Варвара Асенкова (1817-1841).
«Мне не забыть судьбы твоей, таинственной и странной"…
Н.А. Некрасов.
В этом очерке пойдет речь о замечательной актрисе первой половины 19 века, которая как комета, внезапно появилась, согревая зрительские сердца, и так же внезапно угасла… Эта девушка пробыла на земле до обидного мало – всего 24 года. Звали актрису Варенькой, а точнее, Варварой Николаевной Асенковой.
В ее метрическом свидетельстве есть такая запись: «Незаконнорожденный младенец Варвара, родилась 1817 года, апреля 10 го дня». Незаконнорожденными называли детей, появившихся на свет в семье, официально не оформившей свои отношения, либо рожденных «на стороне». Родители Вари жили, как теперь принято говорить, в гражданском браке. Тогда на такие отношения смотрели косо, и клеймо «незаконнорожденная» сопровождало актрису всю жизнь. Мать Вари, Александра Егоровна Асенкова, тоже была актрисой. Отца своего девочка не помнила, но имя его известно историкам. Это был офицер Семеновского полка Николай Иванович Кашкаров. Он не имел право жениться на актрисе и оставаться военным человеком, а Асенкова-старшая не хотела бросать сцену ради любимого мужчины.
Вскоре, после рождения дочери, у Кошкарова начались неприятности на службе. Ему приписали участие в восстании против своего полкового командира Шварца. Не миновать бы Николаю Ивановичу смертной казни, если бы по ходатайству добрых людей не был он переведен в Бородинский пехотный полк. В составе этого полка Кашкаров ушел на войну с Персией, где и отличился своими ратными подвигами. По возвращении он женился на дочери коменданта Бобруйской крепости, и семейство Асенковых было забыто окончательно.
Был у Вареньки отчим, отставной военный Павел Иванович Креницын, с которым Асенкова-старшая тоже жила в гражданском браке. Этот человек отвечал за состояние служебных карет, развозивших актеров по домам после спектаклей. Эти казенные экипажи были выкрашены в темно-зеленый цвет, за что и получили название – зеленые кареты. Александра Егоровна работала в Александрийском театре города Санкт-Петербурга.
В 1828 году Варя Асенкова поступает в Петербургское театральное училище. Проучившись 2 года, девочка уходит оттуда. Свой поступок Варвара объяснила тем, что педагоги не видят в ней ни актерских способностей, ни таланта. Александра Егоровна определила дочь в один из лучших пансионов Петербурга, но Варька и там не смогла учиться. Она говорила, что плата за обучение слишком высокая, поэтому нужно работать самой. Надо сказать, что Варенька театром никогда не бредила и об актерской славе не мечтала. Но судьба решила иначе… Как говорится, человек предполагает, а Бог располагает…
Сидеть, сложа руки, было нельзя, и по принципу «стерпится слюбится, » Асенкова – младшая пошла по проторенной дорожке. Александра Егоровна попросила своего коллегу, знаменитого актера Ивана Ивановича Сосницкого, позаниматься с Варюшей актерским мастерством. Бедный педагог совсем уж отчаялся, что из такой ученицы может быть толк и поставил на юной актрисе крест, как вдруг произошло чудо! Однажды они с Асенковой репетировали роль Фанни в пьесе «Мать и дочь – соперницы», и Сосницкий был поражен с каким чувством Варенька прочла один из монологов… Оказывается, за внешней апатичностью и равнодушием девушки скрывался большой талант! Иван Иванович настолько расчувствовался, что тут же предложил Асенковой роль в своем бенефисе. Этот бенефис и стал для Вареньки «боевым крещением», первым выходом на большую сцену.
21 января 1835 года настал день дебюта. Асенкова за один вечер должна была играть в 2х водевилях: 1) «Сулейман второй, или три султанши» (Роль Роксоланы) и 2) «Лорнет, или правда глаза колет» (Роль Мины)
И вот, первый выход… Сулейман – Сосницкий уже подал свою реплику, надо отвечать… А что? От страха у Вари все слова повыскакивали… Ноги подкашивались, голова кружилась зрители ждут… Девушка бессмысленно смотрела в зал… И вдруг… Знакомое лицо… Высокий и статный мужчина… Где-то она его видела…. Но где? И вдруг Асенкову ударило как током: «Император Николай Первый»??! Государь тепло и ободряюще улыбнулся. И Варю прорвало… Слова вспомнились, и речь актрисы полилась, как ручей. Губы щипало, они были намазаны лимонным соком. «Так это вы тот великий султан, у которого я имею честь быть невольницей?»- говорила Варя, обращаясь почему-то в зал, к государю. От волнения она не сообразила, что Сосницкий стоит на сцене, совсем в другой стороне. Глаза императора округлились, и брови поднялись выше. Он никак не предполагал становиться участником водевиля. Зал покатился от хохота и зааплодировал. Дальше пьеса пошла уже так, как нужно, и Варенька играла, ни разу ни споткнувшись.
Пьеса завершилась, успех был фантастический и зрители ладоней не жалели. Потом началась вторая, где нужно было петь. Варенька все чудесно спела своим приятным тоненьким голоском. Аплодисментам и вызовам не было конца! «Асенкова, Асенкова! Браво, браво!» Для водевильной актрисы у Вареньки было все: талант, внешность, пластичность, выразительная мимика, хороший голос… Вот как вспоминал о ней актер П.А. Коротыгин: «Асенкова умела смешить публику до слез, никогда не впадая в карикатуру; зрители смеялись, подчиняясь обаянию высокого комизма и неподдельной веселости самой актрисы, казавшейся милым и шаловливым ребенком».
Реакция общественности на Варин дебют не заставила долго ждать себя. Вот что по этому поводу писала газета «Северная пчела»: Поздравим любителей театра с новым, редким на нашей сцене явлением. Мы хотим сказать, что день, когда девица Асенкова появилась на сцене, может остаться памятником в летописях нашего театра… 21 января девица Асенкова вышла на сцену — вышла и как будто сказала: «Во мне вы не ошибетесь!» Красота безотчетливая нас сильно поразить бы не могла, но такая пластически прекрасная наружность поистине встречается очень редко. В отношении к ее таланту скажем: есть предметы, которые с первого на них взгляда поселяют в себе доверенность. Это мы говорим к тому, что она не могла изобличить всех своих способностей по причине бедности ролей, ею представленных. Они не могли дать пищи таланту, но при всем при том она их разыграла превосходно, сделав их занимательными… Но что более всего заставляет брать в ней участие и говорить об ее достоинстве, это то эгоистическое чувство, которое она пробудила и оставила в нас, — непринужденность, счастливое изменение голоса и лица, благородство, приемы, свойственные женщинам высшего круга, обещают нам в ней комическую актрису в строгом значении слова… позволим себе небольшое замечание: орган [т.е. голос] девицы Асенковой звучен и приятен, но грудь ее, вероятно, по молодости, еще слаба; желательно, чтобы она поберегла себя».
Вечером, после бенефиса, за кулисы заглянул государь. Варя сделала реверанс, но император 2мя пальцами приподнял ее за подбородок: «Вы доставили мне сегодня истинное удовольствие, какого я давно не испытывал. Хочу поблагодарить вас за это» - «Я просто старалась, ваше величество я так счастлива вашей похвалой», - ответила Асенкова.
Буквально через три дня посыльный из Зимнего дворца принес Варе бархатный футляр и письмо:
«25 генваря 1835 г.
№ 434.
Министр Императорского Двора, препровождая при сем к г. директору Императорских санкт-петербургских театров серьги бриллиантовые для подарка, Всемилостивейше пожалованного российской актрисе девице Варваре Асенковой, просит серьги сии доставить по принадлежности и о получении оных уведомить».
Именно эти серьги и стали отправной точкой самых грязных слухов и домыслов, которые распространяли о Варе, в том числе и ее близкие подруги детства Маша, Вера и Надя Самойловы, тоже актрисы. Безгранична зависть человеческая, и мало перед чем она останавливается! Сразу коллеги по сцене стали намекать Асенковой на ее особенные отношения с императором. Это с одной стороны. С другой стороны Варя проснулась знаменитой. Ей восхищались, слава водевильной актрисы преследовала Асенкову по пятам.
Особенно прославилась Варвара в амплуа травести. (Травести; (от итал. travestire — переодевать) — театральное амплуа, требующее исполнения соответственно переодетым лицом роли другого пола; преимущественно актриса, исполняющая роли мальчиков, подростков, девочек, а также роли, требующие переодевания в мужской костюм.)
Из знаменитых травести ролей 20 века как не вспомнить Ларису Голубкину в фильме Эльдара Рязанова «Гусарская баллада». В этой роли актриса явилась достойной продолжательницей дела Асенковой. В 1967 году был снят фильм "Зеленая карета". Роль Вари исполнила актриса Наталья Тенякова.
Мужчины восхищались не только талантом Вари, но и ее фигурой и стройными ногами. Были и привереды. Например, Александр Сергеевич Пушкин актрису терпеть не мог и красавицей не считал. Однажды на спектакле, он чем-то раздосадованный, сказал своему соседу: «Я бы отвесил вам пощечину, да боюсь, Асенкова подумает, что я ей аплодирую! Да и ноги у нее кривые!» Уж на что Александр Сергеевич был ходок и фут-фетишист, но ножки Вари ему почему-то не нравились… На вкус и цвет, как говорится…
Слава Асенковой была оглушительна. Поклонники осаждали ее, дежурили в подъезде. Однажды какой-то «влюбленный джигит» чуть не похитил бедную девушку.
Как-то раз, уже за полночь, после спектакля, она выходила из кареты около дома, и вдруг из темноты метнулась мужская фигура. Чьи-то руки стиснули Вареньку в объятиях, она увидела рядом безумные, огненные глаза, почувствовала чье-то жаркое дыхание и гортанный шепот:
— Моей будэш! Я говорыл!
Нечто тяжелое, мохнатое свалилось на нее. Шуба, что ли? Потом ее куда-то поволокли.
Первым чувством было возмущение: лето на дворе, а тут — шуба! Дышать нечем!
Потом Варя испугалась. Начала рваться, визжать.
На ее счастье, зеленая карета еще недалеко отъехала. Кучер услышал крики Вари, оглянулся и увидел человека в мундире, который пытался взвалить на нервно пляшущую лошадь какой-то мохнатый, орущий, бьющийся сверток.
Кучером в тот вечер был ее отчим, Павел Иванович, который и бросился падчерице на помощь. Но он не мог ударить военного человека, и чтоб было силы начал хлестать его лошадь: «Убью гада!», кричал Павел Иванович, махая кнутом. Лошадь понесла, а «джигит», выронив Варю, кинулся наутек и долго еще пытался догнать свой экипаж. Отчим помог Вареньке выбраться и выбросил шубу на мостовую. К утру шуба исчезла.
Похититель был какой-то грузинский князек, зачастивший в последнее время на Варины спектакли. После описанного случая он больше не появлялся. Подруги – актрисы, наблюдавшие эту сцену, разнесли самые невероятные сплетни! Говорили, что этот кавказец любовник Асенковой, и она от него уже беременна. Слухи эти дошли и до императора Николая. Александра Егоровна написала царю письмо, с просьбой прибавить дочери жалованье (Александрийский театр находился на дотации императора). От государя пришел ответ: «Ввиду того, что актриса Асенкова за последнее время никаких серьезных успехов не сделала, никакой прибавки к жалованью сделано быть не может».
11 генваря 1836г.
И тогда Варя поняла: пора браться за серьезные драматические роли, хватит водевилей, тем более что актерские возможности позволяли ей это. И она замахнулась на… Шекспира. Хотела сыграть Офелию, и добро от начальства было получено. Александра Егоровна была в шоке: «Варя, что ты делаешь! Ты водевильная актриса, не осилишь ты серьезной роли! Не сыграть тебе Офелию, никогда не сыграть!» «Хочу и буду играть, маменька!- заявляла Варя.
Сыграла! На репетиции у Асенковой мелькнула мысль, которую девушка отстаивала с удивительным упорством: Провести сцену безумья и гибели Офелии в полной тишине, без музыкального сопровождения. Только голос героини должен быть слышен, никакого оркестра и прочих шумовых эффектов. Актриса настояла на своем и победила! Роль в «Гамлете» открыла зрителям совершенно новую Асенкову… А сцена, где Офелия гибнет и поет песню: «Ох, ива, зеленая ива», вызвала слезы и бурю оваций!
Слава актрисы росла, но и завистники не дремали. Асенковой приписали роман с ее партнером Николаем Дюром. Очень страдала бедная девушка от интриг и сплетен! Чистая и ранимая она не имела честолюбивых планов, а хотела служить искусству и быть полезной своей семье…
В апреле 1836 года Варенька сыграла Марью Антоновну в новой пьесе Гоголя «Ревизор». Сам автор присутствовал на премьере. Потом была премилая роль Софьи у Грибоедова в «Горе от ума»… Но по-настоящему мечтала Асенкова о роли Эсмеральды из «Собора парижской богоматери». Ее желание сбылось. Пьесу «Эсмеральда», по мотивам романа собрались ставить у них в Александринке! А какие нешуточные страсти кипели «в верхах» вокруг этой пьесы! Николай первый наотрез отказывался разрешать ее, ведь пьеса была о революции. А волнений в стране государь боялся больше всего на свете! Он помнил, что такое восстание декабристов!
В марте 1837 года пьеса легла на стол Николаю. Она была написана немецкой актрисой Шарлоттой Бирг – Пфайфер, переведена на русский язык Александрой Михайловной Каратыгиной, и в результате, от героев Гюго остались только имена. Это была другая пьеса. Окончательно отредактировать ее государь поручил некоему Гедеонову. Вот как выглядело произведение в исправленном варианте:
«1) Действие происходит не в Париже, а в Антверпене, не при Лудовике XI, а при герцоге, которого имя не упоминается.
2) Вместо собора Notre Dame de Paris декорация представляет Антверпенский магистрат, куда скрывается Эсмеральда.
3) Вместо духовного лица сделано светское — синдик.
4) Фебус, по роману развратный молодой человек, заменен нравственным и платонически влюбленным женихом.
5) Возмущений на сцене никаких не представляется. В 4-м действии говорят о намерении цыган освободить Эсмеральду из магистрата, в котором она находится не по распоряжению правительства, а вследствие похищения ее Квазимодом.
6) Окончание пиэсы благополучно. Эсмеральда прощена и порок в лице синдика Клода Фролло наказан.
Вообще в пиэсе и в разговоре действующих лиц соблюдено должное приличие, сообразное с духом русского театра».
Николай наложил резолюцию: «Ежели так, то препятствий нет, ибо не та пьеса, а только имя то же».
Очень расстроился по поводу таких цензурных изъятий критик Апполон Григорьев: «Но боже мой, боже мой! Что же такое сделали из дивной поэмы Гюго? Зачем изменили ничтожного Фебюса в героя добродетели? Зачем испортили сентиментальностью ветреную, беззаботную Эсмеральду, девственную Эсмеральду, маленькую Эсмеральду?..»
Но Вареньке Асенковой все эти сокращения были до лампочки, главное, что пьеса была о любви. И она сыграет ее.
И вот, настал день премьеры. Костюм цыганки шел Асенковой идеально. Она поклонилась императорской ложе и запела:
Где струятся ручьи
Вдоль лугов ароматных,
Где поют соловьи
На деревьях гранатных,
Где гитары звучат
За решеткой железной —
Мы в страну серенад
Полетим, мой любезный!
Вареньку будто что-то тянуло к представительному, статному царю. Остановиться она уже не могла: «Мне быть твоей женой, мне, бедной цыганке, бессемейной, без отца, без матери… Ах, если бы ты принял меня в служанки, я бы следовала за тобой на край земли — я бы служила тебе, как верная собака, которая лижет ноги своего господина, и была бы счастлива! И быть твоей женой, мой благородный, прекрасный рыцарь, мой защитник, мой супруг! Ах, вези меня туда…» Бедный Дюр не знал, куда ему деваться, на него актриса не смотрит, а говорит все это, обращаясь к царю! И с какой страстью!
«Нет сомнений, она его любовница!» - думал каждый, сидевший в зале. А в романе Гюго этот монолог выглядел еще откровеннее: «Плясунья венчается с офицером! Да я с ума сошла! Нет, Феб, нет, я буду твоей любовницей, твоей игрушкой, твоей забавой, всем, чем ты пожелаешь. Ведь я для того и создана. Пусть я буду опозорена, запятнана, унижена — что мне до этого? Зато любима! Я буду самой гордой, самой счастливой из женщин!» Так что, подтекст, несмотря на «причесанную» версию, был понятен, ибо роман Гюго читал весь мир.
Конечно, Варя поступила очень опрометчиво. Этого ей делать не следовало. Была ли она на самом деле любовницей царя? Вопрос остается без ответа. Я думаю, маловероятно. Но даже если в душе молодой девушки были чувства к царю, этим монологом она выдала себя. Асенкова «спалилась», как сказали бы нынче. Если чувств не было – все равно это повод для сплетен! Варенька сделала это по молодости, по неопытности. Бедная девочка! Механизм зависти и интриг уже работает! Теперь до конца дней не будет покоя ее истерзанной душе!
В газетах и в устной речи с особенным подтекстом стали произносить слово девица по отношению к Асенковой. В глазах людей она уже переспала и с царем и со всеми актерами Александринки. Отвергнутые мужчины слали ей письма с откровенными предложениями секса. Изображали ее в карикатурах и пошлых рисунках, срывали спектакли… «Задери юбку повыше!» - такие восклицания из зрительного зала стали обычным делом… И ни один человек ни делал ничего, чтобы ее защитить! Ранимая, восприимчивая душа Вари не могла с этим мириться, не могла не реагировать….
Однажды некий купец, отвергнутый актрисой, скупил билеты на первые ряды и посадил туда специально нанятых лысых мужчин. В зале стоял гомерический хохот, а Варенька расплакалась и не смогла продолжить выступление. Конечно, своими ролями в водевилях, кокетливой мимикой и фривольными позами, Асенкова провоцировала мужчин, создавалось ощущение, что актриса может позволить все. Поздно она поняла это, бедное восхищенное дитя! Люди путали образы и реального человека. Увы, это бывает часто.
Но были и такие которые продолжали искренне восхищаться. Как, например, Виссарион Григорьевич Белинский: «…Она играет столь же восхитительно, сколько и усладительно… каждый ее жест, каждое слово возбуждает громкие и восторженные рукоплескания… Я был вполне восхищен и очарован».
И все-таки зависти, интриг и сплетен было в ее жизни уже куда больше. Однажды Михаил Семенович Щепкин, будучи в Петербурге, посетил ее водевиль «Полковник старых времен»: После спектакля Асенкова ни могла ни подойти к мэтру:«Михайло Семёнович, как Вы находите меня?» «Вы, конечно, ждёте похвалы, — жёстко ответил Щепкин. — Ну, так утешьтесь: вы в „Полковнике старых времён“ были так хороши, что гадко было смотреть».
Еще и сестры Самойловы - «лучшие подруги» затевали всякие дрязги из-за ролей… Водевили с Надеждой Самойловой публика принимала плохо, она на них зевала и засыпала, в отличие от водевилей с Асенковой. Самойловы подкупали людей, которые на спектаклях освистывали каждую реплику Вари.
Увы, увы, не от актрис
Актрисе ждать пощады.
Младые грации кулис,
Прелестны вы — с эстрады:
Там вся поэзия души,
Там места нет для прозы.
А дома зависть, барыши,
Коварство, злоба, слезы…
Так напишет наш поэт Некрасов, один из самых преданных поклонников Вареньки Асенковой. Он был вхож в ее дом и хранил всю жизнь самую добрую память об этой девушке…
Однажды к зеленой карете подошел какой-то офицер и бросил внутрь ее зажженную шутиху! Стоял и хохотал… Шутиха упала в тяжелую шубу актера Петра Ивановича Григорьева и тут же погасла.
В тот же вечер Варя узнала, что очередной «джигит» пробрался к ней в квартиру и в отсутствие хозяев изрезал кинжалом всю мебель!
Затем, начали приходить угрожающие письма: «Асенкова! Сиди дома и не высовывайся, иначе будешь искалечена и изуродована!»;
А как-то на вечернем спектакле толпа пьяных офицеров опять выкрикивала из зрительного зала непечатные выражения. Снова слезы и срыв спектакля…
Запах краски и клея, царивший в театре, частые сквозняки – все это подорвало здоровье Асенковой. У нее началась чахотка. В 1838 году появились первые признаки болезни. Девушку мучила общая слабость и душил кашель. Но Варя продолжала играть. А Надя Самойлова продолжала злословить: «Вы слышали? Асенкова играет в новом водевиле «Ножка»! Опять свои ножки всем будет показывать! Развратница! Только это она и умеет! Толпы поклонников, любовь зрителей, и за что ей такое счастье!»
Весной 1839 года от туберкулеза скончался Николай Дюр. Варя была потрясена этой потерей. «Ну, знать и я скоро от чахотки умру», - подумала актриса. С похорон друга она пришла уже совсем больная… Болезнь надолго лишила ее возможности выступать, но девушка боролась. Так прошло два года.
В феврале 1841го должен состояться бенефис Вареньки. И вот, безнадежно влюбленный в нее драматург Николай Полевой написал для Асенковой новую пьесу «Параша-сибирячка». Эта история произошла на самом деле. Речь идет о дочери, которая вымолила у царя прощение за своего невинно осужденного и сосланного в Сибирь отца. Правда, драматург несколько изменил сюжет. Неизвестный (такова по пьесе фамилия Парашиного отца) действительно убил карточного шулера и был сослан в Сибирь. Параша родилась уже там, тайны отцовской она не знала, а выведала ее случайно, подслушав разговор отца с Прохожим, бывшим его сослуживцем, и поехала в Петербург, умолять царя простить Неизвестного. И прощение было получено. Полевой схитрил, обозначая временем действия 1801 год, чтобы снять ненужные ассоциации с восстанием декабристов.
Пьеса Асенковой понравилась, но никакие уловки драматурга не смогли спасти вещь от запрещения. И тогда Варенька обратилась к Николаю. Государь охотно согласился лично прочесть пьесу и вынести свое решение. Через две недели император пришел за кулисы Александринки и сказал актеру Василию Каратыгину: «Вот. Передайте Асенковой, я почти прочел «Парашу – сибирячку» и не нахожу ничего, за что следовало бы ее запретить. Пусть идет! Варвара Николаевна будет счастлива!»;
Наступило 17 февраля. В этот день был своего рода бенефисный поединок между бывшими подругами: Надей Самойловой («Граф-литограф, или честолюбивая штопальщица».) И Варей Асенковой («Параша – сибирячка», и «Ножка») Первой была Самойлова, она с треском провалилась и ушла со сцены в слезах. Потом вышла Асенкова в «Параше»:
Зоря, зоренька,
Сестра солнышка!
Ты, румяная раскрасавица,
По поднебесью зарумянилась…
Аплодисменты гремели, не смолкая… Многие зрители заметили большой румянец и лихорадочный блеск в глазах… Знала ли Варенька, что это ее последний выход… Последний раз она видит эти счастливые лица и аплодисменты… Многие плакали, когда Параша обнимала своего спасенного отца! Потом началась "Ножка":
От старого обыкновенья
Мы не хотели отступить.
И этой «Ножке» снисхожденья
Должны у зрителей просить.
Быть может, что суха немножко,
Войдет ли в театральный круг…
Чтоб удержалась наша «Ножка»,
Не пожалейте ваших рук!
Знали ли зрители, что последний раз сексуально помашет им ножкой из-за ширмы Варенька Асенкова? Последний раз улыбнется своей нежной наивной улыбкой и посмотрит на всех широко открытыми глазами ребенка?
Овациям не было конца, актрису осыпали цветами…
Больше Варенька на сцену не вышла… Она совсем ослабла, не могла говорить громко и никого не принимала: «Не надо, они уже не узнают меня»… Ее душил кашель. «Мама, если б вы знали, как хочется жить, жизнь так прекрасна! Как не охота отдавать Богу душу!» - говорила Варя матери слабеющим голосом. Александра Егоровна, обливаясь слезами, утешала ее как могла…
За несколько дней до смерти Варя захотела увидеть Надю Самойлову и послала за ней. «Зачем дочка?- спрашивала мать,- она нам сделала столько зла!»
«Я хочу ее видеть!» Надя к ней приехала. Они разговаривали за ширмой и так тихо, что никому из домашних не было слышно… Что ей сказала умирающая Асенкова – это осталось тайной. Только Самойлова вышла от нее, рыдая, и произнесла: «Господи, прости меня! Как же я могла! Никогда больше не скажу про нее ни одного дурного слова! Никогда, слышите! Варя ангел!» Смерть примирила бывших соперниц…
10 апреля 1841 года Варе Асенковой исполнилось 24 года, а 19 го апреля она умерла… Актриса лежала во всем белом, в венке из белых роз. «Моя Офелия»,- шептал Николай Полевой, стоя у ее гроба. Когда Варю хоронили, был страшный ливень, такой, что ничего не видно было вокруг. Полевой все прижимался к покойнице губами, пока не закрыли крышку… А в стороне стоял никому не известный юноша и плакал, вытирая кулаками лицо. Это юноша был будущий поэт –Николай Некрасов. Погребение актрисы состоялось 22 апреля на Смоленском кладбище города Санкт-Петербурга.
В 1938 году прах Асенковой вместе с памятником был перенесен на кладбище Александро-Невской Лавры, в аллею мастеров искусств. В 1941 году, началась война и Вареньку, через сто лет после смерти постигла печальная участь. Немецкая бомба попала в могилу, уничтожила памятник вместе с бюстом. В 1955 году могила актрисы Асенковой была восстановлена.
Какой вывод мы можем сделать из всего жизненного пути этой актрисы? Варя Асенкова своей жизнью преподала урок, который нужно усвоить всем. Красота никогда не спасет мир. Это мир должен спасти красоту! Спасти от злобы, зависти и хамства… Мы люди должны сами любить и беречь красоту, и беречь тех, кто нам ее приносит! Красота беззащитна. Ее легко вырвать с корнем или вытоптать ногами. И человек, несущий искусство и не меркантильный, еще более беззащитен. Мы неблагодарная страна, любящая только мертвых. Стали вздыхать о Варе Асенковой, когда она умерла, но никто не додумался защитить бедную девушку живой. Оскорбить–то человека всегда легче, чем утешить, обогреть и сказать доброе слово…
В 1855 году Некрасов написал стихотворение «Памяти Асенковой»:
В тоске по юности моей
И в муках разрушенья
Прошедших невозвратных дней
Припомнив впечатленья,
Одно из них я полюбил
Будить в душе суровой,
Одну из множества могил
Оплакал скорбью новой…
Я помню: занавесь взвилась,
Толпа угомонилась -
И ты на сцену в первый раз,
Как светлый день, явилась.
Театр гремел: и дилетант,
И скептик хладнокровный
Твое искусство, твой талант
Почтили данью ровной.
И точно, мало я видал
Красивее головок;
Твой голос ласково звучал,
Твой каждый шаг был ловок;
Дышали милые черты
Счастливым детским смехом…
Но лучше б воротилась ты
Со сцены с неуспехом!
Увы, наивна ты была,
Вступая за кулисы -
Ты благородно поняла
Призвание актрисы:
Исканья старых богачей
И молодых нахалов,
Куплеты бледных рифмачей
И вздохи театралов -
Ты всё отвергла… Заперлась
Ты феей недоступной -
И вся искусству предалась
Душою неподкупной.
И что ж? обижены тобой,
Лишенные надежды,
Отмстить решились клеветой
Бездушные невежды!
Переходя из уст в уста,
Коварна и бесчестна,
Крылатым змеем клевета
Носилась повсеместно -
И всё заговорило вдруг…
Посыпались упреки,
Стихи и письма, и подруг
Нетонкие намеки…
Душа твоя была нежна,
Прекрасна, как и тело,
Клевет не вынесла она,
Врагов не одолела!
Их говор лишь тогда затих,
Как смерть тебя сразила…
Ты до последних дней своих
Со сцены не сходила.
В сознанье светлой красоты
И творческого чувства
Восторг толпы любила ты,
Любила ты искусство,
Любила славу… Твой закат
Был странен и прекрасен:
Горел огнем глубокий взгляд,
Пронзителен и ясен;
Пылали щеки; голос стал
Богаче страстью нежной…
Увы! театр рукоплескал
С тоскою безнадежной!
Сама ты знала свой удел,
Но до конца, как прежде
Твой голос, погасая, пел
О счастье и надежде.
Не так ли звездочка в ночи,
Срываясь, упадает
И на лету свои лучи
Последние роняет?..
А что нам грешным еще остается? Только помнить… И молиться о том, чтобы как можно больше было таких людей, способных дарить радость и смотреть на мир широко открытыми глазами, как смотрела она, Варенька Асенкова – восхищенное, влюбленное в жизнь дитя…
Март 2015г.