- Бабушка, а мама приедет на мой день рождения?
- Не знаю, моя хорошая, не знаю, может и приедет.
Но мама не приехала, ни на этот, ни на следующий день рождения, только прислала игрушки, красивое платье, и конфеты. Иногда Виоле казалось, что ее вообще не существует, дедушка с бабушкой придумали маму, как волшебную сказку для маленькой внучки. Но были звонки по телефону, девочка слышала в трубке женский голос, которая говорила, чтобы она вела себя хорошо.
Каждый раз одно и то же, - веди себя хорошо, веди себя хорошо, как автомат, равнодушно и холодно.
Виолка вела себя прекрасно в детском саду, училась на пятерки в школе и ждала, ждала маму.
Но так и не дождалась, мама не приехала, дочь закончила школу, и поступила в институт. После института вышла замуж за однокурсника, не по годам серьезного парня, с которым познакомилась во время вступительных экзаменов. Саша был мужем, о котором мечтают все девушки, высокий, сильный и самостоятельный, готовый взять на себя ответственность за жену и будущих детей.
Когда родился первенец, Виола на себе испытала, что же это такое, идущая из глубин души материнская любовь к ребенку. И ей захотелось посмотреть в глаза женщине, которая ушла, оставив единственную дочь родителям.
Она решила выяснить, существует ли на самом деле та, которую считает мамой. Может это автоответчик, запрограммированный на фразу о хорошем поведении или манекен, китайский болванчик, кивающий головой.
Город, где жила женщина - призрак мамы, был всего в ста километрах, Виола помнила, что бабушка ездила к ней несколько раз.
Дедушка не одобрял эти поездки, несмотря на то, что Маша когда -то была его любимицей, общаться с ней он не желал.
Насколько знала Виола, с блудной сестрой имела постоянную связь только Татьяна, старшая дочь Скопцовых. Но и она ей никогда ничего не рассказывала, хоть и любила племянницу, баловала не меньше, чем своих детей.
На разговоры о Маше, живущей своей, непонятной жизнью было наложено негласное табу, и все старались придерживаться этого правила. И Виола чувствовала себя слишком обязанной тем, кто воспитал ее с первых дней, чтобы задавать неудобные вопросы.
Дедушка с бабушкой не скрывали от внучки ничего, но эту тему тщательно обходили, словно чувствовали себя неловко, при упоминании о Маше.
Виола всегда знала, что адрес матери записан на первой странице старой записной книжки. Что лежала в верхнем ящике старого комода, вместе с документами, и фотографиями. Там же был и номер телефона, пожилые люди по привычке, вносили всю информацию в блокнот.
Чем старше она становилась, тем больше волновал вопрос о матери, и однажды Виола решилась ей позвонить.
Ответили быстро, выслушали спокойно, и равнодушно отказались встретиться.
- Не хочу - был ответ - ты уже взрослая, проживёшь и без меня.
Проплакав ночь, Виола решила, что на самом деле, биологическая мать права, нет смысла в общении.
Они чужие друг другу, Маша даже не кормила ее грудью, оставила родителям сразу после рождения, и уехала в соседний город.
- Кукушка!
Говорил дед про неё, а бабушка вздыхая, добавляла:
- Непутёвая!
Детей Маша больше не родила, жила одна и не рвалась общаться ни с кем из родных. С сестрой и матерью, на пороге разговаривала, в комнату не пускала, и за стол не приглашала. Об этом Виола знала из разговоров старших, съездят к ней бабушка или Таня, шепчутся долго. А девочка подслушивает, надеясь, когда-нибудь прозвучит фраза, что мама скучает по ней.
Но бабушка говорила лишь о том, что Машка снова чудит, а тетя Таня добавляла, что ее нужно лечить.
***
- А почему ты не хочешь отца найти?
Муж Саша был человеком обстоятельным и серьезным, и всегда умел думать правильно. Наблюдая за терзаниями жены, он не выдержал и задал тот вопрос, на который никто до этого не решался.
- Может ты спросишь у бабушки, кто твой отец!?
- Ты думаешь...
- А чего тут думать, спроси и всё!
Отца найти оказывается было просто, бабушка знала его друга, а тот не заморачиваясь, написал на бумажке номер телефона.
И на звонок дочери, отец отозвался быстро, удивился конечно, что у него объявилась дочь, но не стал изворачиваться.
Приехал к Виоле с Сашей через день, к ужину, привёз торт и три розы, а для внука погремушку пластмассовую, розовую.
- Откуда мне знать, что пацанам нужно покупать синюю, - хохотнул он, нервно потирая ладони - я же не покупал никогда игрушки детям.
Он оказался человеком веселым, разговаривая хохотал, не всегда к месту вставлял, пошлые фразы, и много ел за столом.
У него были дети и от других женщин, он вкратце рассказал о них, и пообещал познакомить Виолу с братьями и сестрами.
- Виолой тебя назвали значит, имя красивое, мне нравится. Если бы знал, что ты родилась, навещал бы обязательно, ты не думай плохо обо мне. Машка-то мне ничего не сказала, она же странная была ещё тогда, себе на уме. Я же ее любил очень, на руках носил, но она шалавистой оказалась, вот так вот.
Отец развел широко руки, и печально опустил глаза под редкими, светлыми ресницами, и изобразил недоумение.
Они общались часто, папа, так его Виола стала называть сразу, был человеком легким, пришелся по душе и Саше. Внуков дед обожал, гулял с ними, покупал мороженое и шоколад, "наверстывал упущенное", говорил он, стеснительно гладя дочь по спине.
О матери старались не вспоминать, эта тема была тяжёлой для всех, лишь изредка отец хмыкал, если случайно всплывало ее имя.
- Душу она мне истерзала - сказал он как-то, стараясь не смотреть дочери в глаза - не хочу я об этом вспоминать.
А Виола была рада и тому что есть, у неё появился отец, о котором она и мечтать не смела, добрый и как оказалось, любящий.
Дедушка с бабушкой ее обожали, души в ней не чаяли, но так хотелось, чтобы были ещё и мама с папой. Они были у всех детей в садике, а потом в школе, дети рисовали им рисунки на праздники, а Виола глотала слёзы, завидуя остальным.
***
- Почему она так поступила, неужели у неё сердца нет?
В сотый раз задавалась этим вопросом молодая женщина, прижимая к груди сына, она искренне не понимала поступка родной матери.
- Так съездила бы к ней и разобралась уже - Саша был немногословным и обстоятельным, и рубил всегда с плеча. Ему, если честно, надоели душевные метания жены, он не понимал, как можно страдать о человеке, которому ты не нужна.
- А я возьму и поеду!
- Съезди! Я посижу с ребенком, возьму отгул на работе, только разберись наконец, со всей этой бодягой.
- Для тебя бодяга, а для меня открытая рана, как ты не понимаешь?
- Вилка, я устал каждый день слушать твои стенания, по ночам вытирать тебе сопли и слёзы. Я жить хочу нормально, без страданий и истерик, мне жена нужна, а не плакальщица заунывная.
***
- Зачем ты приехала?
Она оказалась очень красивой, но хрупкой женщиной, с неестественно бледным лицом, с нервно дергающимся правым глазом.
- Неужели вам никогда не хотелось увидеться со мной?
- Не мучай меня, - лицо Марии исказилось, словно от боли - оставь в покое, наконец!
- Сердца у вас нет, вы не женщина, вы, вы...
Виоле хотелось кричать, разбить кулаками это бледное, равнодушное лицо, с дергающимся глазом.
- Пусть будет так, только уходи!
- Тварь! Ты тварь! Ненавижу тебя!!!
Всю обратную дорогу Виола тихо плакала, уткнувшись лицом в стекло, и не видела пейзажа за окном автобуса.
Почему ей досталась в матери такая женщина, холодная и бездушная? Которая не задумываясь бросила крохотную дочь, и ушла жить в своё удовольствие, и не хочет общаться?
Дедушка с бабушкой, тетя Таня вполне нормальные люди, обожают внуков и детей, тепла у них хватило на всех. Только одна Маша выросла эгоистичной и жестокой, думающей только о себе.
- Ну что, поговорили?
Саша встретил ее на автовокзале, с Мишкой на руках, он спал, обнимая отца за шею, маленький, родной человечек. Сын родился точной копией своего папы, упрямый лоб, карие глаза, и характер чувствовался, настоящий, мужской.
- Нет, - Виола прикусила губу, стараясь не разреветься снова - она не захотела со мной общаться.
- Ну и плюнь ты на нее - Сашка положил ребенка на заднее сидение и обнял жену - хватит уже переживать, давай жить без этих соплей розовых.
- Обидно же - всхлипнула Виола - у всех матери как матери, только у меня кукушка какая-то.
- Всё, больше о ней не хочу ничего слышать - Саша повернул лицо жены к себе и закрыл ее рот поцелуем - хватит!
Виола обмякла от поцелуя, от крепкого объятия и всхлипнула последний раз, и вправду, пора забыть и жить, просто жить.
А Маша, не было ее и не надо, пусть дергает глазом там, в своей комнатушке коммунальной, с длинным коридором и соседями-алкоголиками.
Через три месяца позвонила тетя Таня, заикаясь и запинаясь, сказала, что Маша, то есть мама Виолы, умерла.
Нет, не так, не умерла, она покончила собой, затянула петлю на шею, и присела возле трубы в общей ванной. Нашли соседи, пришли вечером, а она висит сидя, худенькая такая, кожа да кости, в последнее время она совсем ничего не ела. После визита Виолы перестала выходить из комнаты, лежала, смотрела в потолок и молчала. Сердобольная соседка, пыталась кормить, вызывала врача, но тот пожимал плечами, и говорил, что давление в норме. И ничем помочь не может, женщина психически нездоровая, чудит временами, они же все такие.
- Хоронить будем здесь, пусть хотя бы в могиле лежит рядом с родными - в голосе Тани слышались остатки истеричного плача, и Виола немного удивилась. Сестры редко общались, и казалось, не было между ними теплых отношений.
- Мы решили, что будет правильно, если прощание устроим во дворе дома, ее многие знают.
Таня снова заплакала и отключила телефон, Виола нахмурилась недоуменно. Оказывается, все знали Машу, но ни одна болтливая соседка не обсуждала с ней ее родную маму.
Народа было немного, старушки в черных платках о чём-то шептались в сторонке, Таня рыдала положив голову на краешек гроба. Дедушка сидел опустив голову, он закрыл лицо руками, и застыл, как каменная статуя. Бабушка суетилась, носилась с венками, о чём-то договаривалась с водителем катафалка, спрятав глаза под черным платком.
Пришёл и отец, он нерешительно подошёл к гробу попрощаться, и тогда, нарушив тишину, воздух прорезал отчаянный крик:
- А этому уроду кто позволил прийти?
Полноватая женщина лет сорока пробилась через испуганных старушек, и схватила за грудки отпрянувшего в сторону Вадима.
- Угробил девчонку, и ещё имеешь наглость стоять возле гроба!?
Вадим молча пытался вырваться из рук, а женщина молотила крупными кулаками его по лицу, и кричала, и кричала:
- Сволочь такая, сволочь!
Виола кинулась на помощь отцу, который не поднимая головы, пытался отодрать от себя драчунью, но та вцепилась в него мертвой хваткой.
Вдруг на помощь незнакомой женщине бросилась и Таня, мгновенно выйдя из оцепенения, вскочила со своего места и ринулась в бой.
Она вцепилась Вадиму в лицо, ногтями распарывая ему кожу, и в порыве гнева откинула Виолу в сторону.
- Урод, это ты, ты сделал!
- Не трогайте папу!
Виоле, которая несмотря на боль и удары, влезала между женщинами и отцом, удалось немного оттеснить нападающих. И раскрасневшаяся от гнева женщина, наконец отпустила Вадима, который сразу же припустил рысью, и исчез за углом. А разъярённая женщина повернулась к родителям Маши, и те испуганно отпрянули от неё.
- Вы ничем не лучше этого урода, отдали девчонку садисту, лишь бы о вашей семье, сплетен не было. Знали, как он издевается над ней, и молчали, и не помогли своему же ребенку. Он же ей ребра ломал, бычки тушил об неё, привязывал к горячей батарее, всё вы знали, знали и молчали, нечего глаза опускать теперь.
Тетя Таня после похорон рассказала обо всём, она то плакала и проклинала свою нерешительность, то начинала говорить, что сама была молоденькой.
Потом оправдывала родителей, что времена были такие, и снова рыдала, обвиняя и их, и себя.
Маше было всего шестнадцать, когда она приглянулась одному из местных шалопаев, что держали район. Вадима с братом, и их отца, сидевшего за разбой и грабежи, остерегались все, и старались с ними не связываться.
Вадим пытался расположить к себе Машу подарками и цветами, но девчонка боялась его, как огня, и избегала встреч, всеми возможными способами. Отказ лишь раззадорил парня, привыкшего получать любыми путями желанное, и он просто затолкал ее в машину и увёз.
Маша кричала и отбивалась, но никто не стал рисковать и не помог ей, люди отворачивались и убегали, не желая быть причастными.
И когда дочь не вернулась после училища, родители первым делом пришли домой к Вадиму.
Дверь им открыл отец парня, по пояс голый, весь в татуировках, пьяный и веселый.
Он назвал родителей Маши сватьями, и посоветовал не волноваться за дочь, она в надёжных руках.
Маша умоляла забрать ее, но ухмыляющийся Вадим сказал, что дело сделано, и если девчонка не останется жить с ней, то станет общей.
Выбор небольшой, или она будет жить с ним, или весь город будет пользоваться ею, он об этом позаботится.
- И не вздумайте жаловаться ментам, у нас и там всё схвачено - крикнул он вслед, трусливо сбегающим вниз по лестнице родителям Маши. И одним ударом закинул в квартиру зареванную девчонку, которая хотела выбежать за ними.
Маша сбегала от Вадима несколько раз, пыталась разжалобить отца, показывая синяки на руках. Но тот вдруг словно оглох и ослеп одновременно, отказывался слышать дочь, и сам срывал злость на жене.
- Воспитала потаскушку - орал он, напиваясь от безысходности, отец боялся Вадима и его семью, как и все остальные, но признаться в этом ему было не по силам. Легче обвинить измученную проблемами жену и несчастную дочь, которая попала в жернова случая. Они перемалывали ее хрупкие тело и душу, медленно ломая и калеча неокрепшую психику.
Мать с Таней плакали, им было жаль Машу, но две перепуганные женщины, не могли противостоять бандитам.
Вадим приезжал с дружками, ставил бутылку на стол, на опохмелку "тестю", и увозил Машу обратно. Дома ее ждал ад, с изощрёнными пытками и издевательствами, от которых она медленно сходила с ума.
С семимесячной беременностью, невменяемую, ее сняли с перил моста над рекой, и увезли в психиатрическую клинику.
И тогда подруга Валя, та самая, что потом на похоронах кинулась на Вадима, отважилась и пошла к местным журналистам.
Несколько месяцев раскачанный прессой город возмущался, народ негодовал, и требовал наказания Вадима. Вдруг все вспомнили, что Маша несовершеннолетняя, депутаты ахнули, глава города стучал кулаком по столу, а Вадим под шумок исчез из города.
Нет тела, нет дела, а в этот раз не было тела обвиняемого, и все успокоились, чего шуметь попусту.
Новорожденную девочку родители забрали себе, а Машу от греха подальше, отправили к тетке, в другой город. Там была хорошая клиника, где Маша два-три раза в год, получала необходимое лечение, а в остальное время, жила тихо, как мышь.
Проедала пенсию, и подрабатывала уборщицей, чтобы купить подарки дочери, которую она так и не смогла полюбить. Одним фактом своего существования, Виола напоминала матери о тех ужасах, что пришлось пережить. В дни, когда разум не затмевала болезнь, она предупреждала родных, чтобы ее ни за что, и никогда не допускали до дочки.
- Для ее же безопасности - сказала та, в которой от прежней, веселой и доверчивой Маши, остались только огромные глаза.
***
Неделю после похорон Виола молча смотрела в угол, даже плач ребенка не мог вывести ее из этого состояния.
- Может хватит уже?
Саша раздражённо тряс плачущего сына, он не мог понять, с чего вдруг жена решила снова страдать по матери. Он конечно, теперь тоже был в курсе, насчёт прошлых грехов Вадима, и даже немного осуждал его. Но вряд ли он один был виноват во всём этом, Маша эта тоже, мамашка жены, наверняка, была ещё та овечка блудная.
Вадим ему как-то по секрету рассказывал, что эта сумасшедшая спала не только с ним, но и с его братом и отцом. И ещё неизвестно, чья дочь Виола, его или этих, брата и отца, но как бы не было, всё равно родная, он не отказывается от неё. Машка всегда была немного повернута насчёт постели, поэтому и пришлось ее выгнать. А эта тварь на него заявление накатала, чуть не посадили, пришлось лет пять прятаться по знакомым.
После этого откровения Саша совсем другими глазами посмотрел и на жену, черт его знает, а если материнские гены взыграют?!
Виолка вроде в девчонках скромная такая была, а как родила Мишку, стала безалаберная, лифчик кидает где попало, трусики вчера оставила на краю раковины. Такими темпами она быстро скурвится, по мамашкиной тропинке потопает, и оглянуться не успеешь, как рогами кустистыми обрастешь.
Саша сам не заметил, как начал жену отождествлять с тёщей, о которой он ничего хорошего, до сих пор не слышал.
- Сколько можно изображать вселенское горе? Ну, удавилась ещё одна сумасшедшая баба, тоже мне невидаль!
- Не смей так про неё говорить!
- Странно, разве не ты сказала первая, что она ненормальная?
- Не смей, я сказала!
Маша вскочила и толкнула мужа в грудь, со злостью и обидой, и тут же получила по лицу в ответ.
Удар пришелся по левой щеке, кулак выбил два зуба, а мягкая ткань в полости рта, лопнула в нескольких местах. Второй удар пришелся по носу, хрустнули кости и хрящ, и кровь хлынула, заливая подбородок и шею, сперва быстро закапала, а потом заструилась на грудь.
Падая в полусознании, Виола попыталась ухватиться за кровать, где сидел испуганный сын, но руки скользнули по прутьям, и не удержались.
- Дура!
Саша со злостью пнул лежащую жену, и перешагнув через нее, вышел и хлопнул дверью. Мишенька на кровати, орал как резаный, не узнавая маму, лицо которой посинело и распухло за минуту.
Тело онемело, лицо отекло и казалось, что губы стали огромными как лепешки, а нос вдавился в череп и мешал дышать.
Виола с трудом поднялась, прижимая к лицу халат, лежавший на подлокотнике кресла, и попыталась свободной рукой успокоить ребенка. Но тот кричал, и отбивался от страшной тети с огромной головой, которая истекала кровью.
- Приезжайте быстрее - прошептала Виола разбитыми губами, набрав номер непослушными пальцами. Нужно было успеть вызвать Таню на помощь, пока не заплыли глаза, и сама ещё в сознании.
***
- Мамаааа!
Миша топнул маленькой ножкой в ботинках и сжал крохотные кулачки:
- Купи машину!
Виола почувствовала, как гнев, бурлящей кровью поднимается в голову, словно горячий поток заливает остатки терпения. Как же он похож на своего отца, тот же лоб, те же глаза, и стоит как Саша, выставив ногу вперёд. Маленькая копия того ненавистного человека, с которым жизнь ее связала надолго. Даже после развода она вынуждена терпеть его звонки и визиты к ребенку, и никуда от этого не денешься.
- Нет! Не куплю!
- Купи, я сказал!
Виола, с трудом удержала руку, размахнувшуяся для удара, она выдохнула так, что легкие превратились в тонкий-тонкий лист, а потом задышала медленно, стараясь успокоиться.
- Пойдем, сынок домой - она присела на корточки и заглянула Мише в личико - я тебе куплю эту машинку, когда будут деньги, хорошо?!
- Ладно - сын обнял ее за шею и чмокнул в щёку - я подожду!
Они шли, держась за руки, Миша радостно рассказывал маме, как в садике играли с другом.
А Виола старательно дышала, и пыталась вспомнить хоть какую-то молитву, но ничего на ум не приходило.
- Пресвятая мать Богородица - прошептала она - будь милостива, помоги мне забыть обиды и не мстить бедному ребенку, за поступок его отца.
От автора : Знаю что страшно, что тяжело читать, но в жизни бывает ещё страшнее.