Дочь морской нимфы Фетиды, была непередаваемо прекрасна. Светоносный Гелиос, каждый день проезжая на огненной колеснице высоко над Землей, однажды заметил ее вьющиеся рыжие волосы, опрятно прибранные блистающей бриллиантовой диадемой. Океанида Климена была почти нага и сверкала под лучами солнечного бога своей бархатистой кожей, слегка напоминающей золотую чешую. Пышную грудь прикрывали только небольшие раковины в области ореолов, а с бедер свисала короткая небрежная накидка из жемчуга. День подходил к логическому завершению, и лучезарный наездник поставил своих четырех крылатых коней в конюшню, где они тут же захрапели до следующего утра. А белокурый небесный повеса в лучистой короне легкой накидке, колеблемой теплым бризом, спустился на землю, подкрался к прекрасной Климене, и, чаруя сверкающими глазами, беспардонно овладел ей. К слову, дева особенно и не сопротивлялась, скорее, наоборот, поддалась минутной слабости, в чем-то даже откровенному бесстыдству, что непременно пришлось по вкусу нежданному партнеру. Причем понравилось настолько, что Гелиос впоследствии женился на Климене, а она родила ему сына Фаэтона.
Мальчик рос в любви и материнской ласке, а отец не очень-то заботился о нем, но безумно любил его и никогда ни в чем не отказывал. Титаны вообще не имели привычки воспитывать своих многочисленных отпрысков, вследствие чего некоторые из них росли с апломбом богов, но нередко без способностей своих родителей.
Однажды Фаэтон в очередной раз без задней мысли хвастался своим высокородным происхождением перед приятелями, чем, конечно же, вызвал порцию недовольства с их стороны. Друзья лучезарного мальчика всячески насмехались над тем, что знатное происхождение не давало никаких привилегий и преимуществ перед сверстниками, и с детской злобой, рожденной тривиальной завистью часто дразнили его.
- Фаэтон! – воскликнул один из друзей бриллиантового юноши Кикн, - если ты – сын Солнца, тогда оседлай Свет, Блеск, Гром и Молнию, прокатись на огненной колеснице. В этом случае мы действительно поверим тебе и увидим твою божественную искру.
- Завтра же я опалю твои волосы небесным огнем, - не раздумывая, парировал пылающий безумством эфеб.
Фаэтон тут же отправился к отцу в страну восходящего солнца Эйя. Гелиос редко видел своего любимого сына, но, тем не менее, узнал в горделивом малом себя, поэтому без церемоний распорядился открыть ворота, недоступные обычным людям и радостно приветствовал его.
- Сынок, что привело тебя в мой дворец, в который даже олимпийские боги заходят с необычайной редкостью.
Фаэтон покорно поклонился величественному родителю, несмело приблизился и рассказал суть полемики, приведшей его на аудиенцию к отцу. Гелиос внимательно слушал сына, глаза его словно грозовые тучи наливались необычайной злостью и ненавистью к смертным, которые так бесцеремонно оскорбили его чадо. Фаэтон смалодушничал, когда просто обозначил отцу, что ему необходимо представить некое подтверждение его высокородного происхождения.
- Клянусь водами Стикса, что дам тебе любые доказательства! – бесновался могучий титан, - я могу превратить их всех в горстку пепла и развеять прах по миру, я могу привязать их к колеснице и прокатить по небу. Выбирай, сын мой.
- О свет всего мира, я пообещал этим невеждам, что просто прокачусь на твоей колеснице, - робко пробормотал хитрый, но неразумный юноша.
- Ты спятил! Да, ты - мой сын, но ты же – просто человек, а даже могущественные жители Олимпа не решаются управлять моей четверкой гнедых. Выбирай более безопасный способ доказательства!
- Отец, ты поклялся священной рекой, что выполнишь любую мою просьбу, - настаивал самонадеянный мальчишка.
Это была поистине страшная клятва. Испив той мрачной воды, люди умирали в страшных муках, а боги на десятки лет теряли разум или впадали в беспамятство. Конечно же, Гелиос не мог себе позволить уйти на покой на столь долгое время, и согласился с этой опасной авантюрой. Он объяснил Фаэтону, как править лошадьми, не стегать без необходимости, постоянно держать в колее и не выпускать их из виду, и с грустью отправился наблюдать за происходящим.
Пришло время, когда солнечная колесница начинала свой ежедневный маршрут вокруг земли. Жеребцы истомно били копытами о небесный свод в преддверие утренней зари. Сестрица Гелиоса – Аврора смазала племянника эссенцией из жидкого серебра, чтобы уберечь от обжигающих лучей солнца и открыла ворота.
Поначалу Фаэтон помнил наставления отца и четко придерживался полученных инструкций. К сожалению, в какой-то момент парень почувствовал, что способен управлять колесницей также хорошо, как и бог Солнца. Когда же на горизонте показались обидчики непослушный юноша, с чувством непреодолимой мести съехал с небесной колеи, чтобы осуществить безумную вендетту. Он потерял всякую осмотрительность, ненасытно пришпоривал коней, спустился так низко к земле, что выжег все на своем пути и иссушил все реки и озера, оставив за собой безжизненную пустыню от Магриба до Гималаев. Смертные кричали так сильно, что их услышали боги Олимпа. Зевс опешил от подобного безрассудства, но сиюминутно схватил самую мощную молнию и пустил ее в обезумевшего возничего, устроившего вселенский пожар. Фаэтон замертво упал в реку, кони разбежались в разные стороны, но позже вернулись в свое стойло сами, а золотая колесница разбилась на мелкие фрагменты и разлетелась по всему свету, которые и сейчас кое-где можно отыскать.
В тот день солнце так больше и не выходило на свою привычную орбиту. Единственным светом, озарявшим землю, были только пожары. Климена горько оплакивала сына, вскоре вернулась на дно океана и больше ее никто и никогда не видел. Сестры Фаэтона так долго проливали слезы, что превратились в тополя, а их слезы в янтарь. Друг же Фаэтона, который подстрекал его на этот сумасбродный поступок постоянно нырял в реку, чтобы найти останки погибшего бедняги и превратился в лебедя. Лебедь и по сей день ныряет головой в воду, ищет в ней вчерашний день, но, конечно же, найти не может.
Гелиос обрел силы и мужество, он восстановил колесницу, запряг коней, извергающих огонь, и встал на привычный путь на следующий же день. Из его очей падали крупные слезы, он с чувством скорби смотрел на желтые плеши пустынь, появившиеся на земле, которые напоминали ему о любимом сыне.