воняет, фу!
Ну так по што дивиться? Из приказчиков вышел, ни обхожденья, ни манеру. И детки с ним не получаются. Может, оно и к лучшему. Хорошо, что съехал с батюшкой на ярмарку за мануфактурой.
Вздохнув, Пульхерия Никифоровна сытно отвалилась от стола и, шурша шелковыми юбками домашнего платья, прошествовала в спальню – вздремнуть немного после обеда. Парашке наказала никого не пускать, а сама, одеванной, так и завалилась на кровать, предаваясь мечтам о…НЕМ. Зимой, на святках, тайком ездила смотреть, как добры молодец дерется на кулачках. Ох, и красив, чертяка! Из себя курпулентный, что тот медведь, шапка набекрень, волос черный, глаз озорной. Закутавшись, в санях сидела, а он приметил, подмигнул, будто шленде какой. И стыдно было, и сладко от его обхождения.
Вот с зимы и грезила Пульхерия о своем «царевиче». Ну хоть бы разочек еще его увидеть! И снился он ей часто, но вида был странного: волос короткий, сам безбородый, а на шее голой картинки намалеваны и буквы в ниточку неведомые. Манил рукой, звал к себе. А куда ж тут добежишь? Стены в доме толстые, двери дубовые. Псы сторожевые во дворе ходят, а кухарка все мужу докладывает.
В горнице монотонно жужжали мухи, мягкий свет лился из-за занавеси. Пульхерия и не заметила, как заснула, но пробуждение оказалось страшным.
2024 год, Пульхерия
«Парашка, поди сюда, негодная, узнай, что там шумит», — пробормотала она сквозь сон, поразившись реву чрезвычайной громкости. Воздух смердел гарью, как после пожара, и было жестко. Пощупав около себя рукой, она поняла, что лежит на твердой плите, а мягкая перина и множество пуховых подушечек куда-то испарились.
— Ааа, —в ужасе завизжала она. – Смертушка моя пришла! Люди добрые, помогите!
С трудом приоткрыла один глаз и снова в ужасе завизжала — вокруг столпились то ли люди, то ли еще какие существа, но уж больно дивные с виду: девки простоволосые, в башмаках белых что утюги, кофтенки безрукавные, бесстыжие. И мужики в таких же башмаках, с ногами голыми, а были и такие, что в шапках с гонтом попереди и со стеклами черными на глазах.
Все они, толкаясь и переговариваясь промеж собой, наставили на Пульхерию плоские коробочки. «Душу мою вытягивают, адские отродья, — подумала она. И, схватив нательный золотой крест, выставила его как защиту:
— Нате вам, получайте, душегубцы!
Но ничего не случилось. Старуха лет сорока, в штанах и с крашеными волосами, склонилась над ней и сочувственно сказала:
— Актриса, наверное. Там, за углом, кино снимают. Историческое. Вот и вошла в роль, перегрелась. Жара-то какая!
—Жара у вас в пекле, сударыня, — хотела сказать Пульхерия. Но тут появилась белая повозка с красными полосами и без лошадей в упряжи. Повозка рычала и пронзительно визжала, запуская фейерверки как на масленицу. «САМ за моей душенькой пришел!», — пронеслось в головке у Пульхерии. И она, ойкнув, отключилась.
2024 Год, Шурик
Тем временем студент третьего курса мединститута Шурик Добролюбов, обретавшийся в психиатрической больнице на практике, скучая, заигрывал с хорошенькой медсестричкой на посту.
— Ах, Шурик, — хохотала Машенька, хлопая наращенными ресничками и призывно облизывая пухлые, накачанные силиконом губки, — когда ты уже остепенишься! Чем попусту болтать, лучше бы пригласил девушку в ресторан!
—Что взять с нищего студента? – отшутился Шурик. – Я пока с девушками только по парку гуляю. Пойдем?
— Да ладно тебе прибедняться, — ухмыльнулась девушка. — А знаешь, лучше пойди сними капельницу у этой… из третьей палаты. Ну той, что одноместная, люксовая. С улицы девчонку привезли в отключке. Без документов. В платье бальном была, вся в золоте и жемчугах. Точно из семьи олигархов, только как одну без охраны отпустили? Не наркоманка, проверили. Но бред несла — звиздец какой! Год рождения назвала, не поверишь, 1862. И адрес: Конюшенная, частный дом купца первой гильдии Никифора Платоновича какого-то там, фамилию я забыла. А имечко у нее… Обхохочешься! Пульхерия Никифоровна. Это Пуля, что ли?
Нет, точно нажралась чего-то девка. Пока не определили. Буйствовала, говорят, в ноги нашей Светлане Петровне в приемном бухалась, матушкой называла и руку хотела поцеловать. Скорее всего, острый психоз. Ну, ей укольчик вкололи, вот и спит. Короче, ты сходи. А то я боюсь.
Ого! Шурику стало любопытно что там за монстр такой. И он трусцой побежал в палату.
И правда, на кровати лежала девица в ситцевой больничной рубашке. Такая аппетитная пампушечка, к которым Шурик всегда был неравнодушен. Русая волна волос разметалась по подушке, аккуратный носик торчал вверх, белая кожа явно конкурировала с застиранной больничной наволочкой. И никакого перманента и силикона. Даже губы свои! Жаль, что не в себе…
2024 год, Пульхерия
Чувствуя, что лежит на чем-то мягком, Пульхерия с трудом открыла сонные глазоньки.
«Эка, привидится же такое», — пробормотала она, собираясь кликнуть Парашку.
Однако привычной горницы не было, лишь стены, крашеные белым, да узкая койка супротив ее ложа. Смутно, а потом все четче, она разглядела фигуру в белом балахоне. Фигура склонилась над ней, приблизив лицо, и Пульхерия вздрогнула: это было лицо того самого «царевича», что дрался на кулачках, а после манил ее во снах к себе. Вон и картинки те же на шее, и лицо голое, безбородое…
2024 год, Шурик
Тише, милая, лежи, — сейчас капельницу, сниму, — придержал девицу Шурик, аккуратно доставая катетер.
— Ты — Ангел? – Спросила девица, пожирая — его взглядом испуганной лани.
— Можно сказать и так, — ухмыльнулся Шурик.
— Господи, благодарствую тебя за спасение души моей от бесов поганых! — Закричала девица, бухаясь перед Шуриком на колени и истово крестясь. – Ангела послал для услаждения души моей и препровождения в Рай, благодетель!
Ситцевая больничная рубашонка ее задралась, демонстрируя шелковые штанишки с миленькими завязочками.
«Она что, панталоны носит? Мода такая у олигархов?» — Хмыкнул Шурик. А сам сказал строго:
— Послушай, э-э-э, как тебя там, Пуля, — быстро ложись в кровать! И вообще, хватит придуриваться. Здесь больница и даже папашка тебе твой всесильный не поможет. Лучше скажи честно что употребляла. Всем легче будет.
— Щи с головизной кушала, битки скусные куфарка у нас готовит, кашу гурьевскую сладкую опять же, ну и чай с баранками, —всего три чашки…
«И куда в нее столько влезло? — Удивился Шурик. —Во, наела себе окорока. Ей бы в зал покачаться или на фитнес… Пампушка, но красивая». А вслух сказал:
— Так как же ты без документов оказалась? Родные у тебя есть, кто бы приехал за тобой? А то золотишко твое в сейфе у Главного лежит. Но как бы ни умыкнули ненароком. Там же на тыщи долларов богатства!
— Муж есть, Артемий Филлиппыч. Только брыдкий он, из приказчиков. Матушка есть, сестры. Но первый мой защитник будет батюшка — купец первой гильдии Никифор Платоныч. Завсегда он чадам помогает, но и волю свою требует сполнять, как положено. Только власти его туточки, на небесах, нету. – прошептала Пульхерия.
—А, понятно, у бати твоего бизнес купи-продай. А с муженьком у тебя брак по расчету. Только странно ты, Пуля, как-то разговариваешь. Ну какие небеса, какой Ангел? Я – Шурик, практику в этой больнице прохожу. Скоро врачом стану. А у тебя, наверное, острый психоз на фоне… Ну это уже наш профессор Юрий Павлович выяснит.
— И ты, батюшка речи заумные ведешь. Имя у тебя, как у пса нашего на подворье – Шарик. У Ангела такого имени не бывает, — заявила Пульхерия. А сама подумала, что «царевич» явно не в себе, хоть и на небесах живет, которые называет «больница». Но как хорош! Так бы и любовалась всегда.
— Александр Сергеевич я! – Разозлился Шурик, чувствуя, что эта непонятно откуда взявшаяся девица безумно ему нравится. — А вот ты откуда такая взялась… странная?
—Да я чаю откушала с баранками, прилегла вздремнуть в горнице, а потом…. И тут Пульхерия горько и безнадежно расплакалась.
— Постой! –Крикнул Шурик, окидывая ее взглядом. – Ну-ка, обувку свою показывай!
Пульхерия покорно подала валяющуюся рядом туфельку и стеснительно молвила:
— Это, Александр Сергеевич, домашние, у меня на выход и покрасивше будут…
— Да нет!—Шурик лихорадочно достал стельку и обнаружил клеймо, на котором четко читалось: «фабрика Саввы Сысоева 1881 годъ».
— Так, быстро говори, в каком году живешь! – Строго приказал он Пульхерии.
— В тыща восемьсот восемьдесят втором от Рождества Христова.— ответила она. И добавила. – Я и цифири, и грамоте обучена, батюшка студиозуса нанимал.
— А сейчас две тысячи двадцать четвертый. – Возвестил Шурик. — Ты в будущем, моя купчиха! Значит, так. Сейчас я ненадолго отъеду, а ты будь здесь, никуда не уходи! Привезу тебе джинсы там, маечку и сбежим. В общагу мою тебя не пустят, но ничего, квартиру сниму. Будем с тобой по парку гулять, кофе пить в кафе. А захочешь – на пляж поедем, почилим там и мороженого поедим.
Пульхерия от таких новостей хотела снова отключиться, но слово «чилить» заинтересовало. И вообще… куда как лучше Сергеевич мужа Артемия Филлипыча! Обходительный, красивый, ажно мурашки по коже!
— Я быстро, — обернулся уже в дверях Шурик. Все у нас будет хорошо!
1882 Год, Пульхерия
Что же это было? Пульхерия Никифоровна очнулась ото сна в своей кровати, в окружении множества мягких подушечек. «Приблазнится же такое…», — лениво подумала она. Но как же хорош этот Шурик! Жалко, что сон…Но, увидев, что вместо домашнего шелкового платья, на ней застиранная больничная рубашонка, завизжала…
2024 год, Шурик
Резко открыв дверь в палату, Шурик весело крикнул:
— Пуля, принимай шмот! Я уже и квартиру нашел, недорого берут.
— Какой еще шмот? – Раздалось с кровати. Шурик пригляделся и сник: ничего общего с девушкой его мечты коротко стриженая тощая брюнетка не имела.
… — А где.. Пуля?—Растерялся он.
— Где-где, в Караганде твоя Пуля, — рассмеялась брюнетка. — Никакой пули не видела. Неделю уже обретаюсь тут после запоя.
Шурик помчался на пост к медсестричкам. Но те делали круглые глаза и говорили, что Шурик перегрелся, никакой Пули в третьей палате никогда не было…
P. S. В клинике неожиданно разгорелся скандал. Дорогие украшения, хранящиеся в сейфе главврача, так и не были востребованы. Говорили, что это пациентки из третьей палаты, что привезли после перепоя, с "белочкой". Вот и вручили ей по описи. Она и не отказалась.
А Шурик, обследовав каждый миллиметр этой палаты, таки нашел туфельку с клеймом 1881 года. И понял, что когда-нибудь он встретится со своей Пулечкой. В другой жизни…
Елена Шумарова